Читать книгу Зимнее дитя. Часть I. Пророчество - Анастасия Елагина - Страница 4

В пещере царила темнота, и маленькая масляная лампа была не в силах развеять густые мартовские сумерки, пробравшиеся в пещеру. Однако она хорошо освещала обращенное к каменной стене лицо державшего ее человека. Мужчина в тулупе и теплых, мохнатых сапогах стоял, почтительно склонив голову. Время от времени он бросал на стену быстрый взгляд, а потом снова принимался глядеть в пол. Мелкие вкрапления слюды блестели на каменной стене пещеры, точно крохотные звездочки. В том месте, где они перемежались с крупными слоистыми наростами, стена напоминала тусклое древнее зеркало. От света пламени и обилия блеска, глаза начинали слезиться и болеть, но человек в пещере продолжал терпеливо стоять на своем месте.

Мужчина вздохнул и снова бросил взгляд на стену. Сегодня господин не спешил приходить, а ведь ему еще возвращаться обратно в город. Никакие посулы не могли бы убедить его остаться на ночь в этой пещере, посреди гор. Здесь и летом-то было неуютно, а уж ранней весной и подавно. Если за ночь не околеешь от холода, так к рассвету точно умрешь от страха. Нет, получит от господина обещанные деньги, и больше не приблизится к горам ни на шаг. Дорога конечно предстоит неблизкая, через всю Астию и Белмор, а там к морю. После того, как господин поделился с ним своими планами насчет Озерьи, оставаться тут надолго было бы глупостью. «Море увижу, уплыву подальше отсюда. Говорят, за морем вовсе зимы не бывает, туда и поеду. Золото, оно везде одинаковое. Буду жить в тепле, жену себе найду красивую» – мечтал мужчина, пытаясь половчее перехватить лампу, чтобы не пролить горящее масло себе на рукавицы.

–Долго же тебя не было, а ведь я велел тебе прийти в первую неделю весны.

Холодный глубокий голос раздался прямо из стены, эхом отражаясь от сводов пещеры. Мужчина с лампой вздрогнул, едва не выронив ее, и в испуге воззрился на стену. Как и в прошлые их встречи, повелитель появился внезапно и напугал его до полусмерти. Мало приятного тащиться в горы ранней весной и стоять на морозе, таращась в стену, а тут еще и это.

Слуга поспешно поклонился, поднял голову и посмотрел господину прямо в глаза. Стена, которая так напоминала слюдяное зеркало, теперь словно бы подсвечивалась изнутри. Разница заключалась лишь в том, что вместо своего лица Мартин видел в нем отражение темного господина. Черные, будто угли, глаза не мигая глядели на мужчину сквозь слюдяную пелену. Бог-жнец ожидал, что скажет в свое оправдание его слуга.

–Метель только вчера унялась, господин. Раньше было не проехать. Впрочем, вы и сами знаете, ведь это ваших рук дело.

–Не смей дерзить мне! Ты всего лишь человек и мой слуга! Помни об этом, Мартин.

Холодный ветер ворвался в пещеру, и возле мужчины закрутилась столбом крупная снежная крошка. Тот шарахнулся в сторону и невольно вздернул вверх руку с лампой. Огонь за стеклом сжался, будто нашкодивший щенок при виде жестокого хозяина, и Мартин успел заметить, как холодно сверкнули черные глаза господина по ту сторону слюдяного зеркала.

–Простите, господин, я вовсе не хотел вас разгневать.

Мартин снова склонил голову и поднял ее только тогда, когда понял, что господин не злится на него всерьез. Уже несколько лет он служил богу-жнецу и знал, если бы Моран захотел наказать или убить его, он не стал бы распыляться на пустые разговоры. Темному господину достаточно было бы слегка приподнять кисть своей бледной руки, и ледяной ветер в мгновение ока заморозил бы Мартина до смерти. Мартин хорошо помнил, как во вторую их встречу, господин велел ему привести с собой еще одну лошадь, и, когда он ввел перепуганное животное в пещеру и поставил перед блестящей стеной, призрачная рука вынырнула из слюдяного зеркала. Она метнулась вперед, и острые осколки льда, возникшие прямо из воздуха, мгновенно вспороли шею бедному животному. Густая темная кровь полилась на каменный пол пещеры, прямо под ноги побелевшему Мартину. Слуга запомнил урок, который преподал ему господин, и потом ему еще много ночей подряд снились жуткие рваные раны на шее мертвой лошади и собственный тулуп, забрызганный алой кровью. Нет, сейчас Моран не собирался его убивать, но Мартин помнил – даже будучи запертым в своем мире, бог-жнец был опасен, и злить его не следовало.

