Читать книгу Карминная метка - Ами Ли - Страница 7

Айра

Свадебная церемония проходит в парковом центре Жозефины Батлер, – до безумия невероятное и красивое место. Он напоминает лабиринт комнат, где каждая, как отдельная история. Бархатные портьеры, антикварная мебель, мерцающие люстры – все дышит аристократизмом. У входа находится стол регистратора, печать, два свидетеля от кланов, журналисты по спискам.

Нам чертовски везет с погодой: палящее сентябрьское солнце, пение птиц, комфортная температура. Во внутреннем дворике соорудили завораживающую арку, от и до украшенную тюльпанами.

Белыми.

Тюльпаны в начале сентября. Еще и мои любимые.

Едва сдерживаю улыбку от детского восторга.

Все поручения отдавал Андрес. Я не вмешивалась в подготовку к свадьбе потому, что всю эту гребаную неделю стараюсь избегать его: тренируюсь, уезжаю с Тревором на разведки, веду группу новичков по холодному оружию.

Делаю все, чтобы пересекаться с ним, как можно реже.

Зал для банкета выглядит магическим: высокие потолки, огромные окна, открывающие вид на городские огни. Это не просто показная свадьба. Такое событие должно прогреметь на всю Америку, чтобы об этом узнал каждый. Сотни гостей, десятки журналистов, огромный фуршет, множество камер. Рассадка продумана по альянсам, а охрана метит рисковые столы алыми фишками – как на шахматной доске, где каждая фигура может стать угрозой.

Я должна умело сделать вид влюбленной по самые уши невесты, самого счастливого человека на земле в этот день. Вот только, совсем не чувствую себя таковой, хоть и по-прежнему влюблена.

Эта влюбленность напоминает мне вспышки молний. Красивые, яркие, завораживающие, но в то же время опасные, предвещающие бури и разрушения.

Андрес был для меня знакомым и близким голосом, но я понимала, что вернуться в тот момент невозможно. Но разве может стихнуть голос, который всегда рядом? Тот, от которого сердце срывается в бешеный ритм, напоминая о том, что было и чего больше никогда не будет?

Вот и мне кажется, что нет. Он продолжит звучать во мне, даже когда все вокруг замолкнет.

Свадебное платье, струящееся словно жидкий жемчуг, мягко облегает фигуру, подчеркивая каждый изгиб. Открытые плечи и руки приковывают внимание татуировками: на левой – кобра невероятной красоты, изящно протянувшаяся от локтя до запястья, скрывая под собой историю, написанную шрамами. На правой, чуть выше сгиба, латиницей выведено одно-единственное слово: «Caelestis». Божественная.

Иногда мне хочется покрыть тело десятками новых узоров – чтобы кожа, когда-то чистая и бледная, стала картой всей моей жизни. Но что-то каждый раз останавливает. Даже эти две татуировки дались нелегко – я сто раз передумала, прежде чем решиться. Видимо, моей безбашенности все же недостаточно, чтобы легко менять себя.

Макияж легкий, почти невидимый: на губах – карандаш оттенка «пыльной розы», на глазах лишь тушь и легкий намек на подводку. А в волосах мерцает диадема. Она изящна и лаконична, и, возможно, создана именно для того, чтобы отвлечь внимание от того, что творится у меня внутри.

Не готова я к этому шагу, хоть убей. Спасает только мысль о том, что все это – театр. Фальшь.

– Я очень жалею, что не обзавелась подругами. Мне бы сейчас не помешала поддержка или отрезвляющая пощечина.

Истерично усмехаюсь, договаривая свою реплику Тревору, вошедшему в комнату. Он улыбается и подходит ко мне со спины. Кладет руки на плечи, слегка сжимая их. Тру ладони, которые как ледышки, после чего цепляю на диадему фату.

– Считай, я твоя лучшая подружка, – беззаботно произносит Тревор.

– Подружка? – хмыкаю и надеваю туфли на достаточно высоком каблуке, чтобы хоть немного поравняться с Андресом в росте. – Маленькая поправка: у подружки обычно нет члена.

– Это не недостаток, – невозмутимо отвечает он, поправляя бабочку. – А бонус-функция. И, между прочим, весьма востребованная.

– Фу, Тревор, – морщусь. – Экономь свои фантазии для тех, кто по тебе сохнет.

– Хорошо, – поднимает руки в жесте капитуляции. – Но, если тебе станет плохо – я все еще твоя лучшая подружка. Только очень оперативная. А вообще, я храню себя для Мелиссы.

