Читать книгу Зимнее дитя. Часть I. Пророчество - Анастасия Елагина - Страница 3

В большом камине ярко горел огонь, подсвечивая кованую решетку, украшенную фигурами двух дерущихся оленей. Маленький принц глядел острые рога, черневшие в свете пламени и никак не мог заснуть. Сердце его терзала какая-то смутная тревога с тех самых пор, как отец пришел к нему в покои и куда-то увел матушку.

Мальчик тоскливо вздохнул и покосился на няньку, которая дремала в глубоком кресле и изредка похрапывала. Ему пришлось обмануть ее, притворившись спящим, иначе Грета до сих пор суетилась бы возле него, словно наседка. Ему уже семь лет, Горек в этом возрасте учился фехтовать и стрелять из лука, а он, Вогдась, до сих пор большую часть времени проводит в своей спальне. Это было несправедливо, но поделать с этим маленький принц ничего не мог. Сколько слез досады было пролито им на расшитые гербами подушки, не знал никто. Разве что каменные горгульи, сидящие в нише под самым потолком, и равнодушно глядевшие на мальчика с высоты, могли сказать точно.

Матушке они никогда не нравились, она говорила, что таким страшилищам не место в покоях принца, однако убирать их оттуда не спешила. Самому Вогдасю горгульи были по душе, хотя порой, когда в спальне гасили свечи, и комната погружалась в полумрак, пламя в камине бросало на уродливые острые мордочки статуй резкие тени, превращая их в пугающие маски.

Вогдасю страшно надоело лежать, а уснуть у него никак не получалось, поэтому мальчик бросил на спящую няньку еще один осторожный взгляд, и начал выбираться из постели. Он слез с высокой кровати по приставной лесенке, пошатываясь от слабости, и ступни его тотчас утонули в мягком ковре. Тут Грета особенно громко всхрапнула во сне, и принц замер, испуганно озираясь в поисках укрытия. Однако тревога его была напрасной, потому что нянька лишь пробормотала себе под нос что-то неразборчивое, и повернула голову в другую сторону. Вогдась посмотрел наверх, туда, где сидели безмолвные статуи. «Я только погляжу в окно, не вернулись ли родители» – подумал он, словно бы оправдываясь перед горгульями в собственных мыслях. В эту минуту в камине треснуло полено, огонь на мгновение вздрогнул, послав вверх длинный рыжий всполох, и Вогдасю почудилось, будто одно из изваяний подмигнуло ему, как бы обещая, что не выдаст его.

Они были его давними друзьями, эти горгульи, как и другие существа, украшавшие старый замок. С самого детства Вогдася тянуло к этим странным скульптурам и барельефам. В замке, особенно в старом крыле, они встречались едва ли не на каждом шагу. Олени с коронами и листьями плюща в ветвистых рогах, грациозные единороги, эльфы с длинными луками, чародеи, прячущие глаза под капюшонами своих мантий, львы с драконьими хвостами, змеиные принцессы с самородками на плоских чешуйчатых лбах и десятки других волшебных существ. Мальчик привык мысленно говорить с этими неизменными обитателями замка, особенно теперь, когда он почти перестал покидать свою комнату. К тому же, других друзей у него и не было. Из-за частых болезней Вогдася в замок не привезли, как положено, нескольких мальчиков из знатных семей, которые по давней традиции должны были учиться вместе с ним и стать его приятелями. Горазд, который был старше его почти на десять лет, уделял младшему брату мало внимания. Впрочем, Вогдась его за это не винил, он ведь знал, что однажды Горек станет королем, и ему нужно многому научиться для этого.

Бесшумно ступая по толстому ковру, младший сын короля подобрался к окну, отодвинул тяжелую длинную портьеру и нырнул за нее. Мальчик придвинулся к стеклу и принялся дышать на него, чтобы растопить морозную роспись. К величайшему разочарованию Вогдася ночь была безлунной, и густой снегопад не позволял толком разглядеть, что происходит во дворе. Только в маленькой караулке у ворот виднелось тусклое пятно света – стражники, как и маленький принц, не спали в эту ненастную ночь, дожидаясь возвращения короля и королевы.

Принц тяжело вздохнул, он был уверен, что родители уехали в такой поздний час к какому-нибудь новому лекарю или колдуну, что они сейчас там, едут через непроглядную тьму, холод и метель из-за него, Вогдася. Мальчику хотелось убедиться, что родители благополучно вернутся в замок, поэтому он решил пока не покидать свой пост. Это оказалось не так-то просто – ковра у самого окна не было, и ноги его быстро начали замерзать, да и от стекла неприятно тянуло холодом.