–Ты сделал все, как я велел? – обратился к нему господин.

Мартин осмелился вновь взглянуть в черные глаза Морана, и поспешно кивнул. Несмотря на холод, царивший в пещере, он ощущал, как взмок под шапкой его лоб.

–Да, господин. Перестал подсыпать старый порошок сразу же, как вы приказали мне.

–Хорошо. Все прошло по плану?

–Конечно, – слуга на мгновение замялся, прежде чем напомнить об оплате. —Вы обещали мне награду, господин.

–У входа в пещеру поднимешь двузубый камень, там ждет твоя награда. И ты получишь в десять раз больше, если поможешь мне в еще одном небольшом деле, Мартин.

Отражение, искаженное слоистой слюдой, приблизилось, и Мартину показалось, что в лицо ему ударил порыв ледяного северного ветра. Мелкая, едва видимая в полумраке снежная крошка, осела на его одежде и с шипением растворилась в горячем масле маленькой лампы.

–Благодарю вас, повелитель. Что я должен делать?

–Не спеши, человек. Это новое поручение и новая сделка. Давай-ка скрепим ее как положено.

Мартин судорожно вздохнул. Вот этого ему совершенно не хотелось повторять. Однако он уже согласился, поэтому придется снова пережить неприятные мгновения, когда Моран будет вырезать символ обязательства прямо внутри его тела, на костях. «Деньги лишними не бывают, а ведь мне придется начинать жизнь сначала, в другой стране. Еще одно поручение, а потом я уеду из Озерьи навсегда» – утешал себя мужчина, ощущая, как его начинает колотить озноб. Мартину едва не сделалось дурно при мысли о холодном рукопожатии призрачной руки. Слишком хорошо она помнил жуткое ощущение, которое порождают пальцы Морана, когда бог-жнец копается в его плоти в поисках подходящей для знака кости.

–Быть может вы сначала скажете, что я должен сделать, господин? Вдруг это будет мне не по силам.

–Как раз тебе это вполне по силам, Мартин. Я хочу, чтобы теперь ты подсыпал другой порошок в еду или питье его матери.

–И после этого, господин, вы дадите мне обещанное золото, и я волен буду уйти?

–Да. Я выполню свою часть обязательств.

Голос Морана колючей ледяной волной пронесся по пещере, и Мартину показалось, что его ушей коснулась огромная лапа со множеством острых маленьких когтей. Мужчина судорожно и ответил:

–Хорошо, господин, я согласен.

–Начни с этого новолуния. Если сможешь, то сыпь прямо в зелье, которое сделал для нее лекарь. А если не выйдет с зельем, то в еду или питье. Запомни мои слова.

–Да, я все понял, повелитель.

–Теперь подойди, Мартин.

Отражение приблизилось к самому краю слюдяного зеркала, и Мартин послушно шагнул ему навстречу. Расплывчатый силуэт повелителя стал более четким, и, как и в прошлый раз, слуга успел разглядеть небольшой серп из черного металла, тускло сверкнувший на поясе бога-жнеца. Прежде чем потерять сознание от страшной боли, он увидел, как призрачная снежная рука, точная копия руки самого повелителя, вынырнула из зеркала, ногти на длинных белых пальцах заострились и удлинились, а потом резко и быстро вцепились в его ребра. Мартин застонал, оседая на каменный пол, однако из тусклой блестящей стены выскользнула вторая снежная рука и крепко схватила его за плечо, не давая упасть.

Морозный ветер, совсем не похожий на весенний, ударил Мартина по щекам, и он открыл глаза. Вокруг было темно, и где-то внизу, прямо под сердцем, пульсировала острая боль, словно в тело впился с десяток крохотных иголок разом. Мужчина охнул и сел, пытаясь хоть что-то рассмотреть в кромешной темноте, но безрезультатно. Он поднялся, и наугад направился к выходу из пещеры, даже не пытаясь искать в темноте потухшую лампу. Снаружи его ждал конь, наверняка уже обезумевший от страха. «Надо будет угостить его яблоками, когда вернемся» – подумал Мартин, охая и держась за ребра. Каждый вдох и выдох вызывал у него приступ тупой боли, назойливой и неприятной, однако Мартин знал, что вскоре она пройдет. Разве несколько дней боли – это великая плата за золото и возможность навсегда оставить позади жизнь слуги? Ему лишь нужно дождаться последнего месяца лета, а после он уже станет зваться господином Мартином, быть может даже купит себе титул. За морем тоже есть правители, которые с радостью продадут ему титул и землю за звонкую монету, а с остальным Мартин как-нибудь управится. Он долго жил в замке, наблюдал за знатными господами и знает, как вести себя со слугами. «Барон Мартин Заморский или лучше граф Озерский?» – прикидывал Мартин, кряхтя от боли. Надо еще подумать, не стоит относиться к выбору родового имени так беспечно, потомки не скажут ему спасибо за дурной выбор. Мужчина довольно хмыкнул и тут же закатил глаза. Знак сделки, заключенной с богом-жнецом вновь заныл.

