Читать книгу 2:36 по Аляске. Том II - Анастасия Гор - Страница 5

С высоты птичьего полета заснеженные холмы Аляски походили на шкуру белого медведя: ровный слой снега, шерстистый и махровый, накренил под своей тяжестью каждое деревце и укрыл крыши домов, прогнивающих в тоске по сгинувшему человечеству. Взгромоздившись рядом с одним из вооруженных мужчин, спрятавших лицо под козырьком кепки с символикой армии США, я заглушила симптомы аэрофобии и постаралась упиваться прекрасным. Еще на второй минуте полета мой взгляд рассредоточился где-то на нижних просторах, размытых в ночи и далеких от набранной вертолетом высоты. Пока мои мысли прибывали в ледяном покое, я только радовалась последствиям шока и боялась отвлечься на что-то существенное. Казалось, будто стоит мне сконцентрироваться на чем-то одном, как круг сомкнется – одно и то же, одно и то же… Мысленное чистилище. Ужас вернется, паника судорогой скрутит пальцы, а я попытаюсь выпрыгнуть из вертолета прямо на ходу, не в силах совладать с эмоциональным потрясением.

Крис убил человека, который и так настрадался достаточно. Меня чуть заживо не сожрала стая голодных волков. Нас подобрали летчики Прайда. Мы достигли своей цели. И… Нет идей. Нет инструкций. Нет будущего. Никто из нас не верил, что мы заберемся так далеко.

– Эй, – Встревоженный голос Флейты вернул меня в реальность, и я заметила, что она держит меня за локоть, а я сама, вытянув ноги, свесилась над кружащимися пейзажами. – Ты удумала самоубийство?

Вертолет принадлежал к типу разведывательных, и полностью двери в кабину здесь не закрывались принципиально. Крепко пристегнутая, чтобы не выпасть от воздушной встряски и не вывалиться, я непроизвольно тянулась прямиком в узкое распахутое пространство – уйти, исчезнуть, умереть. Флейта была права… Поэтому все, что я смогла сделать в ответ – это отрезвлено отдернуться назад и, вжавшись в спинку сидения, повернуться внутрь салона.

Крис с хирургической аккуратностью обрабатывал прокушенную насквозь ладонь. Как и тогда под выстрелами фейерверков, так и сейчас он даже не морщил нос: об испытываемой им боли свидетельствовали лишь вены, выступившие на висках. Держа на коленях полевую аптечку, он обрабатывал жидким антисептиком укус, а затем присыпал его сверху каким-то серебристым противовоспалительным порошком, похожим на сухую глину. Челюсть у волка оказалась внушительной: вся она отпечаталась на его коже раной с рваными краями, обрамленной углублениями от острых клыков. Покрасневшая и вздувшаяся, его ладонь скоро скрылась под бинтом, который Крис заткнул в несколько плотных слоев. Лишь закончив перевязь, он позволил себе скривиться, а затем посмотрел на меня:

– Завяжешь?

Я не думала, что он так скоро заговорит со мной после произошедшего. Крис будто забыл о том своем благородном жесте на холме, а потому ни разу не взглянул на меня за все сорок минут полета. Хотя, быть может, дело было всего-навсего в его занятости тем, как бы остановить кровь и не подхватить столбняк или бешенство…

– У Флейты лучше получится, – проблеяла я не своим голосом.

Флейта протестующе замычала, и Крис хмыкнул. Лишь мы оба знали о том диалоге возле камина на ферме, когда связанный Роуз выбрался из чулана под лестницей и грозился вспороть Флейте гортань мясницким тесаком. Тогда он сделал комплимент ее узлам, показывая обрывки проволочной веревки…

– Попробуй ты.

Он будто специально расшевеливал меня, когда мне же хотелось свернуться калачиком под сидениями и оставаться нетронутой. Обреченно вздохнув, я взялась за его протянутую руку и попыталась соединить края бинта воедино. Пальцы не слушались, но Крис терпеливо ждал, взирая на это с учительской непосредственностью, а затем и вовсе принялся отстранено смотреть в проем вертолета. Он наклонился, почти свесившись над землей в десятках километров внизу, и замер с широко раскрытым ртом.

– Будет неплохо, если он вывалится, – прошептала мне на ухо Флей. – Может, подтолкнем? Скажем, что это вертолет тряхнуло… Чем он вообще занят?

– Я ловлю снежинки, – невозмутимо отозвался Крис и действительно словил одну из них языком. – Поймал!