Вогдась знал, что из-за этого ему может стать хуже, родители расстроятся еще больше, а потом ему снова придется пить отвары из горькой травы и принимать какие-то порошки, надолго оставляющие во рту странный привкус. Стоило мальчику подумать об этом и представить толпу хлопочущих вокруг его постели лекарей и слуг, как в караулке открылась дверь, и стражники бросились открывать тяжелые ворота. Вынырнув из темноты городских улиц, во двор въехал королевский возок. Тотчас к нему подбежал лакей и открыл дверцы, выпуская наружу две фигуры в косматых шубах. В свете фонаря, который держал слуга, Вогдась разглядел фигуру матери и с облегчением вздохнул. Теперь можно было вернуться в постель.

Вогдась выбрался из-за портьеры и взобрался на кровать. Даже то недолгое время, что он простоял у окна, утомило принца. Обессиленный, он почти упал на перину и накрылся одеялом из мягких заячьих шкурок. Теперь оставалось лишь надеяться, что болезнь все-таки обойдет его стороной.

Принц лежал, поджимая заледеневшие ступни и все также безуспешно пытаясь уснуть, когда дверь тихонько приоткрылась и в комнату, тихо шурша платьем, вошла женщина. Вогдась закрыл глаза сразу, как только услышал ее шаги в коридоре, и когда она подошла к постели, нос его учуял знакомый аромат ландышевой воды. Так пахла только одна женщина во дворце – его мать. Королева подтянула одеяло повыше, поцеловала сына в щеку холодными губами и тихо вышла из спальни. Вогдасю показалось, что на коже его остался мокрый след, будто мать плакала, но возможно это была всего лишь растаявшая снежинка. Маленький принц свернулся калачиком в своей теплой постели и вскоре заснул, успокоенный мыслью о том, что родители его вернулись в целости и сохранности.

Холодное ноябрьское солнце бледным шаром висело над королевским замком, добавляя выпавшему за ночь снегу еще больше ослепительного блеска и заставляя собравшихся у колодца людей щурить глаза. Никто не мог понять, с чего бы королеве понадобилось именно первое набранное этим утром ведро воды. Слуги были озадачены, однако спорить с приказом Августы не решались, лишь таращили недовольные сонные глаза на ее фрейлину, госпожу Одетту.

Та нетерпеливо притопывала ножкой в черном сапожке с меховой оторочкой и наблюдала, как слуга крутит заледеневшую ручку колодца. Молодая женщина провела во дворе уже добрых полчаса, ожидая, пока намерзший за ночь лед, сломают длинным железным шестом, и наконец спустят вниз ведро. Одетта порядком озябла, она не привыкла столько времени проводить на морозе, да и вставать так рано, по правде говоря, тоже. Королева сама разбудила ее еще затемно и строго-настрого велела фрейлине принести первое ведро воды, что наберут сегодня утром.

На вопросительный взгляд Одетты Августа ответила лишь, что ей привиделся добрый сон, в котором она нашла сокровище на дне колодца. Сокровище это королева отдала своему младшему сыну, и мальчик после этого поправился. Одетта не винила несчастную женщину за то, что та цепляется за что угодно, лишь бы вылечить мальчика. Любая мать поступила бы также. Однако фрейлина прекрасно знала, что вчера ее госпожа ездила куда-то поздним вечером вместе с королем Карелом. «Не иначе как к колдуну. Наверное он и надоумил ее насчет воды, а она, дурочка, всему верит» – решила про себя Одетта.

Когда злополучное ведро наконец подняли передали молоденькой служанке, фрейлина злобно глянула на девушку и велела нести воду в покои королевы. Та тотчас подхватила полное ведро красными от мороза руками, и обе они пошли обратно во дворец. Служанка спешила за Одеттой, стараясь не расплескать ледяную воду себе под ноги, а фрейлина даже не удосужилась оглянуться, чтобы проверить, поспевает ли за ней девушка.

Воду доставили прямиком в покои королевы. Сама она уже ожидала фрейлину и служанку, нетерпеливо расхаживая по гостиной и нервно стуча костяшками пальцев по тяжелому столу темного дерева. Под глазами у королевы залегли тени от бессонной ночи, и фрейлина с неприязнью отметила про себя, что цветом они скоро сравняются с синими обоями на стенах гостиной. Августа нетерпеливым жестом велела поставить ведро на стол и заглянула в него. Лицо королевы так явно выразило разочарование, что служанке ничего не оставалось, кроме как робко предложить:

–Прикажете вылить, ваше величество?

–Перелей в кувшин, сойдет для умывания, – ответила вместо королевы Одетта.

