Читать книгу Петербургский прозаик. Альманах №1 - Альманах - Страница 27

Я уже второй год работаю на радиоузле небольшого провинциального городка. Рабочий день начинается с шести утра и длится до двух часов, потом перерыв до пяти, а затем вновь до двенадцати ночи работа. Кроме основных обязанностей – следить за радиотрансляцией, чтобы та проходила без помех и чтобы чужие станции не попадали на трансляцию, я еще занимался ремонтом радиоприемников и вообще был большим радиолюбителем. Я мечтал сделать такой приемник, чтобы можно было слушать станции, которые в то время считались запрещенными: это «Голос Америки», радиостанция «Свобода» – их глушили, но мы пытались их все-таки поймать, чтобы послушать, что там говорят о нас и о них, хотя это было под строгим запретом.

Радиолюбители пытались отфильтровать «глушилки» с помощью того, что тогда имелось. Тогда еще не было транзисторов в продаже, а высококачественные детали было трудно достать, поэтому отфильтровать было практически невозможно, но тем не менее были попытки.

В тот день я также сидел и работал над тем, чтобы сделать приемник, способный поймать запрещенную станцию. В дверь кто-то постучал. Я не глядя крикнул:

– Входите, открыто.

Когда поднял глаза, то увидел, что входит маленькая старушка. Естественно, я сразу узнал ее – это была учительница литературы, как мы ее называли, бабка. Я встал и поздоровался, сказал:

– Здравствуйте, Елена Владимировна.

Она посмотрела на меня, кивнула и стала осматривать помещение. Убедившись, что кроме меня там никого не было, она обратилась ко мне:

– Ты что здесь делаешь?

– Работаю.

– Работаешь? Хорошо.

Я стоял как примерный ученик, держа в руках паяльник. Она посмотрела на паяльник, на приемник, который стоял передо мной.

– А есть кто-нибудь старший здесь или начальник?

Я ответил, что на данный момент старшим являюсь я.

– Ты? – удивилась она.

– Да, я.

– А ты что, понимаешь здесь что-нибудь?

– Да, наверное, понимаю, мне доверили.

– В самом деле? Хорошо. У меня уже третий день не работает радио, вернее работает, но очень тихо, совершенно ничего не слышно. Чтобы послушать последние известия, мне приходится к репродуктору прикладывать ухо, а это очень неудобно. Можно оставить заявку?

– Да, Елена Владимировна, я в два часа приду, исправлю.

– Ты? – снова удивилась она. – А ты умеешь это делать?

– Да. Умею и сделаю.

Она окинула еще раз взглядом помещение и стала боком выходить. Я вышел, проводил ее и сказал, что после двух часов заеду. И она ушла.

Я предполагал, что в проводке нарушены контакты, или, что скорее всего, динамик просится в другое место. Я подобрал хороший динамик, проверил его, прочистил звуковую катушку, продул ее хорошенько, чтобы не было никакого хрипа. Приготовил инструмент, который мне понадобится, провод взял и на всякий случай прихватил монтерские когти, если вдруг придется лезть на столб. Все это я приготовил, чтобы в два часа поехать на велосипеде к дому Елены Владимировны.

Приготовив все это, я сел продолжать свою работу, но работать как-то не хотелось. Я стал вспоминать, как в первый раз появилась в нашем классе эта учительница. Ее еще до нас все ученики звали бабкой. Как она оказалась в нашем поселке, никто не знал. Говорили, что после снятия блокады в Ленинграде те люди, которые чудом выжили, – их из Ленинграда направляли в дома отдыха, чтобы немного поддержать их и поправить здоровье. Так на Кубань попала Елена Владимировна – учительница. Здесь она осталась жить и работать. Она была одинокая, ни с кем дружбы не заводила, жила одна. У нее было очень много кошек, она их очень любила. Иногда она приносила с проверки тетради, на которых виднелись следы кошачьих лапок. А иногда она тетради не отдавала, говорила, чтобы новые завели, потому что старая тетрадь у нее попала нечаянно в нехорошее место. Мы догадывались, что, очевидно, кошечки или порвали те тетради, или еще что с ними сделали. Но мы не обижались.

Она ставила нам столько двоек и единиц, что посчитав все колы и пары, которые нам ставили другие учителя вместе взятые, цифра эта все равно будет меньше. А получить кол было очень просто. Если она что-то спросила ученика, а тот встал и начинал со слов: «Ну, вот…», то она сразу прерывала его и говорила: «Садись, единица!» При этом добавляла: «Вот когда вы запряжете меня, вот тогда и будете нукать!» Также если ученик начинал предложение с деепричастного оборота, то происходило то же самое.

– Я вам преподаю литературу – русскую литературу на русском языке, поэтому давайте говорить на правильном русском языке. Я понимаю, что вы казаки, что вы балакаете. Но когда будет балаканье введено как основной или второй язык на Кубани, вот тогда я с вами с удовольствием побалакаю, а пока я вам преподаю русский язык, поскольку вы живете на Руси и вы – русские, хоть и называете себя казаками, воинами. Вы русские люди и давайте говорить по-русски. Запомните, что в русском языке предложение начинается с подлежащего.