– Тут, мне кажется, ты глубоко ошибаешься. Я наслышана о Мелиссе. Безбашенная девчонка. Тебе явно придется нелегко. Жизнь будет полна приключений, или чего похлеще. Ты старичок для нее, малышке всего двадцать.

– Обожаю сложности, ты же знаешь. И не приписывай меня в старичье! Я в самом расцвете сил! Могу доказать, вообще-то.

– Пожалуйста, избавь меня от этого зрелища, – смеюсь. – Ты уже однажды пытался продемонстрировать мне свою «фирменную» гибкость после пяти бутылок пива. Помнишь, чем все закончилось?

Тревор стонет, закатывая глаза и пятясь к двери.

Я театрально сгибаюсь, опуская голову, и начинаю махать рукой, будто собираюсь упасть в обморок.

– «Айра, сто-о-ой на шухере! Я сейчас покажу, как надо!» – изображаю его голос, нарочито хриплым. – А через минуту ты окрестил своей рвотой все кусты у бассейна. Каждый по очереди. Ужас дикий.

– Я был молод и глуп. И кстати, я здесь не за этим. Пришел сопроводить тебя. Как ты?

Улыбка спадает, и я возвращаюсь в реальность. Подхожу к окну, отодвигаю шторку и выглядываю во дворик. Тело дрожит от осознания: прямо сегодня, прямо сейчас, прямо здесь мне придется отдать свою свободу Андресу.

Знаю, настанет день, когда этот цирк с противостоянием разума и чувств мне окончательно надоест. Глупо, конечно, воображать, что мозг способен функционировать без сердца, пусть даже и двадцать секунд. Но и живое сердце в мертвом теле – тоже не вариант. Нужен гребаный баланс. И когда эта внутренняя борьба исчерпает себя, я просто сдамся, подниму руки вверх в знак капитуляции и сложу все оружие к его ногам. Покорно отдам ему свое сердце. И душу заодно.

Однажды я устану сопротивляться потому, что Андрес одним своим появлением заставляет сердце выбивать победный марш.

Но это будет потом. А пока у меня еще есть силы, я буду бороться. За каждый шанс сохранить себя такой, – одинокой, пообещавшей себе однажды, что больше никогда не влюблюсь. Не подпущу его к себе.

– Все в порядке, – бормочу. – Идем.

Беру Тревора под руку и спускаюсь на первый этаж. В горле сушит, ноги ватные, ладони вспотели. Ловлю на себе взгляды, слышу, как щелкают камеры, как играет приглушенная музыка. Но этого, мать твою, недостаточно. Ничто не заглушает внутренний голос, который бьется в голове: развернись, беги, спрячься.

– Улыбайся и держи спину ровно, – строгий голос Марко, стоящего внизу отрезвляет, и я сглатываю слюну. Нехотя отпускаю руку Тревора и ровняюсь рядом с братом.

– Полегче, Марко, – шепчет Тревор, едва слышно. – Это твоя сестра, а не солдат на построении.

– Это долг, – отвечает Марко не оборачиваясь. – И она обязана выполнить его с поднятой головой.

– Никому она ничего не должна, – голос Тревора становится жестче, чем я ожидала. – Особенно нам.

Быстро осматриваюсь – гости заняты собой, но достаточно одного уха и одной камеры, чтобы завтра это разнесли по всем каналам.

– Айра переходит в нашу семью, – продолжает Тревор чуть громче, но все еще вежливо. – А здесь женщин уважают. Помни об этом.

– Замолчите оба, – цежу я сквозь натянутую улыбку. – Умоляю, вы себе сейчас проблем нагребете. Марко, пойдем уже.

Делаю глубокий вдох и выхожу во внутренний двор. Легкий ветер шевелит волосы, будто пытается привести в чувство, но разум мутнеет, стоит мне увидеть Андреса у арки.

Белая рубашка, галстук, черный смокинг – все как подобает. Только свадьба, по факту, ненастоящая.

– Будь умницей и попридержи свой острый язык, – шепчет Марко.

– Не будь козлом хотя бы сейчас. И без тебя тошно, честное слово.

Андрес подает руку, и я принимаю ее. Встаю напротив и мельком оглядываю гостей: народу тьма. Внутри клокочет ощущение, что я одна против всего мира. Но все ли так плохо?

– Просто знай, что, если бы была возможность, я бы никогда не вышла за тебя, – шепчу сквозь вымученную улыбку.