Озираясь по сторонам, Мартин приподнял камень, на который ему указал Моран. Золото было на месте, а рядом с ним лежал мешочек с порошком, предназначенным для королевы. Мартин поднял мешочек с земли и сунул за пазуху. Золото лучше пока оставить здесь и забрать, когда последнее задание повелителя будет выполнено. Тут оно будет в безопасности.

Едва дыша, мужчина взобрался на своего коня, который радостно зафыркал при виде хозяина. Судя по всему, он уже не чаял увидеть Мартина живым.

–Но! Поехали, Гром, дома яблоки ждут, – скомандовал мужчина, ласково потрепав животное по шее.

Конь тронулся с места, торопясь убраться подальше от злополучной пещеры, внушавшей ему немалый страх. Мартин, с белым, под стать снегу вокруг, лицом, крепко вцепился в поводья. Каждый шаг животного причинял всаднику боль, и мужчина с трудом сдерживался, чтобы не застонать.

***

Весна в Озерье промелькнула, словно торопливый кораблик, стремящийся поскорее уйти за горизонт и догнать заходящее солнце. По крайней мере, Карелу показалось именно так. Занятый новыми проектами и законами, которые в этом году сыпались от советников как из рога изобилия, он не успел заметить, как праздник наступления нового года, приходившийся на первые дни марта, сменился народными гуляниями в честь праздника середины лета, посвященного светлому богу Витану. Однако к августу дел стало меньше, советники уже не так сильно донимали короля. Часть из них разбежалась по своим владениям, чтобы проследить за подготовкой к сбору урожая, но Карел знал, что это на самом деле причина кроется в ином. Летом в столице становилось слишком жарко, и знать спешила укрыться от духоты в своих прохладных каменных замках. Король и сам был бы не прочь уехать из города на время жары, но сделать это он мог лишь после того, как пройдет пир в честь дня рождения Августы. Правда, и тогда придется подождать пару недель, прежде чем можно будет открывать сезон охоты, но уж эти недели точно пролетят в приятных хлопотах.

Праздничный пир в честь дня рождения королевы Августы был в самом разгаре. Гости смеялись и шутили, пытаясь перекричать музыку, столы ломились от еды и вина. Места на них едва хватало для того, чтобы поставить тарелки и кубки для королевских гостей. Этот вечер, на удивление приятный и теплый, без мошкары и дневной духоты, выдался просто чудесным. Королева праздновала свой тридцать девятый день рождения, и сияла как новая монетка.

«А прогулки и ей пошли на пользу» – размышлял Карел, с одобрением глядя на свою жену. С тех пор как младший сын пошел на поправку, придворный лекарь посоветовал ему проводить больше времени на свежем воздухе, и королева часто сопровождала Богдана на этих прогулках. Принцу наконец-то позволили учиться ездить верхом, и теперь он почти не вылезал из седла, к ужасу своей матери, которой пришлось вспомнить давно позабытые навыки верховой езды, и к гордости отца, частенько следившего из окна кабинета за небольшой группой всадников, свитой Богдана.

Мальчик поздоровел и рос не по дням, а по часам. За это лето он так вытянулся, что еще немного и достанет макушкой до плеча старшему брату. Карел смотрел на своих сыновей, и гордость переполняла его сердце. Оба будут высокими, Горек, в свои пятнадцать, уже почти догнал по росту его самого, а ведь Карел был на голову выше большинства мужчин при дворе. Король бросил взгляд в сторону своего наследника, заметил, как старший сын с интересом, разглядывает молоденькую служанку, и усмехнулся про себя. Он-то привык, шпынять Горазда, как ребенка, за недостаточное усердие в учебе или мрачный недовольный вид во время дворцовых церемоний, а тот оказывается уже настолько вырос, что заглядывается на девушек. Как видно, настала пора шепнуть пару слов Криштофу, чтобы подослал опытную девицу в покои к наследнику.

Взгляд короля снова вернулся к жене, и он не сумел сдержать улыбки. Названная в честь месяца, в котором она и появилась на свет, Августа и впрямь была воплощением лета. Темные глаза королевы сияли и излучали теплый свет, губы беспечно улыбались, когда она отвечала на шутки и комплименты гостей. Карел давно не видел ее такой беззаботной и все еще не мог привыкнуть к этой новой Августе, слишком долго болезнь сына подтачивала ее силы и красоту.

Королева выбрала для праздника винного цвета, которое ей несказанно шло, и тяжелое золотое ожерелье с россыпью красных гранатов. Карел глядел на нее, такую счастливую, полную жизни и ярких красок, и чувствовал, как в нем пробуждается желание. «Забавно, променял молодую любовницу на стареющую жену, и не могу дождаться, когда закончится пир, чтобы увести ее в свою спальню. Скажи мне кто о подобном год назад, я бы ни за что не поверил» – размышлял король, промокая салфеткой свою густую бороду.

Да, этот год принес его семье и стране только хорошее. Чудесное выздоровление сына, похорошевшая жена, советники докладывают, что пшеница уродилась на славу, торговые сделки с Астией, к которым они шли целых пять лет, начали приносит ощутимую прибыль, зима прошла без поветрий, лето порадовало теплом и частыми дождями, а грядущая осень откроет сезон охоты и наполнит закрома вяленым мясом. Чего еще можно было желать? Король подцепил кусок мяса с помощью двузубой вилки и придирчиво оглядел его. Поджаристые бока, присыпанные пряными семенами, заманчиво блестели под сладким медовым соусом. Карел сделал знак слуге, чтобы тот наполнил его кубок, положил мясо в рот и принялся жевать. Никакие тревожные мысли не омрачали его в этот вечер, и король с удовольствием смеялся шуткам вместе со всеми, втайне предвкушая грядущую ночь.

Прошло несколько недель, и чудесное теплое лето осталось позади. Озерья шумно, с песнями и плясками, провожала златокудрого Витана, бога-сеятеля, повелителя лета, солнца и урожая. Горожане чтили его меньше, чем крестьяне, которые всякий раз с размахом отмечали конец сбора урожая, однако и в городах сохранялась добрая традиция одаривать бедных и делиться излишками с теми, кому повезло меньше. Жизнь в королевстве бурлила и кипела, как всегда в это время года, закрома заполнялись зерном, сушилось и вялилось мясо, засаливалась в больших деревянных бочках рыба, овощи ссыпались в прохладные подполы, а ягоды и травы просыхали на теплых чердаках.

Король Карел едва дождался окончания пира в честь урожая, дарованного Витаном, собрал свиту и умчался на охоту на другой же день после праздника. Осень – лучшее время для бешеной скачки по лесам и выслеживания диких зверей. Еще не слишком холодно и можно даже заночевать в лесу, разведя костер и наломав для подстилки мохнатых еловых лап. Королю куда больше были по душе такие вылазки, чем придворные обязанности и бесконечные праздники, и каждый год он с большим удовольствием участвовал в осенней охоте.

В этом году он взял с собой обоих принцев, и королева, хоть и понимала, что с ее мужем и сыновьями поедет множество других всадников, которые прикроют и защитят их в случае опасности, все равно не находила себе места. Сам же король был совершенно спокоен, он любил в это время года поездить по стране, неожиданно навещая родовые поместья и замки местной знати, чем каждый раз повергал своих подданных в панику. Шутка ли, принимать у себя короля и его наследников. К такому событию нужно готовиться загодя. Именно поэтому все, начиная от самых мелких землевладельцев без титулов и заканчивая герцогами, с начала лета отправляли своим соглядатаям в столице туго набитые мешочки с золотом и серебром, чтобы те заранее послали гонца, если король выберет их края местом для проведения большой охоты грядущей осенью.

В этот раз Карел с сыновьями отсутствовал довольно долго, и, когда охота завершилась, на дворе уже стояли последние дни октября. Слабое осеннее солнце совсем не грело, а лишь дразнило мнимым теплом, ярко сияя в высоком небе. Дичи удалось добыть довольно много, прием королевской семье оказывали самый лучший, и Карел, хоть и порядком устал, но выглядел довольным. Путь домой был неблизкий, и Августа наверняка уже извелась, ожидая мужа и сыновей, да и сам Карел успел соскучиться по жене. Правда, сейчас королю больше всего на свете хотелось скинуть одежду, пропитанную потом и коричневой дорожной пылью, и забраться в лохань с горячей водой. До Вейгорада оставалось ехать всего ничего, и эта последняя часть пути казалась всем самой тяжелой. Поначалу, когда Карел со спутниками выехал на тракт и повернул на запад, к Вейгораду, люди смеялись, болтали и даже пели песни, но сейчас, к концу второй недели пути, сил на подобные развлечения уже ни у кого не оставалось.