Елена Владимировна нас учила именно русскому языку и русской литературе. Мы с удовольствием слушали ее уроки, она знала очень много. И вот сейчас я вспоминаю, как она преподавала нам, эта маленькая старушка. Сколько лет ей – никто не знал. Мы как-то не интересовались, бабка – она и есть бабка: маленькая, худенькая, седая совершенно, с большим портфелем, в котором она таскала наши тетради. Я представляю, как ей это было тяжело, но она все равно всегда брала тетради домой на проверку. Когда она возвращала нам тетрадки после проверки, в них было много красных чернил – она исправляла всегда только красными чернилами, причем перьевой ручкой. Иногда бывало и так, что ее красных чернил было больше, чем наших фиолетовых. Она добросовестно исправляла каждое сочинение. Любое неправильно написанное предложение или просто не понравившееся ей сочетание слов она зачеркивала красной перьевой ручкой и сверху писала правильный вариант.

В два часа я на велосипеде приехал к Елене Владимировне. Проверил: конечно, проводка старая. Кое-где на соединениях отсутствовали контакты. Проводка вся была сделана на скрутках, очевидно, сразу после войны было проведено радио, а может быть, еще и в военные годы, когда был дефицит проводов, потому и собрана была проводка из разных кусочков. Я заменил всю проводку и спросил ее, куда установить розетку для репродуктора. Она указала мне место, куда я аккуратно поставил розетку и подвел новый провод. Все время, пока я работал, она стояла и внимательно наблюдала за моими действиями. Кошек здесь было действительно много. Некоторые котята пытались даже играться со мной, хватали провод.

Я установил розетку, подключил динамик, который принес с собой.

– Елена Владимировна, – обратился я к ней, – ваш репродуктор я возьму с собой. Я его проверю и подправлю. Вам я оставляю вот этот репродуктор, он работает хорошо. А завтра я к вам приду. В какое время можно будет к вам прийти?

– А почему завтра? – поинтересовалась она.

– Я сегодня работаю до двадцати четырех, а завтра у меня выходной.

– Тогда в любое время, когда вам удобнее. С семи утра, пожалуйста, приходите.

– В семь для меня рано, а часов в десять я приду, хорошо?

На этом мы расстались, я взял ее репродуктор и заехал домой пообедать. Вечером я осмотрел его, осмотрел динамик и убедился в том, что, конечно, все уже требует замены. Я старые детали все выбросил, установил новые, отрегулировал. Мне хотелось сделать старой учительнице что-нибудь приятное, поэтому я попробовал в этот репродуктор собрать приемник, хотя бы с длинными и средними волнами, но места было мало, если бы были полупроводники… А тогда их как таковых еще не существовало в продаже. У меня были пальчиковые лампы, и я собрал приемник с длинными и средними волнами, разместив его в коробке репродуктора Елены Владимировны.

На следующий день я приехал к ней, привез приемник.

– Как работает радио? – поинтересовался я.

– Очень громко работает, приходится приглушать, – ответила она.

– Хорошо, если вам нравится этот динамик, можете себе его оставить. Но на тот случай, если по какой-то причине вновь будет плохо работать радио, то вот, пожалуйста, я вам еще принес приемник, который можно также включить в электросеть и слушать не только трансляции, но и другие передачи.

Я включил и показал ей наглядно, как настраивать. Ей это очень понравилось. Она поблагодарила меня, сказала спасибо.

Моя работа была окончена, поэтому я стал прощаться с ней. Мне показалось, что она хочет что-то мне сказать, но стесняется. Кстати, я не заметил ни на ее столе, ни где-нибудь еще тетрадей учеников, которые она обыкновенно брала с собой, чтобы проверить их дома. Странным показалось и то, что она сказала мне прийти в любое время, хотя сейчас уже шли по расписанию занятия в школе. Я решил, что, вероятно, у нее сегодня выходной день. Я уже начал выходить, как она обратилась ко мне:

– А ты в институт думаешь поступать?

– Да, – остановился я, – я уже второй год отрабатываю. Сейчас в институт можно поступить, либо отслужив в армии, либо отработав два года на производстве – такое постановление издало правительство, я это выполняю.

– Но ты же не очень грамотный.

– Что есть, то есть. Поэтому я сразу и не поступил в институт.

– А в какой ты поступал?

– В медицинский, – ответил я.

– В медицинский, да? И что?

– По всем предметам пятерки, а по вашему – по литературе – тройку получил.

– Ты всегда был неграмотный – не в пример твоей сестре и брату, которые грамотные.

– Елена Владимировна, так уж сложилось. Я самый младший, наверное, потому…

– Так ты думаешь все-таки поступать в институт? – перебила она меня.

– Да, конечно, думаю.

И тут я замечаю, что у нее задрожала нижняя челюсть, было заметно, что она пыталась унять эту дрожь, прикусив губы. Потом она подняла на меня глаза и сказала тихим голосом: