Читать книгу Записки с Белого острова - Алина Пожарская - Страница 11

Вот так подходишь зимой к заброшенной старой «Волге», а там на толстом слое снега пальцем написано: вы дураки. Ну, это образно. Обычно написано гораздо хуже.

Подходишь, натягиваешь рукав на кисть руки, р-раз! и смахиваешь снег на землю.

Глядишь – а там, на капоте, маркером: Бог есть любовь.

И ты уходишь: ещё домашка не сделана.

* * *

У Стопаря новая гениальная идея.

– Теперь вы у меня все диджеи! – сказал он.

Мара – Диджей Мара, Тая – Диджей Тая, Неотмиркин – Диджей Хайрастый, Вихорская – Диджей Булавка («Убери эту ужасную булавку из брови!» – права на кликуху принадлежат завучу Галине Михалне), кудрявая Катя Шустрикова – Диджей Пушкин, а староста Марина Кондарёва – Диджей Кондрашка.

– Вот нет, – обиделась она, – чтобы «Диджей Марина»!

А я стала Диджей Двести Двадцать. На мой резонный вопрос, какого чёрта, Стопарь ответил:

– Да потому что ржёшь так, как будто тебя двести двадцать ударило!

Я скрестила руки на груди. – Это не я! Это микроскоп всё!

– Вот-вот, – заметил Стопарь. – О чём и речь.

Однажды на биологии меня насмешили бактерии, которые мы по цепочке смотрели через микроскоп. И все стали ржать, тоже по цепочке.

Правда, сегодня меня ничто не насмешило, потому что я повздорила с Диджеем Толяном и пришла домой с отпечатком диджей-толянской кроссовки спереди на бедре.

– Вот же! – сказала мама. Она, как назло, вместо редакции взяла работу на дом. – Опять Рахматуллин?

– Опять.

На Толяна я не жалуюсь только потому, что у него демократия по части доставаний. Достаёт Толян всех.

– Ты самое главное-то, Аль, – сказала Мара, когда я вышла во двор. – Когда с кем-то дерёшься, тебе должно быть плевать, что с тобой случится. Только так ты можешь победить. А нет – так лучше и не начинать вовсе.

Мы сидели на заборе. Забор периодически кренился назад, но мы так уже падали, ничего страшного в этом нет. Было весело.

– Сегодня я так и сделала, – ответила я.

– И как?

– Кажется, получилось. Но часто повторять не смогу. Победить победю, а от какого-нибудь сердечного приступа сдохну.

* * *

На другой день я пришла с морковкой. В школе недавно открылся живой уголок – это случилось, когда Андрею, Ма́риному парню, какие-то малолетки оставили крысу, попросили за ней присмотреть, и убежали. Андрей крысу дома держать не мог, пожалел её и отнёс в кабинет биологии. И, сам того не желая, основал уголок – ну или не он, а крыса Юлька. Позже там появились крольчиха Кнопка, коричневый морской свин Чапаев, пара безымянных бактерий – виновники моего погоняла «Диджей Двести Двадцать» – и два мадагаскарских таракана Болек и Лёлек. Эти два товарища живут в стеклянной банке, и однажды их кто-то выпустил. Болек зашёл в исторический кабинет и был восторженно принят пятиклассниками, а Лёлек явился в учительскую, но фурора произвести не удалось: завуч Галина Михална, по совместительству учитель биологии, молча взяла его и посадила на своё почти горизонтальное декольте. Почётно пронесла его через весь этаж и водворила обратно в банку.

Я решила, что заниматься буду не деструктивом, а конструктивом: например, кормить Кнопку. Это полезнее всем: и Кнопке, и Рахматуллину, и мне.

У самого кабинета я остановилась: оттуда слышался грохот.

Я сняла рюкзак, повесила его на одно плечо так, чтобы он болтался на животе, сделала вдох и вошла.

На парте лежал Гаврила Слизняков из девятого. Он вытаращил глаза и устремил их в потолок.

А на Гавриле возлежал Диджей Толян и тоже таращил глаза – глаза у него как вишни. Сжимал Гавриле горло и что-то пытался ему объяснить.

Увидев меня, оба рухнули с парты на школьный пол.

– Доброе утро, – сказала я. – Не помешала?

– А теперь пошёл отсюда, – закончил Толя свою лекцию, начало которой я пропустила.

Гаврила встал, отряхнулся, зачем-то ощупал коленки.

– Руки убрал, – сказал он. – Понял я, понял.

И вышел мимо меня из кабинета.

На шум прибежал Диджей Большой Женя: он иногда ухаживает за свином Чапаевым.

– Что сегодня случилось тут? – спросил он. Видимо, накануне опять «Звёздные войны» пересмотрел.

Толя тоже поднялся. Он тяжело дышал.

– Так вот, – начал он. – Захожу я в школу, вижу краем глаза – Слизняк сюда пошёл. След свой, хе-хе, оставил.

– Ну и?

– Ну и я за ним. Вхожу, а там он. В одной руке Юлька. Во второй зажигалка. И он Юльке зажигалкой в нос тычет.

Мы замолчали. Юлька грызла прутья клетки как ни в чём не бывало. Чапаев спал под газетой. Кнопка бегала по кругу, время от времени забегая на стены клетки, как будто паркурщица. Бактерии сидели под зонтиком микроскопа. Болек и Лёлек внимательно за нами наблюдали.

Толя Рахматуллин впечатал руки в коленки и остался стоять в позе вратаря, хотя дыхалка к нему давно вернулась. Я поняла, что сейчас переломный момент. Будто с Толика тонкий слой стёрся.

– Ну и я на него наехал, – закончил он свой рассказ. – Слизняк Юльку с испугу бросил, да попал в клетку, а то бы мы ещё и её искали. Дальше ты видела.

– М-да, – сказал Большой Женя. – Кто бы мог подумать.

– Знаешь, Толян, – начала я. – Ты всё равно ко мне не подходи. Но…

Тут Большой Женя меня перебил.

– Слышь, Беляева. То есть ты этим вот драться собралась?

– Ага, – подхватил Толя. – Рыцарь морковного ордена.

Я посмотрела на себя. На плече висел щит в виде рюкзака. В руке я отважно сжимала Кнопкину морковку.

– Ладно, – сказала я, – проехали. В общем, я что хотела сказать. Ты, конечно, долбанутый на голову. И держись, пожалуйста, на расстоянии.

– Но? – напомнил Толя.

– Но вот за Юльку тебе респект, – закончила я.

И опустила оружие.