Августа же поджала губы и отвернулась. Все ее надежды снова рухнули, и слезы уже начали застилать ей глаза. Молоденькая служанка послушно сняла ведро со стола и пошла в спальню, а Августа и Одетта молча глядели на мокрый след в виде полумесяца, оставшийся на деревянной поверхности стола.

Из спальни донесся звук переливаемой воды, а затем короткий тонкий вскрик служанки. Женщины переглянулись и поспешили в спальню. Молоденькая служанка стояла и удивленно таращилась на серебряный тазик для умывания. В одной руке она держала полупустое ведерко, а другую в испуге прижала к груди. Королева подошла ближе, и сама едва не вскрикнула от неожиданности – в тазу билась, лежа на боку, большая серебристая форель в черных крапинках.

– Как же так? Да ведь там кроме воды ничего не было. Я лила ее в таз, госпожа королева, а оно возьми и выпрыгни из ведра. Клянусь вам, я тут ни при чем, это волшба какая-то, – оторопело бормотала служанка, глядя на королеву большими круглыми глазами и чертя в воздухе знак светлого Витана.

Одетта посмотрела на королеву, но та видела перед собой лишь рыбу, дергавшую хвостом в слишком маленьком для ее крупного тела тазу, и не обращала никакого внимания на фрейлину. Темные глаза Августы ярко блестели, она вновь оживилась, и охватившее ее уныние тотчас испарилось. Королева была настолько довольна, что даже не стала отчитывать девушку за использование защитного знака. Августа не любила, когда слуги прибегали к подобным вещам, считая их глупыми пережитками прошлого, и не слишком-то верила в богов-братьев, хотя и совершала все положенные праздничные ритуалы в их честь.

– Неси рыбу на кухню и скажи Марте, что я велела приготовить ее на обед принцу Богдану. Сама останься там и проследи, чтобы никто не смел отщипнуть от нее ни кусочка. Ты лично отнесешь обед моему сыну, а я приду и проверю, чтобы рыба была целой. Если все будет в порядке, получишь от меня сребрен.

Служанка, никак не ожидавшая такого поворота, присела в неуклюжем реверансе, вытащила рыбу, бросила ее в пустое ведро и побежала на дворцовую кухню. Королева Августа довольно улыбнулась и, повернувшись к своей фрейлине, сказала:

– Вот увидишь, Одетка, Вогдась теперь поправится. Помоги мне причесаться, я хочу до завтрака зайти к мужу. И достань зеленое платье, то, что с золотой вышивкой.

Фрейлина не удивилась желанию королевы, ведь когда речь шла о здоровье принца Богдана, Августа не считалась ни с правилами, издавна установленными во дворце, ни с назначенными у короля важными встречами.

Женщины прошли в спальню, Августа уселась в кресло, обитое зеленой, под стать стенам, тканью, и расслабленно облокотилась на спинку. Одетта не стала медлить и занялась волосами госпожи. Если уж Августа что-то решила, то любое промедление будет ее только раздражать.

– Пусть услышат вас боги-братья, ваше величество. Вы вчера были у колдуна? – как бы между делом осведомилась фрейлина, расчесывая темные волнистые пряди и ловко сплетая их в косы. —Я же слышала, как вы всю ночь бродили по спальне, госпожа, бессонница мучала вас, значит колдун дал вам этот совет насчет первого ведра колодезной воды, а вовсе не во сне он вам привиделся.

Августа подняла голову и снизу вверх уставилась на молодую женщину, которая теперь подкалывала ее косы шпильками с мелкими изумрудными звездочками. Она не могла сказать, что стала очень близка или дружна с Одеттой, но та служила у нее уже не первый год, и особых причин не доверять ей королева не видела. Постаравшись скрыть за улыбкой свою неловкость от того, что ее поймали на лжи, королева ответила фрейлине:

– Ничего от тебя не скроешь, Одетка. Мне не хотелось говорить до тех пор, пока сын мой не поправится, но раз уж ты заметила, то признаюсь. Да, мы были у колдуна, точнее у колдуньи, и именно она дала нам такой совет. Однако не вздумай болтать об этом. Нет ничего дурного в обращении к колдунам, но я хочу дождаться выздоровления Вогдася, а уж потом можешь хоть на весь город разнести.

– Как прикажете. А что за колдунья то была, госпожа королева? Я думала, что уже все лекари и колдуны перебывали в столице, – спросила фрейлина, доставая платье из высокого массивного гардероба.

– Пришлая, – нехотя ответила Августа, недовольная тем, что фрейлина задает слишком много вопросов.