– Не уверен, Айра. Зато точно уверен: ты выглядишь как принцесса. А твой взрывной характер дает ту самую перчинку, от которой у меня сносит голову к чертовой матери.

Щеки пылают. Ловлю его взгляд и чувствую, как сердце вырывает у разума победу. Но один проигранный раунд – не победа. Ладони потеют, и я отвожу глаза. Чувствую себя самозванкой в этом спектакле.

Крадусь взглядом обратно к нему. Андрес красив, черт возьми. И уверенность, спокойствие – они действуют на нервы. Почему он так уверен, что все правильно? Почему не сомневается, как я?

Гул голосов сливается в шум.

Выходит священник, с приторной улыбкой и Библией. Он начинает говорить что-то про любовь, верность, святость брака.

Слова, слова, слова.

Бубнит про семью, очаг, будущих детей.

Внутри у меня все сжимается в тугой, холодный ком. Дети? С ним? От этой мысли появляется непрошеное чувство, которое я в отчаянии затаптываю в самый дальний угол сознания.

Он поднимает руку, призывая к тишине. Наступает момент истины.

– Согласны ли вы, Айра, взять Андреса в мужья…?

Андрес поворачивается ко мне. В его глазах столько всего намешано: надежда, любовь, немного неуверенности. И я тону в этом взгляде. Тону и понимаю, что он видит меня насквозь. Замечает и борьбу, и этот хаос внутри.

И все равно ждет.

Священник ждет тоже. Все ждут.

А я стою, как парализованная, и не могу вымолвить ни слова. Сердце колотится в груди, словно птица в клетке.

– Согласны?

И вот, сквозь этот ком в горле, сквозь страх, прорывается одно-единственное слово.

– Да.

И это слово из двух букв звучит, как приговор самой себе. Но в глубине души, где-то очень-очень глубоко, поселяется надежда. Может быть, все-таки не зря? Может быть, из этого что-то и получится?

Нет. Нет-нет-нет и еще раз нет.

– Можете поцеловать невесту, – тянет священник.

Сердце стучит так бешено, что, кажется, сейчас выпрыгнет из груди. Андрес склоняется ко мне, но я рефлекторно отстраняюсь. Его рука ложится на талию, он буквально притягивает меня ближе.

– Вынужденная мера, Айра, – голос едва вибрирует у моего виска. – Посмотри, сколько здесь людей.

Молчу и даже не смею заглянуть ему в глаза.

Андрес кладет ладонь на мою щеку и встает спиной к людям, закрывая меня от лишних глаз. Искренне не понимаю, чего он пытается добиться, но уверена: этот говнюк шанс не упустит.

Если нужно – поцелую. Это часть спектакля, и я в нем главная актриса. Только вот спектакль погорелого театра, и актеры в нем никудышные.

– Доверься мне, – шепчет он в губы.

– Я скорее умру, чем доверюсь тебе, – цежу, упираясь ладонями в его грудь.

Андрес оставляет едва заметный поцелуй на правом уголке моих губ и отстраняется. Мне кажется, что я его даже не почувствовала, но почему же стучит где-то в висках?

– Вот и все, – шепчет, поворачиваясь к гостям.

Аплодисменты режут слух.

Показываю руку с обручальным кольцом, натянуто улыбнувшись. Взгляд скользит к Андресу, а он невозмутим, как и положено в стрессовых ситуациях. И вдруг, с пронзительной и пугающей ясностью, до меня доходит: я не знаю его. Не знаю человека, который стоит передо мной. От этой мысли по спине бежит холодок.

Свадебный торт режут уже третий раз – алчная пресса требует красивые кадры. Вся церемония превращается в тягучую, вязкую массу, из которой хочется выбраться. Андрес же словно прирос ко мне боком.

Передо мной – другой человек. Серьезный, собранный, сдержанный. Пока я не вижу в его глазах и тени той агрессии и жестокости, о которых с придыханием шепчутся за нашей спиной. Но внутри все воет от протеста. Не может он быть таким идеальным. Не может он по-настоящему любить – особенно после того поступка. За этой маской непременно скрывается четкий, выверенный до мелочей план.

Он ловит мой растерянный, почти панический взгляд, и его пальцы мягко, но властно сжимают мою руку. Делаю едва заметное движение и ускользаю от его прикосновения, отвечая безмолвным, полным недоумения взглядом.

– Не трогай меня без надобности, ясно? – шепчу.

– Ты сбита с толку. Я привожу тебя в чувства. Ты теперь Картнесс, и никто не посмеет даже косо взглянуть на тебя, – шепчет Андрес в ответ. – Веди себя как обычно. Открыто. Не пытайся строить из себя покорную овечку, всем улыбаться. Ты прекрасна именно такая, какая есть. И помни: отныне твой статус – жена Дона. Любой, кто перейдет грань, окажется под землей раньше, чем успеет извиниться.

Новая фамилия режет слух. Мечта прошлого, разбитая вдребезги, стала реальностью.

Вновь натягиваю на лицо улыбку, встречая очередных гостей. Их поздравления сливаются в одноцветный поток: о прекрасном браке, о выгодных связях, о том, что лучшие моменты жизни только начинаются.

– Для того, чтобы человек, который оскорбил меня, оказался в земле, мне не нужно иметь статус «жены Дона». Я могу убить его сама.

Уголки его губ едва дрогнули.

– Одна из причин, Айра, – шепчет он, – почему я никогда не хотел другую женщину.

Андрес делает легкий глоток шампанского, и его пальцы мягко скользят по моей руке, будто случайно. Прикосновение обжигает, и хочется резко дернуться, но вокруг слишком много глаз.

– Я знаю, что ты умеешь все сама, но теперь у тебя есть выбор. Можно запачкать руки в крови… а можно просто посмотреть на меня – и твой обидчик исчезнет. Видишь вон того седого человека? – Андрес едва заметным движением головы указывает на импозантного гостя. – Сегодня утром он пытался намекнуть мне на твою несостоятельность. Говорил, что ты… непредсказуема.

Ледяная волна гнева подкатывает к горлу. Чувствую, как острые ногти непроизвольно впиваются в ладони.

– Удивительно, что он еще здесь. Что с ним будет? – выдавливаю я, с трудом сохраняя безразличное выражение лица.

– Ты знаешь, что я сторонник холодного расчета. Он уже принял «осознанное решение» подать в отставку, – Андрес мягко берет мою руку, разжимает пальцы и проводит большим пальцем по покрасневшим следам от ногтей. – Поняла, о чем я говорю? Иногда достаточно просто быть женой Дона. Все будет хорошо.

Но я-то знаю: хорошо не будет. Я это чувствую каждым дюймом своего тела и разума. Потому что «хорошо» – это когда смотришь на человека и знаешь его, как себя. А я смотрю на Андреса и вижу только красивую картинку, роскошный фасад, за которым скрывается… что? Пустота? Или что-то куда страшнее?

Шум будто поселился в ушах: звяканье бокалов, лесть, от которой сводит скулы. Марко умчался по каким-то важным делам, оставив меня тонуть в болоте светской болтовни.  Я лишь успела заметить, как на выходе он коротко, почти небрежно, обменялся рукопожатием с невысоким мужчиной в сером костюме.

Тревор, как верный оруженосец, вместе с Андресом затерялся в «мужском углу», где напряжение почти осязаемо от неразделенной власти. Слишком много тестостерона на квадратный метр. Меня туда не затащить ни силком, ни по доброй воле. Это место – слепая зона без камер, куда не ступает нога назойливых журналистов.

Стою у фуршета, тяну третий бокал шампанского. В голову бьет, на голодный желудок – тем более. Но как еще выдержать эту тягомотину?

Четыре часа на шпильках – мучение. Ноги гудят, щиколотки стерты этими туфлями. Переминаюсь с ноги на ногу, будто танцую погребальный танец, а сама глаз с Андреса не свожу. Чувствую, как он держит меня в поле зрения даже оттуда. Может, боится, что свалю? Да я бы с радостью, но некуда.

А вокруг столько прекрасных девушек, и я бы рада поболтать, но… О чем с ними говорить? Пытаюсь поддержать разговор о последней коллекции какого-то прославленного кутюрье, но мой язык будто деревенеет. Эти люди говорят о выборе между яхтой и виллой в Сан-Тропе, о рейтингах частных школ, о том, какое платье лучше подойдет на следующий вечер. Мы разговариваем на разных языках, находимся в разных мирах.

Все кивают, улыбаются, но в их глазах читается легкое недоумение. Смотрят на меня, как на диковинную зверушку, попавшую в их идеальный мир. И в этом есть своя свобода – они не ждут от меня притворной сладости. А я.… я плохо умею ее подделывать.

Одна из них подходит ко мне. Восхищается платьем, моей «красотой», удачным выбором мужа. Поддерживаю беседу. Хорошо, что этот навык отточен годами. Вежливо киваю, кидаю ответный комплимент, а сама мечтаю сбежать. Или просто молчать. Молчать, молчать, молчать.