Лопасти крутились слишком быстро и развеивали снегопад, но несколько ледяных крупиц прорвалось. Осознав, что, если Крис услышал ее вопрос, то расслышал и все остальное, Флейта побледнела и задумчиво проверила ремень поперек своей груди – надежно ли он пристегнут.

– Как прибудем, отыщи Тото и других, – одними губами сказала ей я, и Флейта понятливо кивнула. – Остальное я беру на себя.

А в это «остальное» входили и потенциальная угроза под именем Сара, и спятившая кучка новой интеллигенции, и двуличный шизофренический Крис Роуз. Хм, пожалуй, стоило позаботиться о более справедливом распределении обязанностей…

Вертолет резко накренился в сторону, и я едва не вцепилась в раненную ладонь Криса ногтями. Новый всплеск адреналина вернул сосредоточие, и, управившись с узлом за пару секунд, я ухватилась за поручень над отверстием, где должна была смыкаться закрепленная дверь, и высунулась.

– Мы дома, – улыбнулся Крис, но его воодушевления я не разделяла.

Пока вертолет садился, мысли в моей голове роились. Отрезвевшая, я вдруг поняла, что абсолютно озадачена. Эшли… На ум приходил только Эшли – давно забытая цель, столько раз откладываемая на неопределенный срок. Пора! Лихорадочно соображая, я наклонилась к Крису и поймала его взгляд.

– Ты обещал…

– Я помню, что обещал. Я сдержу свое слово. Ты что, боишься? – Мне показалось, что я вижу в его глазах злорадство. Крис снисходительно улыбнулся и тронул мое плечо здоровой рукой, покрутив перед собой той, что была прокушена и перевязана. – Боишься… Правильно, но неразумно. Безопасность – главное из того, что я могу тебе гарантировать, пока ты рядом со мной, – И эхом он повторил, сам задумавшись над своими словами: – Но только пока ты рядом…

Мне почудилась угроза, но в таком состоянии я не могла доверять своему чутью на все сто. Сейчас мне бы померещился и дракон вместо дворовой собаки. Вертолет плавно приземлился, и лопасти подняли в воздух вихрь. Когда салон стабилизировался, прекратив движение, и несколько наших сопровождающих выбрались наружу, я протерла глаза от пыльной пелены на линзах и огляделась.

Аэропорт Анкориджа состоял из Северного и Южного терминалов, которые в свою очередь располагали несколькими взлетными полосами и многочисленными конкорсами для массового стока пассажиров. По надписям Frontier Airlines из Денвера и вывеске с указателем «Окна для прибывших из Квебека» я поняла, что ключевым терминалом Прайд избрал именно Южный. И эта завуалированная дань происхождению забавляла, если учитывать тот факт, что их предводительница, – Сара, мать Себастьяна, – сама была родом из Канады.

Северный терминал виднелся за гаражами, но сложно было разглядеть, что за черные точки (люди?) там мельтешат. Основной корпус аэропорта, с которым вертолетную площадку разделяло несколько ярдов, был увит огнями, как виноградными лозами: рождественские гирлянды украшали вход, столбы и перекладины, то ли служа маяком во тьме для посадки еще кружащих в выси кукурузников, то ли в качестве основного освещения. А, может, праздник ради самого праздника?

– Рождество… – вторила моим мыслям Флейта. – А когда оно, кстати? Какое сегодня число?

– Почти то самое. Двадцатое декабря, – ответил Крис и резво выскочил из вертолета.

Я вышла последней, пропустив вперед всех пилотов, их помощников и даже Флейту. Больше всего я жалела о ружье, которое нам велели оставить на ферме. Рюкзаки из лачуги вынес Крис – мы обе решили, что не испытываем надобности лицезреть окровавленное месиво из рыбака в прихожей.

Обнимая запятнанный углем бельевой мешок, я набрала в легкие побольше воздуха и шагнула следом за друзьями. Стоило нам сойтись втроем на площадке, как из снежного бурана и цветных вспышек показалась она – высокая тонкая фигура с длинным подолом зимнего пальто, тянущимся за ней парадным шлейфом.

– Льву невдомек, что его узы с прайдом похожи на цепи, – Мелодичный, но искусственный голос, скрипящий и режущий, словно кошачьи когти по стеклу. – Они тянут назад, пока он гуляет, поэтому лев всегда возвращается. И, разумеется, с добычей, пусть охота – не его удел. Природа не только львиная, но и мужская. Согласен, Роуз?