– Из Астии или из Белмора? – снова спросила Одетта, старательно делая вид, что ее больше ответов интересует, нет ли на платье госпожи лишних складок.

– Из Белмора, и хватит уже вопросов. Погляди, не примялось ли платье и подай ожерелье.

Королева ждала, пока Одетта застегнет у нее на шее хитрый замочек тяжелого ожерелья, глядя в ручное зеркальце. Однако в этот миг думала она не о своей красоте, а о том, что говорил ей вчера Карел по пути домой: «Никто никогда не должен узнать, что мы обращались к пророчице. Народ до сих пор не забыл историю с моей бабкой, и, если выплывет правда о сделке с хранителями ледяного озера, лишь боги-братья знают, что может случиться. В любой беде начнут винить нас: от потерянной лошадиной подковы до потопов, пожаров, неурожая или мора. Поэтому всем будем говорить, что ходили к колдунье, та подсказала задать вопрос на сон, так ты и узнала о первой воде из колодца».

Когда накануне они выехали в снежную ветреную ночь, муж ее велел кучеру доехать до начала квартала и оставаться у возка. Сами же они, в сопровождении верного камердинера Криштофа, переодетого стражником, прошли по пустынной улице еще добрую четверть часа, прежде чем достигли нужного места. Карел был очень осторожен, памятуя, как жители Озерьи проклинали королеву Иву за ее мнимое предательство, и Августа, хоть и была не в восторге от этой прогулки, в глубине души была с ним согласна. Не стоит королевской семье вновь ставить под удар свою репутацию, а обращаться за советом к колдунам и колдуньям в Озерье было незазорно, пусть они и были слугами Морана. Эти люди все же никогда не заключали подобных сделок, не требовали взамен своих услуг кровавых жертв. Колдуны брали плату привычным золотом и серебром, и люди относились к ним гораздо лучше, чем к пророчицам. На последних же и по сей день косо смотрели и предпочитали не водить с ними близких знакомств.

Королева встала, оглядела свое отражение в большом напольном зеркале и осталась не слишком довольна. Платье очень шло ей, ожерелье искрилось в утреннем свете, подсвечивая кожу на груди и шее зелеными бликами, однако бессонные ночи оставили явные следы на ее увядающем лице. И если раньше Августа почти не заботилась о том, как она выглядит, совсем запустив себя, когда у сына ухудшилось здоровье, то вчерашняя поездка к пророчице, напомнила ей о времени, когда все было иначе, и Карел еще наведывался в ее спальню. Вчера она словно бы посмотрела на него иными глазами, муж был не просто вежлив с ней, он был нежен, а этого не случалось уже так давно. Августа словно наяву увидела ту чашу и смутные отражения в зеркале на дне, ощутила холод, сковавший ее пальцы, и вспомнила тот беспокойный взгляд, которым смотрел на нее Карел. «Ну, конечно он боялся, что мне причинят вред эти хранители ледяного озера. Теперь, когда Вогдась поправится, я дам ему понять, что он снова волен приходить в мою спальню в любую ночь» – подумала королева, чувствуя, как к щекам ее приливает кровь. «Волнуюсь, словно девица» – тотчас одернула себя женщина и, велев фрейлине накрыть завтрак к ее возвращению, направилась в кабинет короля.

–Чтоб тебя злым взглядом проняло2, – пробормотала Одетта, когда королева исчезла, скрывшись за дверью.

Она тоже прекрасно поняла, какие изменения могут последовать за выздоровлением младшего принца, и ей совершенно не хотелось, чтобы король и королева снова делили ложе. В глубине души она питала неприязнь к стремительно стареющей от горя королеве. Одетта долго надеялась на то, что болезнь сына сломает наконец Августу и уведет ее в могилу. Тогда король стал бы свободным, и это дало бы Одетте шанс из обычной фрейлины превратиться в королеву Озерьи. Ведь знатная жена у Карела уже была, у него есть и двое сыновей-наследников, так что король мог легко позволить себе жениться и на ней, ведь, как ни крути, Одетта была из старинного рода, путь и обнищавшего. Она вспоминала, каким страстным был с ней король во время их редких свиданий, и втайне представляла себе, как он становится перед ней на одно колено и просит стать его законной женой. Теперь же ей оставалось лишь надеяться на то, что Карел будет с ней по-прежнему щедр и при прощании не поскупится на подарки и драгоценности. Что ж, это не королевский трон, да и на хорошее приданое эти украшения не потянут, но что она может поделать с королевой? «Не травить же ее в самом деле» – мелькнула в голове фрейлины опасная мысль и тотчас затаилась, словно маленький осторожный зверек. Озноб прошел по спине женщины, будто ее коснулась чья-то ледяная рука. Одетта встрепенулась, сбрасывая наваждение, метнулась к колокольчику и трясла его до тех пор, пока в спальню не вбежала перепуганная служанка.