За каждым комплиментом слышится зависть, за каждой улыбкой – презрение. Они видят во мне лишь красивую игрушку, трофей в коллекции Андреса. Но никто не видит меня настоящую – сломанную, потерянную, отчаянно нуждающуюся в глотке свежего воздуха.

– Кстати, это мой муж, Бернандо, – улыбается она.

Ко мне подходит мужчина лет сорока пяти и дарит ослепительную улыбку.

Я знаю его.

И как же хочется вместо улыбки послать куда подальше.

Бернандо Феррейра – владелец частной охраны и складов на восточном побережье, который уже три года морозится от прямых контрактов с Картнессами, зато отменно флиртует с «Кассатори».

Андрес в этот момент возникает буквально из ниоткуда. Едва сдерживаю улыбку, склонив голову. Неужели ты ревнуешь, дорогой?

– Поздравляю вас с этим браком, мисс Монеро! – улыбается он.

– Миссис Картнесс, – проговариваю я.

Но Бернандо, словно пропускает мимо ушей мои слова.

– Речь идет о новых возможностях сотрудничества, для нас это ценно. В рамках реестра, разумеется.

Бернандо касается губами тыльной стороны моей ладони, и ощущаю, как рука Андреса непроизвольно сжимает мою талию сильнее, чем пару секунд назад. Поспешно складываю руки в замок, разрывая неприятное прикосновение, и выпрямляю спину, пытаясь высвободиться из железной хватки Андреса. Но, черт его дери, это сложнее, чем кажется.

– Боюсь, о налаживании связей речи пока не идет. Я в курсе многолетних попыток избегать сотрудничества с Картнессами. Ваши «сложности» три года подряд – это не форс-мажор, а четкая позиция. У Комиссии это называется саботажем. Учтите термин. Раньше договор не был вам нужен, а теперь мой муж подумает еще сотню раз прежде, чем соберется подписывать любые соглашения, – вежливо улыбаюсь и поворачиваюсь к Андресу. – Буду на улице.  И учтите: без доли и пункта о нейтральной зоне любые переговоры бессмысленны.

Андрес отвечает едва заметным кивком – этого достаточно.  Разворачиваюсь и иду к выходу, чувствуя на спине тяжелый взгляд Бернандо. Декстер мгновенно отлипает от колонны и следует за мной в двух шагах. Краем глаза замечаю, как красная лампа у пресс-пула гаснет – камерам достаточно материала.

Прохладный вечерний воздух ударяет в нос. Делаю глубокий вдох, пытаясь смыть с себя сладковатый смрад светской лжи, и замираю на несколько секунд. С выдохом по коже пробегают мурашки.

Ветер пробирает до костей, а роскошное свадебное платье внезапно кажется тонкой, бесполезной тряпкой, насмешкой над реальностью этой пронзительной осени.

Солнце давно зашло, оставив на небе размытые серые пятна. Внутренний парк пуст – периметр очищен охраной. Иду туда как зомби, спотыкаясь о корни, не чувствуя земли под ногами.

Плюхаюсь на каменную скамейку, и холод мгновенно просачивается сквозь тонкую ткань платья. Пальцы дрожат, когда я выуживаю спрятанную пачку сигарет из-под подвязки. Первая горькая затяжка обжигает, я морщусь, словно пытаюсь успокоиться. Но никотин не в силах угомонить бушующую бурю внутри.

И меня накрывает. Волной, цунами, лавиной.

Эти пять лет. Пять лет, что стоят в горле колючим, невыплаканным комом. Пять лет – один сплошной, застрявший в глотке крик.

Пыталась стереть его. Убедить себя, что он – просто ошибка, что он больше ничего не значит. Но Андрес все еще здесь. В каждом невольном вздохе, в каждом ночном кошмаре, в каждом глухом ударе сердца под ребрами.

Глупая! Идиотка! Как можно, можно по-прежнему любить того, кто предал? Кто растоптал твою душу в грязи и ушел, даже не оглянувшись на руины, что оставил после себя?

Но я люблю… Проклятье. Люблю его, несмотря ни на что. Люблю ненавистью, отчаянием, безысходностью. Люблю до боли в костях, до слез, которые отказываются течь.

Сейчас мы муж и жена. Цирк, фарс, чертова комедия. Вынужденный брак, выгодная сделка в угоду моему клану, но невыгодная мне. Он возвращается в мою жизнь, как гром среди ясного неба.