Карел повернул голову и мельком глянул на сыновей, которые ехали позади него. Оба они, и вечно надменный Горек, и шустрый, восторженный Вогдась, сейчас выглядели как потрепанные воробышки. Горек хмуро косился на деревни и унылые голые поля, и время от времени зевал, а Вогдась и вовсе открыто клевал носом, не замечая ничего вокруг.

– Ергуш! – окликнул король тотчас встрепенувшегося стражника. —Давай Вогдася ко мне, он того и гляди уснет и выпадет из седла.

Слуга подвел коня младшего принца к королю и передал ему мальчика, несмотря на вялые протесты последнего.

– Я вовсе не спал, – возмутился мальчик.

– Твоя матушка не будет рада, если на подъезде к столице ты свернёшь себе шею, сверзившись с лошади, Вогдась. Поспи, пока мы едем. Не бойся, я тебя придержу, – ответил ему отец тоном, не терпящим возражения.

– Ладно.

Мальчик тяжело вздохнул. Ему не хотелось показаться слабым перед старшим братом и всеми остальными, но усталость брала свое, да и сложно ему было ослушаться отца, когда тот говорил так, как сейчас. Вогдась прикрыл веки и через несколько минут уже дремал, придерживаемый крепкой отцовской рукой. Старший принц, глядя на эту сцену, лишь раздраженно дернул плечами и, скорчив недовольную гримасу, поспешил отъехать в самый конец отряда. Его отец не обратил на этот маневр никакого внимания. В замке у Горека была не самая лучшая репутация, он был задирист, порой груб со слугами и язвителен в компании своих друзей. Однако Карел полагал, что со временем это пройдет. Как-то так получилось, что Горек, несмотря на то, что был первенцом и наследником, почти не занимал мысли своих родителей. Мальчишка рос здоровым, сильным и неглупым, не доставляя им лишних хлопот, разве что характер у него был непростой. Все внимание обоих родителей было приковано к Вогдасю, тот был слаб с рождения и к тому же невольно располагал к себе окружающих добрым и веселым нравом. Привыкнув к подобному положению вещей, король никогда не задавался вопросом, так ли уж оно правильно, и не сами ли они с Августой виноваты в дурном характере старшего сына.

До города отряд добрался часа за три, когда солнце уже клонилось к горизонту. Карел предусмотрительно отправил вперед гонца на свежей лошади, чтобы к их приезду слуги успели приготовить горячую воду, чистую одежду и закуски. На подъезде к столице Вогдась упросил отца вернуть его в седло собственной лошади. Мальчику никак не хотелось опозориться перед жителями города, ведь в его возрасте все уже давно ездят сами. Карел незаметно усмехнулся в густую черную бороду, которая за время путешествия успела отрасти аж до середины груди, и позволил сыну пересесть.

В столице, казалось, ничего не изменилось, разве что стало холоднее. Жители были по-прежнему приветливы и высыпали на улицы, чтобы встретить своего короля и его детей. Карел старался держаться и не показывать подданным, как сильно он устал. На лице его блуждала легкая благожелательная улыбка, которая на деле совсем не вязалась с холодным взглядом голубых глаз.

Когда путники въехали во двор замка, вопреки ожиданиям их вышли встречать все, кроме королевы и ее фрейлин. Карел обежал толпу кланяющихся слуг и знати прищуренными глазами, и заметил среди них придворного лекаря, который бросал на него тревожные взгляды. Король спешился, поприветствовал встречающих, задал несколько вопросов советникам и поманил к себе лекаря. Тот что-то быстро шепнул ему на ухо, после чего король с непроницаемым лицом велел всем разойтись.

В это время чуть поодаль, за его спиной, стояли принцы. Горазд выглядел серьезным и сосредоточенным и незаметно придерживал за полу плаща взволнованного брата. Оба они прекрасно понимали: если мать не вышла, значит с ней что-то неладно. Принц Горазд не сводил пристального взгляда с придворного лекаря, который шептался с Карелом.

– Наверное она просто приболела. Сейчас осень, все то и дело простужаются, – тихо говорил он на ухо Вогдасю, стараясь, чтобы голос звучал уверенно и твердо. – Не вздумай бежать, да еще и впереди отца. Он будет недоволен.

– Не буду, – насупился Вогдась, на мгновение позабыв о своих тревогах. —Мне же не три года.

– Хм, – многозначительно отозвался Горек.

Король Карел наконец-то вспомнил о сыновьях, повернулся к ним, коротко кивнул в сторону белой каменной лестницы, дождался, когда мальчики подойдут к нему, и только потом начал подниматься. На самом верху стоял лакей, придерживая открытую дверь и почтительно кланяясь правителю Озерьи и его наследникам.

– Зайдите сначала к вашей матери, ей верно не терпится увидеть вас. Помыться и поесть вы еще успеете.