–Принести завтрак для королевы Августы и для меня, да побыстрей! – рявкнула она на девушку.

Та сделала торопливый реверанс и поспешила уйти. Когда служанка покинула комнату, фрейлина все еще стояла, вцепившись в колокольчик так крепко, что костяшки пальцев у нее побелели.

***

Праздник зимней ночи близился к своему началу, и жизнь в столице, и без того бурная, теперь кипела вовсю. Зима выдалась морозная и щедрая на снегопады. Снег шел так часто и подолгу, что его едва успевали убирать с улиц. Возки и сани приезжей знати и зажиточных крестьян заполнили столицу, и все постоялые дворы были битком набиты людьми. Виной всему было конечно обещание короля Карела отметить зимнюю ночь с большим размахом.

Добрая весть о выздоровлении младшего принца мигом облетела всю Озерью, и люди спешили в столицу не только чтобы увидеть своими глазами чудом исцелившегося мальчика, но и поживиться как следует во время празднества. Каждый год в зимнюю ночь король и королева приказывали вынести во двор замка столы и лавки, и кормили там бедняков и их семьи, а в самом замке устраивали шумные пиры, на которые съезжалось множество знатных особ. Правда, ходили слухи, что в этом году, из-за на редкость холодной погоды, было решено поставить столы для бедняков в большом зале замкового святилища.

Святилище это располагалось на первом этаже замка, его каменные стены не были обиты панелями или завешаны гобеленами, в отличие от жилых комнат и покоев, поэтому там всегда стоял такой холод, что зуб на зуб не попадал, и горячие жаровни с тлеющими углями не слишком-то помогали согреться. Зато на украшения королевская семья никогда не скупилась, и они были куда красивее, чем в главном городском святилище.

Статуи богов-братьев, стоявшие в замковом святилище, были вытесаны не из привычного всем дерева, а из редкого белого мрамора с золотистыми прожилками. Их установил один из предков Карела, тот самый, что заложил белый замок и украсил его множеством скульптур сказочных созданий. Он же где-то раздобыл четыре огромных сапфира, служивших глазами богам-братьям. Два из них были цвета небесной синевы, их вкладывали в глазницы Витана, когда наступало его время года. Другие два, черные, словно вода в ледяном омуте, служили глазами для его брата – Морана. К сожалению, о правителе, подарившем своим потомкам замок и статуи, было мало что известно, и в летописях осталось лишь имя короля Вендела Чудного и год, когда завершилось строительство белого замка.

Обычно двери святилищ богов-братьев открывали только по большим праздникам, и зимняя ночь была как раз одним из таких событий. В королевское допускали лишь обитателей замка, а вот в главное святилище неподалеку от городской площади, мог попасть любой желающий. Перед самой долгой ночью в году люди приходили сюда помолиться Морану-жнецу, который по преданиям, в это время входил в самую силу. Жители Вейгорада и окрестных деревень приносили ему сребрены и еловые венки, просили, чтобы болезни и смерть обошли дом стороной, а зима выдалась снежной и теплой. К хозяину зимы обращались и за защитой от дурного глаза чародея или ночных кошмаров, в которых умершие донимали живых.

Но не все приходили к богу-жнецу с просьбой смилостивиться и придержать зиму в узде, не давать ей разгуляться в полную силу. Были и те, кто хотел скорой смерти врага, богатого родственника или удачи в темных делах. Такие чаще всего являлись тайком, среди ночи, и жрецы впускали их через боковую дверь, не стесняясь брать небольшую мзду за лишние хлопоты.

Праздник зимней ночи был радостью не только для нищих и бедняков, которым кроме сытного обеда он сулил и возможность выпросить побольше милостыни или немного заработать честным трудом, но и для торговцев, колдунов и чародеев. Купцы и торговцы выносили на городскую площадь наскоро сколоченные прилавки, и сбывали в это время года почти весь залежалый товар, который люди охотно раскупали в качестве безделушек. Там же ставили свои ярко расписанные палатки приезжие колдуны и чародеи, коих в Озерье в последние годы было множество. Они зазывали народ внутрь, обещая погадать на картах, продать лучшее любовное зелье во всей Озерье или заговоренный амулет, который должен непременно привести своего носителя к месту, где зарыт клад. Мало кто мог устоять перед соблазном решить какую-то свою проблему с помощью магии, и к разноцветным палаткам часто выстраивались длинные очереди.

