Читать книгу Записки с Белого острова - Алина Пожарская - Страница 5

Между поймой и дворами – поле. Промежуточный пункт. Перепутье.

Место, где можно бегать и орать.

* * *

В чеканку мы Стопаря ободрали.

Началось лето, а летом у нас начался футбол. Благо Седов в него не играет.

У девчонок с чеканкой оказалось лучше, чем у парней. Мы с Марой и Таей чеканили раз по девяносто: Мара в узких тёмных джинсах, Тая в голубых джинсах брата, я в старых физкультурных штанах. Один не в моде, девять сгорает. Стопарь с трудом дочеканил до девяноста восьми.

– Видали? – крикнул он и торжественно пульнул мячом в небеса.

– Э-э… – сказала Мара.

– Ты что сделал?! – спросила Тая.

– Стопарь, – сказала я, – девять вообще-то сгорает.

Настала тишина. Где-то далеко от нас мяч шлёпнулся о землю.

– А-а-а! – донеслось до другого конца Острова.

– Нафиг ты девяносто девять чеканул? – допытывалась я.

– А-а-а-а-а! – орал Стопарь. В этот момент он был выше самоанализа.

Так вот: в чеканку мы его ободрали. – Зато я вас в футбол сделаю, – причитал Стопарь и танцевал на тощих ногах великий танец досады.

Но горевал он недолго: мы сжалились и согласились на навес, квадрат и прочее. Стопарь воскрес моментально.

– Давайте! Навес! Опа-па! Это называется «полное незнание техники футбола»! Анри! Не спи! Канделя! Прими на́ бошку! Бартез Косая Нога! Зида-а-ан!

Мара у него была Канделя, Тая – Анри, я Бартез Косая Нога – глазомер ещё не выработала, – а сам он, конечно, Зидан. Иногда, в моменты скромности, – Нигматуллин[1] .

* * *

Так у нас воцарилась гармония во дворе. Но Мачо Ермоленко с другого двора это не нравилось.

– Ну что вы можете? – сказал он мне, когда шёл домой через наш двор. – Вот я, например, в секцию хожу.

– Ну и ходи, – ответила я. – Микроскоп дать? За нами, инфузориями, наблюдения вести.

– И вообще это, – добавил Мачо, – не бабское дело. Это я тебе доверительно говорю. Как товарищ.

Я наклонилась к Мачо вплотную. Доверительно. Как товарищ.

– А помнишь, – сказала я, – как ты пришёл к нам в третьем классе?

Мачо тут же сник и замолчал. И превратился обратно в Димочку-ребята-познакомьтесь.

А дело в том, что в третьем классе завуч привела к нам пацанёнка Диму с серыми волосами и высоким лбом. Дима приехал с родителями из Ленинска-Кузнецкого, перескочил к нам сразу из первого в третий класс и весь день горько плакал от стресса, вызванного внезапной сменой детского коллектива. Мачо он стал далеко не сразу. И то благодаря тому, что, к примеру, Ирка-модель, которая пришла в пятом, об этом не знала.

– Беляева, – с достоинством сказал Мачо, – ладно, оставим этот разговор. Но не потому, что я испугался. А потому, что это запрещённый приём.

И шмыгнул носом.

* * *

Из ржавых хоккейных ворот под липами мы выросли.

– Спасибо вам, родимые, – сказал Стопарь, – Беляева, и ты пару слов скажи!

– И простите, – добавила я. – За то, что столько через себя пропустили.

Стопарь два месяца тренировал меня в воротах. «Замену себе готовлю», – важно пояснял он, втягивая и без того тощий живот. Штрафные Стопарь называл почему-то буллитами – видимо, хоккейные ворота способствовали. А иногда мы шли в поле, где он показывал, как подать через голову. «Для этого надо упасть. На спину!» – орал он, задирал ногу, делал подачу и с видом храброго воина бухался на траву.

– И что же теперь? – спросила я, когда мы закончили все церемонии.

– Да вот же, – сказал Стопарь, – два дерева стоят. Всяко на футбольные больше похоже.