– А как же ты, отец? – вопросительно вскинул брови Горек.

– У меня есть важное дело, я зайду к ней позже. Идите.

Когда сыновья удалились по направлению к покоям королевы, Карел устало потер лоб, негромко выругался себе под нос и поднялся по длинной широкой лестнице, устланной праздничным бордовым ковром в честь его приезда. Предусмотрительный слуга распахнул перед ним дверь, и король вошел в свой кабинет. Лекарь уже ждал его внутри. Осенние сумерки уже начали просачиваться в комнату, и в этом стремительно нарастающем полумраке господин Абсолом в своих темно-синих одеждах казался зловещим посланником потусторонних сил. Впрочем, Карел был недалек от истины, подобрав для него такое сравнение. Разговор, судя по словам, которые он услышал от лекаря во дворе, предстоял нелегкий.

***

Ноябрь в Озерье – еще не зима, но уже и не осень. Это месяц-шатун, который мечется меж двух времен года. Природа словно сама не знает, что ей делать. То ли одарить людей остатками мнимого тепла, то ли разбросать по городу ошметки засохших листьев и разукрасить каменные мостовые тонким кружевом инея, напоминая таким образом, что зима совсем скоро прибудет в эти края.

Сегодня же выдался погожий денек, и Зорка засобиралась на рынок, не дожидаясь, когда погода снова начнет капризничать. Девушка оделась потеплее, памятуя о том, как обманчиво осеннее солнце, и вышла из дома с большой плетеной корзиной в руке. Конечно они с бабушкой ели не так много, но, если верить приметам, скоро ударит по-настоящему крепкий мороз, а выходить из дома в непогоду лишний раз не хотелось никому.

До главной рыночной площади идти было добрых полчаса, и Зорка прибавила шаг. Сейчас почти полдень, и конечно самые лучшие и свежие продукты уже раскупили. В воскресный день всегда так бывает. Хозяйки поутру отправляют слуг на рынок, а сами наряжаются, чтобы к воскресному обеду, который почитается праздничным, похвастаться обновкой или просто порадовать себя, вырядившись в красивое платье с накрахмаленным белым воротником. Правда, так одевались только незнатные женщины: жены и дочери ремесленников, лавочников, торговцев средней руки и бедняков. У последних, впрочем, денег на воротники и вовсе не было, но и они старались в воскресный день выглядеть опрятными и надевать чистую одежду.

Богатые женщины одевались совсем иначе, вырезы у их платьев были смелее и приоткрывали плечи, корсажи были расшиты драгоценными камнями, и наряды шились из самых дорогих тканей. Зорка вспомнила, какое красивое платье было на королеве в ту ночь, когда она с мужем тайком приехала к ним в дом. Ей еще никогда не доводилось так близко видеть знатную женщину, и одеяние королевы тогда очень сильно впечатлило девушку. Она помнила его как сейчас: серо-голубое, расшитое крупными цветами из узких шелковых ленточек небесного цвета, и на каждом цветке, словно капли росы, блестели в полумраке комнаты маленькие молочно-белые камешки. «Хотелось бы и мне такое платье, но бабушка никогда не позволила бы купить подобное. Да и куда бы я в нем пошла? Носить дрова или на рынок за капустой?» – вздохнула Зорка, мысленно прощаясь с наивными мечтами.

С этими не слишком веселыми мыслями девушка и дошла до главного городского рынка. Впереди замаячили крытые прилавки, которые уже совсем скоро, в декабре, начнут украшать хвойными ветками в честь очередного праздника зимней ночи, шум голосов все нарастал, и уже можно было различить, как торговцы зазывают покупателей.

–Пироги только из печи! Румяные, что твои щечки, красавица!

–Свежие овощи! Картошечка, капуста, репка!

–Травка лечебная, для отваров полезная!

Девушка не слишком любила находиться среди большого количества людей, но походы на городской рынок были почти единственным ее развлечением, поэтому она невольно улыбнулась суматохе, царящей на площади, и смело нырнула в гадящую толпу.

Несмотря на легкий мороз, заставлявший дыхание подниматься вверх белесым паром, людей сегодня было много. Каждый норовил выбрать товар получше и заплатить за него поменьше. Некоторые предпочитали и вовсе не платить, Зорка всегда помнила, что где толпа, там и воришки, чьи ловкие руки успеют срезать у тебя кошель в одно мгновение, стоит только зазеваться. Но ей опасаться было нечего, еще несколько лет назад девушка придумала пришить внутри тулупа еще один кармашек, куда можно было залезть, только запустив руку глубоко под тулуп, и на подобную наглость на ее памяти пока никто не решался.