Это было на руку всем владельцам окрестных таверн и кабаков. Отсыпав несколько монет очередному колдуну, и условившись с ним, чтобы держал людей в своей палатке подольше, хитрые хозяева питейных заведений, отправляли своих слуг с бочонками, полными крепкого пряного эля или легкого медового пива прогуливаться вдоль ожидающих. Мало кто мог устоять и не купить стаканчик для того, чтобы согреться на морозе, а где выпивка, там и закуска. На этот случай в толпе сновали шустрые мальчишки, носившие на ремнях узкие прямоугольные ящички с невысокими бортиками. Ящички прикрывали чистыми полотенцами, но так, чтобы из-под них выглядывали, словно бы совершенно случайно, румяные бока свежих булочек и кренделей.

Всем в Озерье не терпелось отправиться на дневные народные гуляния, которые по традиции открывали члены королевской семьи. В этом году на них должен был присутствовать и принц Богдан, которого, по слухам, вылечили благодаря совету какого-то пришлого чародея. И в честь этого чудесного события король пообещал бесплатную еду и выпивку всем, кто придет на гуляния.

Зимняя ночь была событием, к которому готовился каждый житель Озерьи, независимо от того, беден он был или богат, молод или стар, красив или уродлив. Это был один из тех чудесных дней, когда люди забывали о тяготах жизни, о проблемах и заботах, гнетущих их сердца на протяжении долгих зимних месяцев. Даже то, что праздник был посвящен мрачному богу зимы и смерти, ни капли не смущало вейгорадцев. Напротив, они считали, что веселиться нужно так, чтобы даже бог-жнец улыбнулся, глядя на них из-под полога зимней метели, и велел болезням и смерти обойти город стороной.

Праздник начинался с рассветом. С самого утра каждая семья посещала святилище богов-братьев и оставляла там душистый сосновый венок, украшенный лентами и капельками белой извести, так напоминавшей снег, серебряную монету, или простую еловую веточку. Бог-жнец равнодушно глядел на людской поток темными блестящими глазами, и людям оставалось лишь надеяться, что он услышал их молитвы. После святилища приходило время для дневных гуляний. Стражники открывали главные ворота, и горожане спешили выйти за стены. Люди ели, пили, кружились в хороводах, потому как танцевать что-то иное в тяжелых зимних одеждах было неудобно. Все палатки чародеев и торговцев переезжали на один день за пределы городских стен. Для каждого вейгорадца находилось занятие на дневных гуляниях. Дети и взрослые вместе распевали шутливые песенки-дразнилки и катались на санках с высокой ледяной горки, которую каждый год украшали сказочными узорами мастера из квартала ремесленников. В галдящей толпе бродили востроглазые громкоголосые торговцы, соблазняя жителей Вейгорада ароматными медовыми коржиками, горячими капустными пирожками и пряными хлебцами.

Ровно в полдень из ворот выезжали тяжелые, убранные в честь праздника серебряными лентами, сани королевской семьи, и король Карел вместе с женой, сыновьями, приближенными и стражниками входил в толпу. Люди кланялись и улыбались, кто-то норовил передать хвойный букетик для королевы, а стража зорко следила за происходящим вокруг. Погуляв немного среди толпы, король и его спутники, вскоре удалялись, чтобы подготовиться в вечернему пиру.

Однако самое интересное начиналось после заката, когда за городскими стенами вырастали огромные костры выше человеческого роста. Их располагали так, что если смотреть сверху, то вырисовывался знак темного Морана – серп. Эта часть празднования зимней ночи перешла к жителям Озерьи от их давних предков, и королева Августа, по правде говоря, не зря считала ночные гуляния пережитком варварского прошлого.

Конечно в них сохранилось далеко не все от прежних диких времен, но людская память была очень цепкой в том, что касалось праздников в честь богов-братьев. Еще многие помнили смутные рассказы, кочевавшие от бабки к внучке, и доброго в них было очень мало. Говорили, будто раньше, когда Озерья еще не была королевством, люди уже поклонялись богам-братьям. И если витанов день, сердце лета, был днем сватовства, плясок, тайных свадеб, а порой и запретных ласк, когда горячая молодая кровь побеждала здравомыслие, то праздник в честь зимнего бога проходил совсем иначе.