Сижу на этой проклятой скамейке, в столь же проклятом платье, затягиваюсь проклятой сигаретой до хрипоты – и понимаю, что просто захлебываюсь дешевой жалостью к себе.

Но главное – держаться. Собрать волю в кулак и противостоять до победного. Как там говорится? Держи друзей близко, а врага – еще ближе? Так и поступим.

Вижу Декстера. Его силуэт спрятан в тени, на дистанции, он знает, что ему сейчас лучше не подходить близко.

– С трудом нашел тебя.

Голос Андреса звучит за спиной. Быстро роняю сигарету, затаптываю ее каблуком и делаю глубокий выдох, пытаясь выдохнуть вместе с дымом и свое напряжение.

– Я подсяду?

Киваю, не проронив ни слова. Андрес садится рядом, снимая пиджак. Накидывает мне на плечи, и я непроизвольно закутываюсь в него. Пальцы оледенели, нос красный, а ниже колен только адская боль.

– Спасибо, – бормочу, отодвинувшись от него.

– Как ты?

Я лишь бессильно пожимаю плечами. Во мне не осталось ни злости, ни сил даже на простой спор. Пустота. Мы обречены делить одно пространство, и этот тягостный союз неизбежен. Когда-нибудь нам придется обсудить все – правила, границы, причины. Но только не сейчас. Не сегодня, когда душа изорвана в клочья, и не завтра, когда раны еще свежи. Мне нужно время, чтобы боль утихла, а мысли перестали метаться, как перепуганные птицы. Я должна снова почувствовать почву под ногами.

– Нормально. Спасибо, что сымитировал поцелуй.

– Я просто не хотел получить очередную смачную пощечину. Не нужно благодарностей.

Неожиданная улыбка сама собой появляется на моих губах. И он улыбается в ответ, глядя куда-то в темноту сада. Эта мгновенная, почти незаметная легкость повисает между нами, сбивая с толку и заставляя сердце биться чуть быстрее.

– Я так и не получил договор, – вдруг напоминает он. – Все жду, а ты молчишь.

– Его не будет, – выдыхаю, поворачиваясь к нему. – Не вижу смысла. Мы взрослые, сможем договориться на словах… или хотя бы попробуем.

– Я понимаю, что тебе тяжело, но время меняет людей. И меня в том числе. Нужно выстраивать доверие с…

– Андрес… – обрываю я.

Отвожу взгляд в сторону, скрещиваю руки на груди в тщетной попытке создать хоть какую-то защиту. Прикусываю внутреннюю сторону щеки до боли, пальцы находят на безымянном пальце сначала теплое материнское кольцо, а затем холодную полоску обручального.

– Что? Я не прошу невозможного. Лишь попытаться наладить между нами контакт.

– Неужели так сложно понять, что мне нужно время? – голос срывается, выдавая накопленное напряжение. – Я не знаю тебя, Андрес. Тот, кто стоял передо мной тогда, и тот, кто здесь сейчас, – будто два разных человека.

– Так давай познакомимся заново. Узнаем друг друга с чистого листа.

– И кто даст гарантию, – звучит резко и вымученно, – что этот новый Андрес снова не решит растоптать мою душу, а?

Он шумно выдыхает, почти свистя, и запускает пальцы в свои волосы, сминая безупречную укладку.

– Гарантию? Кто даст гарантию, что завтра не наступит конец света? Или что я сегодня вечером не подавлюсь глотком воды и не умру на этом самом месте? Может, ты получишь гарантию, что не проснешься однажды с желанием обрезать эти огненные волосы и выкрасить их в черный цвет?

– Я даю гарантию.

– Я тебе не верю, точно так же, как и ты не веришь мне. А знаешь почему? Потому что это ебаная жизнь, Айра. Не существует инструкции, как ее проживать. Люди знакомятся, дружат, влюбляются, расстаются, рождаются и умирают в самый неожиданный момент. Люди совершают ошибки и умеют их признавать. И очень опрометчиво считать, что есть какие-то гарантии в этом мире. Их нет. Вся жизнь – русская рулетка. Сегодня ты на вершине, а завтра с грохотом оказываешься на самом дне, где пахнет сыростью и в углу валяется плесневелый кусок хлеба.

– Ты говоришь о разных вещах, – усмехаюсь я.

– Людям свойственно признавать свои ошибки, Айра.

– Но люди не меняются. Они пытаются, но рано или поздно возвращаются к тому, с чего начали.