Мы со Стопарём сразу встали каждый в свои ворота. Мара пошла к Стопарю, Тая ко мне, и в довесок – Санька Идрисова, с прозвищами «Арка» за длинные ноги и ещё одним по фамилии, не очень вежливым.

– Я не могу больше! – крикнула Санька на счёте 7:7, когда Стопарь в седьмой раз натянул футболку на лоб и пробегал по полю круг радости. – Играйте без меня!

– А ну стоять! – Стопарь выглянул из горла футболки, став похожим на Таину черепаху. – Арбитром будешь!

– Я не умею!

– Бегай, свисти с умным видом и счёт объявляй!

На том порешили.

– Что, гол, что ли? – кричала Санька, делала рукой козырёк от солнца и вприпрыжку бежала к нам.

Потом она научилась подслушивать, что говорит Стопарь, и дело пошло куда лучше.

– Что, угловой? Угловой! – громко объявляла она для всех.

Тут на пригорке показались белые шорты, футболка с чёрно-красным узором и соломенная шляпа. Но это всё были разные люди.

– Это что за самодеятельность? – спросил Рыжий с чёрно-красным узором. Да, он тоже носил Айрон Мейден на своей рыжей груди.

– Это наши в футбол играют, – пояснил Мачо и подтянул белые шорты.

– Может, мы с ними? – спросил Гроб и снял соломенную шляпу. Очевидно, все они шли на пойму купаться.

– А, интеллигенция припёрлась! – заорал Стопарь. Гроб поздоровался с ним за руку.

– Короче, – сказал Гроб, – вы уплотняетесь, а мы втроём против вас.

Гробу и Рыжему по двадцать лет, поэтому они помнят слово «уплотняетесь» и могут играть против нас в одиночку, хоть в секции отродясь не ходили.

Мы выстроились в две линейки, попели гимн, чтобы было как по телевизору, и разошлись.

На десятой минуте Рыжий забил мне гол.

– Стопарь, – сказала я, – дуй в ворота. Хватит это терпеть.

– Да ты чего, – ответил Стопарь. – Подумаешь, гол! Стой давай!

– Не в этом дело, – возразила я и показала правую руку. После запястья начиналось нечто невразумительное, похожее на сломанный стебелёк.

– Сломала, что ли?

– Вроде нет, – ответила я. – Всё равно, в ворота вали.

И стала уводить у Гроба мяч.

Мы чуть не запутались в ногах друг друга, и где-то я такое уже видела. Только вот где?..

Гроб прямо на ходу приподнял шляпу, посмотрел на меня и сказал:

– Молодец, однако.

Тут я вспомнила, где уже видела, чтоб у людей ноги так сплетались в узелок: в фильме «Грязные танцы». Мне этот фильм дала посмотреть Вихорская, подтерев цифру в метке «не рекомендуется лицам до 18 лет» и исправив её на «10».

– Ты поддаёшься, что ли? – спросила я.

– Не-а.

* * *

– Ну что, – сказал Мачо, – сделали мы вас, да?

Счёт был 20:13 в их пользу.

– Да и фиг с вами, – ответил Стопарь.

Уже вечерело. Рыжий и Тая ушли во дворы наверх – Рыжий друг Таиного брата. Санька лежала и смотрела в небо, а мы со Стопарём, Марой и тремя противниками распивали примирительный «Колокольчик».

– Мачо, – ответила я, – руку убрал с моей талии. Ты ведёшь себя нелогично.

– Неприлично? – поправила Мара.

– Нет, – сказала я, – нелогично. Ты всю дорогу твердил, что это не бабское дело – в футбол играть. А сейчас снизошёл до игры с нами. А раз уж сыграл, так и нечего. Забыли, кто девки, а кто пацаны.

– Да, – кивнул Гроб, – по идее она тебе должна не пощёчину влепить, а кулаком врезать. Чтоб логику соблюсти.

Я пожалела о том, что мне тринадцать, а Гробу двадцать: он для меня слишком стар.

– Да ну вас, – проворчал Мачо. – Логики-практики. Философы со двора.

Наступил мир. «Колокольчик» передавался по кругу. Пахло липой и раздербаненной нами травой. На дереве, которое было штангой ворот, а сейчас временно стало просто деревом, пела маленькая серая птичка.