С наступлением темноты в зимнюю ночь также разжигали костры на поле неподалеку от города или деревни, и начинался темный ритуал, посвященный богу-жнецу. Назывался он ловлей невест, и каждая семья в деревне отправляла на него одну незамужнюю девицу или молодую вдову. Ловить их предстояло отобранным точно также холостым парням или вдовцам. Все было бы ничего, да только считалось, что темный Моран любит жестокость. Чтобы угодить богу-жнецу, нужно было пролить немного крови и выпустить в мир толику зла. Тогда Моран будет доволен и не станет выстужать дома ледяным ветром, насылать болезни и задерживать приход весны.

Парни являлись на поле в звериных шкурах, надетых на манер плащей, но не простых, а таких, где волчьи и медвежьи морды заменяли капюшоны. Никто не видел их лиц, и ни одна девушка не могла быть уверена, кто именно погонится за ней в зимнюю ночь. Так они и стояли друг напротив друга, по разные стороны костров. За спинами девушек темнел лес, куда им и предстояло убегать, а на поясе у каждой висел небольшой нож или серп. Если девушка отбивалась от своего преследователя, то оставалась свободной, позже она могла выбрать себе жениха по сердцу, а не по воле злой судьбы. Куда хуже приходилось тем, кого ловил незнакомец в звериной шкуре, ведь по обычаю он мог предъявить на девушку право как на жену в эту же ночь. К тому же в любом случае пойманная девушка должна была выйти замуж за своего пленителя. Нож за поясом да быстрые ноги были единственным шансом избежать этого.

Только боги-братья знают, сколько жизней и судеб сломал жестокий праздник зимней ночи. Впрочем, эти темные времена давно остались в прошлом, и сейчас ловля невест представляла собой совсем иное зрелище. От старого обычая остались лишь плащи из звериных шкур и традиция ловить убегающих девиц. Правда, теперь парень, поймавший девушку, не мог требовать от нее ничего больше поцелуя, и большинство девушек заранее сговаривались со своими поклонниками, тишком передавая им ленту или какой-то другой приметный знак, по которому можно будет отличить своего ухажера в толпе. Молодежь давно уже считала охоту за поцелуями, как называли в народе ночные гуляния в зимнюю ночь, веселым развлечением, и редко кто вспоминал о том, что они собой представляли хотя бы сотню лет назад.

Зорка в тот день проснулась рано, еще до света, быстро оделась и, подхватив домашние туфли, бесшумно спустилась на кухню. Девушка умылась остатками воды, вычистила очаг и вышла на крохотный дворик, который они делили с соседями. По счастью у них во дворе был небольшой колодец, и Зорка в который раз возблагодарила богов-братьев за это, ведь иначе ей пришлось бы идти до ближайшей площади, и тащить ведро с ледяной водой через весь квартал. Она сняла с колодца задубевшую крышку, покрытую снегом и принялась разбивать лед в колодце длинным железным прутом. Пока девушка возилась с ледяной коркой, уже начало светать. Когда ей удалось зачерпнуть и поднять воду, Зорка склонилась над колодцем, чтобы снова опустить туда ведро на веревке, и задержала взгляд на темной глади воды, заключенной в неровное кольцо льда. На секунду, прежде чем Зорка отвела взгляд от плавающих внизу ледяных крошек, ей почудилось, будто кто-то глядит на нее из этой черноты.

Девушка отпрянула и поспешила поставить крышку на место, она вспомнила тот сон, что привиделся ей после визита короля и королевы. Этой зимой Зорка видела своими глазами, как стремительно стареет бабушка Текла. Разговор с хранителями по просьбе короля лишь еще сильнее подточил ее здоровье. «Рано или поздно дар пророчества перейдет к тебе, Зоренка» – говорила ей бабушка, и девушка понимала, что она имеет ввиду. Когда Текла умрет, Зорка сможет сама обращаться к хранителям ледяного озера. При мысли об этом ей стало не по себе. Зорке никогда не нравились хранители. Они были капризны, коварны и порой попросту пугали ее. Сон, что приходил к ней, не на шутку встревожил Зорку, ведь если она увидела хранителей так ясно, это могло означать только одно – бабушка уже близка к смерти. Правда, сон этот больше не повторялся, и Зорка на какое-то время успокоилась. Однако отчетливое ощущение, что кто-то наблюдал за ней из колодца, вновь пробудило прежние страхи.

Когда Зорка закончила все домашние дела, она поднялась наверх, разбудила бабушку, помогла ей сойти по лестнице и усадила в потертое деревянное кресло с высокой спинкой. Пока бабушка Текла неспешно жевала свою кашу, Зорка успела застелить постели, помыть посуду и начистить овощей для супа. Ей не терпелось отправиться за город, но кто-то же должен выполнять работу по дому.