– Они прогибаются и подстраиваются под людей и под обстоятельства. Меняются под натиском трагедий. Людям свойственно меняться, принцесса. Иногда даже тот же Синдикат меняет тебя быстрее любой трагедии.

Андрес придвигается ближе и склоняется к моему уху, заставляя замереть.

– И ты ведешь себя так, словно та ситуация оставила непоправимый след только на тебе, но это не так. Я тоже через все это прошел, Айра. Просто… иначе. Мне пришлось почти заживо сгореть, чтобы пересилить себя и не развязать войну, лишь бы забрать тебя.

Содрогаюсь от его слов. Что это значит? Не уверена, хочу ли знать, что он еще скажет. Может быть, поздно уже для любой правды.

– Я готов был оставить пост. Готов был отречься от семьи, готов был пасть к ногам дьявола, лишь бы быть с тобой, но это не спасло бы нас, Айра.

Андрес слишком близко, а я не могу даже пошевелиться. Черт возьми, не могу. Впитываю каждое слово, как губка, а в голове расползаются вопросы, от которых дурно.

– Увы, дьявол уже ходил по этой земле, и единственным выходом было уйти. Вся грязь, вся мерзость – все это должно было достаться мне. Ты была единственной чертой, которую я, блядь, поклялся не переступать даже ценой твоего отношения ко мне.

Сглатываю и тяжело дышу, вцепившись пальцами в край лавочки. О чем он говорит? Мысли копошатся в голове, словно рой пчел. Ни одной логической цепочки.

– Ты уже сейчас в шоке от услышанного, хотя я даже ничего не рассказал. Как думаешь, что ты испытала бы, расскажи я все в твои восемнадцать? Твоя психика еще не была окрепшей.

– Я ничего не понимаю, – мотаю головой.

– Ты и не должна сейчас ничего понимать. Я помню твои панические атаки, Айра, и знаю, что сейчас ничего не изменилось. Да, частота уменьшилась, но они все еще есть. Ты имеешь полное право ненавидеть меня и думать, что я полный мудак. А я имею полное право попытаться вновь завоевать твое доверие.

– А если я скажу, что хочу этого разговора сейчас?

– Я не удивлюсь, ведь азарт и любопытность родились вперед тебя. Но ты действительно хочешь говорить сейчас, когда вся дрожишь на этой скамейке, злая, как черт, и вообще, кажется, сейчас заплачешь или кому-нибудь врежешь? – ухмыляется он. – Смешная ты, принцесса. Хочешь вернуться к гостям?

– Устала, не хочу обратно, – снимаю туфли и оглядываю ноги. – На сегодня аудиенция с высокой коалицией для меня окончена.

– Можем сбежать. С кем нужно было, я уже поговорил. Чтобы люди продолжали пить и тусоваться, мы не нужны.

Усмехаюсь, качнув головой. Что-то это напоминает. Встаю с лавочки, путаясь в многочисленных подолах платья и, невольно чертыхаясь, пытаюсь собрать все в охапку.

– Просто отвези меня домой. Ты не пил, я видела. Больше мне от тебя ничего не нужно.

– Следила за мной? – он улыбается и опирается на спинку лавочки, глядя на меня.

– Это утихомирит твое самолюбие? Если так, то да.

Шагаю босиком к машине, держа в руках вусмерть грязное платье, но останавливаюсь, услышав, как Андрес зовет меня.

– Принцесса, ничего не забыла? – усмехается он, подняв мои туфли.

– Считай, что потеряла. Советую поторопиться: в полночь красивая карета превратится в тыкву, – язвлю я.

Темный салон внедорожника почти непроницаем. Слабый свет фонарей Сиэтла пробивается сквозь тонировку, рисуя неровные блики.

Я смотрю в окно, пытаясь унять дрожь не столько от холода, сколько от внутреннего черт-знает-чего. «Принцесса»? Почему именно «принцесса»?

– Еще один вопрос, Андрес.

Поворачиваюсь к нему полубоком и снимаю его пиджак.

– Задавай.

– Почему «принцесса»? Ты приписал это прозвище еще в подростковом возрасте.

– Ну как же? Неужели твоя головушка до сих пор не догадалась? – улыбается он.

– Невозможно… – усмехаюсь, качая головой, и складываю руки на груди. – С тобой невозможно вести диалог, Андрес. Ты невыносим. Почему постоянно такой сарказм?