Неспешно, но стараясь не терять бдительности, девушка пошла по рядам, приветливо улыбаясь каждому торговцу или торговке, у которых она покупала товар. Бабушка Текла никогда не говорила ей, но Зорка сама заметила, что если стараться быть вежливой с людьми, то они со временем вроде как начинают забывать о том, что она внучка старой пророчицы и ее прапрабабка когда-то принесла в Озерью большую беду. Сама девушка знала, что это не так, потому что история о трагической судьбе королевы Ивы передавалась и в их семье из уст в уста. В ней не было вымысла, ведь Зорка знала, что хранители ледяного озера очень неохотно заключали сделки с людьми, да и вообще предпочитали что-то материальное в качестве вознаграждения. Какой был бы им прок от трех неурожайных лет в Озерье?

«Но с короля Карела и королевы Августы они потребовали жизнь ребенка. Хотя это наверное совсем другое, ведь король просил не о пророчестве, а о лекарстве» – раздумывала Зорка, припомнив условия договора, заключенного почти год назад между королевской четой Озерьи и хранителями ледяного озера. Однако размышлять о подобном, проталкиваясь мимо большого количества людей, было не с руки, и девушка оставила это бесполезное занятие, сосредоточившись на покупках.

Когда корзина начала оттягивать руку, Зорка решила, что пора возвращаться домой. К тому же настало время готовить обед, да и бабушка Текла наверняка уже озябла и проголодалась. Она развернулась и двинулась сквозь изрядно поредевшую толпу к выходу с площади, когда позади раздался громкий топот лошадиных подков о брусчатку, и послышался рой взволнованных голосов. Зорка обернулась на шум и увидела, как на площадь влетели, едва не затоптав нерасторопных покупателей, двое всадников.

Поверх теплых, добротных кафтанов на них были надеты длинные, до колен, туники белого цвета, на которых спереди и сзади был нашит королевский герб – взмывающий ввысь сокол с тремя золотыми колосками в цепких лапах.

«Это же глашатаи. Интересно, о чем они хотят объявить?» – удивилась Зорка. Девушка решила послушать, что скажут вестники короля, и отступила к ближайшему прилавку. Люди вокруг нее тоже навострили уши и как-то вдруг притихли. Никто не знал, о чем объявят королевские посланцы, и толпа терпеливо ждала, пока оба мужчины слезут с лошадей и поднимутся на небольшой помост, который служил то плахой, то трибуной для заявлений, то сценой для бродячей труппы, а то и просто местом для игр городских мальчишек.

Глашатаи быстро поднялись по ступенькам, и один из них снял с пояса небольшой крученый рожок, очень похожий на охотничий. Мужчина трижды протрубил в него, и лишь после этого его спутник громким и зычным голосом принялся зачитывать начертанное на бумаге послание.

– Жители Вейгорада! От имени его величества короля Карела, доброго и справедливого правителя Озерьи, мы прибыли сообщить вам добрую весть! Будущей весной королева подарит Озерье еще одного наследника или наследницу! В честь этого чудесного события его величество король Карел распорядился: в следующее воскресенье, в полдень, на главной городской площади всех жителей будут угощать пивом из королевских подвалов и свежим хлебом!

Люди вокруг одобрительно загудели, что не помешало глашатаю еще трижды прокричать свое послание. Торговцы и покупатели радовались доброй вести о скором появлении еще одного королевского ребенка и конечно же души их грела мысль о бесплатном пиве и хлебе. Голод не грозил Озерье в этом году, но разве для простолюдина кусок хлеба когда-то бывает лишним?

Глашатаи вскочили на лошадей и направились обратно в замок, на этот раз без особой спешки. Они прекрасно знали, что подобная весть, снабженная заманчивым обещанием угощений, облетит город в считанные часы, и нет необходимости утруждать себя, портя горло морозным воздухом на каждом перекрестке, чтобы донести ее до людей.

Когда гербы на спинах глашатаев последний раз мелькнули и скрылись из глаз, кто-то настойчиво потряс Зорку за плечо, и девушка испуганно вздрогнула и повернулась. Румяная женщина за прилавком, у которого она стояла, ласково улыбалась девушке.

–Что с тобой, девонька? – участливо спросила она, заметив побелевшее зоркино лицо. —Да ты перепугалась что ли?

–Я… – начала девушка и осеклась, не сумев найти подходящего ответа.

Однако женщина приписала выражение ее лица совсем иной причине.

–Тебе, такой молоденькой, видно страшно представить, как наша королева сумеет родить в ее-то годы?

–Да, – ее слышно пробормотала Зорка, стыдливо опуская взгляд.