Руки девушки покраснели от холодной воды и движения, и она вспомнила, как не раз спрашивала бабушку, почему они не держат прислугу и не покупают одежду получше, хотя и могли бы себе это позволить. Черную работу выполняла за несколько медек3 одна бедная женщина, живущая неподалеку. Она приходила каждое утро, выносила помои, рубила дрова и раз в две недели скоблила в доме полы, но все остальное Зорке приходилось делать самой. Текла всегда отвечала, что нужно уметь делать все своими руками, а деньги лучше приберечь на приданое, однако Зорка, когда подросла, поняла, что дело не только в этом. Королева Ива была очень щедра с ее предками когда-то, к тому же довольно много состоятельных жителей столицы заглядывали к ним под покровом темноты, чтобы выведать у хранителей ледяного озера пророчества о собственном будущем, а теперь и король Карел положил на имя Теклы добрую сотню златней4 в столичном банке. На эти деньги можно было купить огромный дом в квартале знати, обставить его самой красивой мебелью и безбедно жить несколько лет. На самом деле бабушка Текла не хотела привлекать к себе лишнее внимание, потому что люди итак косо смотрели на их семью. Начни они показывать так открыто свое богатство, пожалуй, от них отвернулись бы и те, кто сейчас здоровается и не боится перекинуться словечком-другим со старой пророчицей и ее внучкой.

«Зачем же нам тогда столько денег, если мы не можем их потратить?» – спросила однажды Зорка. «Это будет твоим приданым. Я давно хотела уехать из Вейгорада, слишком тут шумно и людно, да и все знают, о пророческом даре. Для тебя я хочу спокойную жизнь, без косых взглядов и шепотков за спиной. Как найдется тебе муж, так и уедем, а вдвоем нам тяжко будет перебираться даже в другой квартал, не то что в новый город» – вот что ответила тогда бабушка Текла.

Каждый раз, слыша подобное объяснение, девушка задумывалась, зачем же ждать замужества. Она сомневалась, что сумеет найти себе мужа здесь, в столице, как раз из-за дурной репутации пророческого дара. Красотой Зорка не блистала, но была вполне миловидной, однако поклонников вокруг нее не было совсем. Не будь она внучкой Теклы, дело обстояло бы совсем иначе, и к работящей, приветливой девушке с ясными серо-зелеными глазами и сияющей, словно старинное золото, косой давно бы начали присматриваться городские парни. Зорка смутно догадывалась о причинах, по которой к ней никто не сватался, но окончательно убедилась в этом лишь полгода назад. Весной, на праздновании нового года, соседский племянник, заехавший по случаю в гости к своим родственникам, весь вечер бросал на нее восторженные взгляды. Когда же тетка шепнула ему что-то, указав кивком головы на Теклу, тотчас потупился и принялся расточать улыбки уже другой девице. В тот вечер их с бабушкой позвали в гости лишь для вида, наверняка соседка и не ждала, что они согласятся, но Текла, неожиданно для нее и самой Зорки, приняла приглашение.

Марика, дочка соседки, которая в общем-то неплохо относилась к Зорке, да и то старалась, чтобы ее лишний раз не видели в компании внучки пророчицы, сказала ей тогда: «Ты понравилась Радеку, но мама говорит, мало кто захочет породниться с такой семьей, как ваша. Она говорит, что и отец твой женился на сироте, потому что никто больше не пошел бы за него после истории с его бабкой. Она ведь помогла проклятой королеве Иве продать хранителям ледяного озера три года урожая за наследника. Тебе бы лучше уехать, Зорка, ты не найдешь здесь хорошего жениха». Зорка не обижалась на Марику и ее мать, ведь она и сама видела, как обстоят дела, однако бабушке о том не зарекалась. Ей не хотелось беспокоить старушку, да и куда спешить, ведь ей всего пятнадцать? Говорят, кто рано замуж выходит, тот и увядает рано. Зорка пока и не стремилась обзавестись мужем и детьми, как-то не представляла она себя в роли матери и хозяйки собственного дома.

Отогнав вереницу невеселых мыслей, которые преследовали ее с момента, когда Зорка заглянула в колодец, девушка принялась торопливо собираться. Внучка она пророчицы или нет, а сегодня хочет, как и все обычные люди, покататься с горки и поглядеть на принца Богдана, к чьему выздоровлению приложила руку бабушка Текла. Зорка надела свое лучшее платье, подвязала под коленками теплые шерстяные чулки и, тихонько напевая, принялась обуваться. На ночные гуляния бабушка ее конечно не отпустила бы, хотя Зорка и сама не горела желанием отправиться туда, но вот сейчас, когда на дворе уже светло, ей очень хотелось вместе со всеми порадоваться празднику зимней ночи.