– Уверена? Я всегда так общаюсь. Кажется, ты ищешь любую мелочь, к которой можно придраться, лишь бы поругаться, разве не так? – Андрес на секунду отводит взгляд от дороги, глядя на меня. Делает небольшую паузу, и я в этот момент, кажется, абсолютно не двигаюсь. – Неприступная, словно за сотни тысяч километров от меня. Словно ты заперта в башне, к которой у меня никогда не будет доступа, скольких бы монстров я ни убил. Как будто заколдованная. Я вижу тебя, но не могу коснуться. Ощущение, что мы из разных миров, хотя варимся с рождения в одном котле. Поэтому ты – принцесса. Та, которую нужно добиться.

Сердце болезненно сжимается от его слов, заставляя меня замереть. Сглатываю ком досады и разочарования, пока в голову лезут самые красочные воспоминания – те, от которых я мечтаю избавиться, лишь бы один его взгляд не заставлял меня сдаваться в разгар боя. Я хочу увидеть в нем ненависть, жестокость, стеб – все, за что можно зацепиться, чтобы продолжать иллюзию ненависти. Но ничего из этого нет.

– Ты однажды уже пробрался в башню, Андрес. Пообещал, что ты тот самый рыцарь, которому можно доверять. А потом не спас меня – просто раздавил все, что было.

– Я действительно туда забрался, да. Хотел вытащить тебя. Только вот иногда башня – это не клетка, а защита. То, что ждало тебя снаружи, было хуже любой изоляции. Если бы я тогда сделал по-другому… это могло бы закончиться куда хуже для тебя. Мир оказался грязнее любой сказки, Айра.

– Тогда зачем ты вообще, блядь, лез в эту башню? – выпаливаю, не выдержав. – Ты залез, запутал мне голову… и просто исчез.

Не знаю, сколько проходит времени с момента моего вопроса, но, когда я уже и не рассчитываю получить ответ, Андрес вдруг тихо произносит:

– Потому что не мог не лезть. Потому что каждый раз, когда слышал, как ты там одна, мне хотелось сорвать к чертям все правила. Хоть раз попытаться спасти, даже если понимал, что не смогу.

Он переводит взгляд на меня.

– Не все так просто, Айра. Ты думаешь, я ушел потому что захотел?

– Да о чем ты говоришь?! – взрываюсь я.

– Прости, что не дал тебе право выбора. Я бы сделал все иначе, если бы мог.

– Андрес…

– Бесплатные вопросы на сегодня закончились, Айра, – вдруг отрезает он.

Снова отворачиваюсь к окну.

Молчание давит. Обычно я умею заполнять любую паузу остроумной репликой, но сейчас язык будто прилип к небу. Что сказать? Что, черт возьми, с ним произошло за эти пять лет?

Украдкой бросаю взгляд на Андреса. Он откидывается на спинку, с каким-то умиротворением следит за дорогой.

Закатанные рукава белой рубашки оголяют руки до локтей. Каждая забита татуировками, – с нашей последней встречи их стало больше. Взъерошенные волнистые волосы смотрятся небрежно, но стильно.

Рассматриваю его так, словно не видела никогда.

В Портленде я каждый день вспоминала черты лица Андреса. Кажется, не было ни дня, чтобы перед сном не вспомнила о нем. Старалась возненавидеть, но после того, что он сегодня сказал, стоит ли?

Отвожу взгляд, словно пойманная на месте преступления. Сердце внезапно замирает, затем начинает биться с бешеной частотой. Я? Смущаюсь? Нелепо.

Возвращаю взгляд к Андресу. На его губах играет едва заметная, но такая знакомая ухмылка. Он все видит. Читает меня как открытую книгу, знает, что я смотрю, знает, что смущена. И, черт побери, кажется, получает от этого удовольствие.

Что ты задумал на этот раз, Андрес?

Мысли прерывает звонок на его телефон. Он отвечает, и я только урывками вижу, как меняется его лицо. Один вопрос за другим:

– Что? Где? Во сколько? Сколько жертв?

Напрягаюсь. Андрес паркует автомобиль у дома и выходит, я выскакиваю следом, придерживая подол платья. Не успеваю за ним. Его шаг – как два моих, как это вообще возможно?

– Что случилось? – спрашиваю, когда, наконец, Андрес останавливается и кладет трубку.

– Взрыв на складе на востоке Вашингтона. Подарочек от Рика на свадьбу. Поеду туда, иди отдыхай домой. Блейк уже поднимает группу.

– Я поеду с тобой, – выпаливаю, даже не думая.

– Нет.

– Да. Я всегда теперь с тобой, раз уж мы женаты.