–Добрая ты душа, девонька. Да не волнуйся так, женщины то крепче, чем кажутся, сама через год-другой поди уже убедишься. К тому же при ней лучшие лекари и чародеи, – уверенно произнесла женщина. —Возьми-ка вот, угостись, а то лица на тебе нет.

Женщина взяла с прилавка свежий имбирный коржик золотистого цвета, щедро напичканный изюмом, и протянула его девушке. Зорка с благодарностью приняла коржик, и хотела было расплатиться, но торговка замахала на нее руками.

–Ничего не надо. Съешь вот за здоровье нашей королевы или угости кого, если не по нраву мой подарок.

–Что вы, мне очень нравится! – поспешила убедить ее Зорка. —Спасибо, госпожа.

Она открыла крышку корзины, сунула коржик поверх льняного полотенца, которым всегда укрывала продукты, и, благодарно улыбнувшись доброй женщине, пошла к выходу с рынка. Корзина неприятно оттягивала руку, но Зорка уже не замечала этого. С той минуты, как она услышала новость о королевском ребенке, в голове ее огнем горела один вопрос: как король и королева переживут все это? «Им ведь придется ждать и делать вид перед всеми, что они рады будущему ребенку. Только ведь хранители сказали, что заберут его жизнь» – задумалась девушка. На какой-то миг Зорке почудилось, что волосы на ее голове зашевелились от ужаса, несмотря на то, что их крепко прижимал к голове теплый платок. Только сейчас она поняла, какой страшной ценой купили Августа и Карел здоровье своему младшему сыну.

–Дай меденьку5, добрая девушка! – нараспев произнес заискивающий голос откуда-то справа.

Зорка повернулась и увидела смуглого, загорелого старика в поношенном тулупе с засаленными пятнами на локтях и у карманов. Он стоял, опираясь на каменную стену, освещенную бесполезным осенним солнцем, как видно в надежде, что кто-нибудь из людей, идущих с рынка, подаст ему монетку. Несмотря на холодный день, старик был без шапки. Его белые, как снег, длинные волосы были чистыми, что удивило девушку, ведь по всему остальному было ясно, что это бродяга и нищий. Глаза попрошайки сверкнули на солнце, словно два чистых синих камня, и Зорке почему-то вспомнились голубые глаза короля. Правда, у Карела взгляд был холодный и неприветливый, а бродяга глядел на девушку вполне добродушно.

Однако, несмотря на это, Зорке захотелось вдруг оказаться от незнакомца как можно дальше и поскорее попасть домой. Она полезла в карман, где как раз лежало несколько медек, оставшихся после посещения рынка, достала их и, не считая, ссыпала в протянутую ладонь старика. Последний мгновенно очутился возле нее, как только заметил, что зоркина рука нырнула в карман. Схватив монетки, старик хитро улыбнулся ей и направился к своему месту у стены, когда Зорка, поддавшись неожиданному порыву, негромко окликнула его:

–Постойте, дедушка!

Старик развернулся и уставился на нее. Синие глаза его смотрели безо всякой настороженности, скорее даже с любопытством, что тоже отличало его от обычных бродяг. Те обычно пронырливо зыркали вокруг, высматривая стражников затравленным, настороженным взглядом. Зорка приоткрыла крышку корзины и схватила первое, что попалось ей под руку. Это оказался подарок торговки. Девушка протянула нищему золотистый, круглый, будто маленькое солнышко, имбирный коржик. Бродяга бережно взял его, и словно бы задумался о чем-то.

–Вы должно быть голодны, – сказала Зорка.

Сама не зная почему, девушка вдруг почувствовала себя неловко, как если бы она угостила принца крови простым сухарем и теперь оправдывается за скудное подношение.

Синие глаза старика потеплели, и Зорке даже почудилось, что цвет их стал гуще и темнее. Она моргнула, прогоняя морок, и вновь поглядела на него. Нет, глаза мужчины были такими же, как и прежде. Старик тряхнул своими белыми волосами, и на губах его расцвела благодарная улыбка.

–Спасибо тебе, дочка, – ласково сказал он. —Дам и я тебе кое-что за твою доброту.

Не успела Зорка опомниться, как ей в ладошку лег плоский круглый камешек, тусклого грязно-желтого цвета. В верхней его части было проделано небольшое отверстие. Камушек явно предполагалось носить на шее, хоть украшением его счесть было никак нельзя. Может бродяга пошутил над ней? Девушка задумчиво уставилась на камень, а когда подняла взгляд, собираясь поблагодарить старика, то его уже и след простыл.

–Спасибо, дедушка, – оторопело прошептала в пустоту Зорка, и, быстро оглядевшись по сторонам, поспешила домой.