Мягкой неспешной поступью Сара дошла до открытого пространства, где бы ее можно было разглядеть, не жмурясь от яркого неона прожекторов и настырной пурги. Рядом с ней вырисовался еще один человеческий силуэт: коренастый и широкоплечий юноша азиатской внешности с натянутым на волосы капюшоном, прикрывающим миндалевидные оливки глаз. Поправив пальцами высокий ворот пальто, обшитый натуральными черными мехами до самых ключиц, Сара смахнула назад волосы, сливающиеся с ним по цвету: угольные до синевы вороньего крыла, прямо как у Себастьяна. Невзирая на некоторые различия, их кровное родство бросалось в глаза: Сара была точной копией сына, только женской, зрелой и уж гораздо более статной. Прямой узкий нос, пухлые губы, острые скулы без малейшего намека на румянец даже в такой лютый мороз. В обрамлении густых ресниц, закрученных вверх водостойкой фиолетовой тушью, горели два глаза, гетерохромия которых не была столь отчетлива, чтобы я заметила это сразу: один глаз тепло-ореховый, как у Себастьяна, а второй желто-янтарный, точно у одного из тех волков, что пытались отужинать нами накануне.

Необъяснимый магнетизм опьянял рядом с этой высокой бледной женщиной, выделяющейся на фоне остальных болезненной худобой и почти физически осязаемым ореолом силы. Тошнотворное наваждение, от которого мне помог отвлечься лишь шепот Криса, неожиданно надрывный, жалобный и… Испуганный?

– Каларатри, – успел вздохнуть он, как у него в прямом смысле подкосились колени.

Шагнув вперед, он будто бы споткнулся и рухнул на землю, присев в носках ее сапог. Зубы у Сары казались заостренными, как клыки, чуть неровными, но вместе складывающимися в малодушную жеманную улыбку. Она поддела указательным пальцем в кожаной перчатке подбородок Криса, уже успевший покрыться легкой небритостью, и пригладила другой рукой его волосы.

– Брось эту манерность, Кристофер. Воссоединение с блудным сыном не терпит церемоний.

Крис обезумел от страха – я была точно убеждена в этом, ведь провела с ним отнюдь не один день, не одну неделю и даже не один месяц. Любая слабость давалась ему с завидной редкостью, но с невероятной тяжбой – как непосильный груз, с которым ему было не примириться. Каждый раз, как я смела заметить отпечатавшуюся на его лице тень сомнения или боязни, он надевал непроницаемую маску и шел вперед – неважно куда, просто шел и делал то, что от него требовалось. Он боролся, безустанно, упрямо, самозабвенно, но в пережитках того ужаса, что я видела сейчас, не было следов борьбы. Крис податливо склонился, прерывисто дыша, и, робко подняв на Сару глаза, так и не решился подняться, пока она не обняла его за плечи и не выпрямила насильно.

Сара приложила ладонь к его груди, почти сравнившись с ним ростом, а затем поцеловала его. Флейта у меня над ухом с отвращением ахнула. Сара целовала Криса прямо в губы – долго, нежно и глубоко, как целовал меня он в лучшие наши моменты. Все нутро взбунтовалась и скрутилось в тугой комок, сгорая – металл, мучительно растекшийся до самой макушки, звучал на языке ртутным привкусом и желчью. Меня замутило, и я обмякла, привалившись к Флейте как к надежной опоре.

Старше его на пару десятков лет, Сара, очевидно, отнюдь не смущалась этой разницы, пока Крис просто закрывал глаза, послушно подставляя губы. Сломленный былыми пытками Прайда, а потому столь покорно принимающий в себя волю их предводительницы? Совсем съехавший с катушек? Или… Влюбленный не в одну меня?

«У Криса с моей матерью отношения всегда были… особые», – хмыкнул как-то раз за столом Себастьян перед тем, как разговор утек в другое русло. Он говорил, что Крис был ей сыном больше, чем довелось за всю жизнь побыть сыном самому Себастьяну… А Крис что-то невнятно мычал, когда я пыталась расспросить его об этом.

Крис ей сын? Крис ей и… Любовник?

– Мышка выглядит нездоровой, – мягко произнесла Сара, посмотрев на меня. – Шон, приведи доктора.

Раскосый юноша, призраком держащийся за ее спиной, стянул назад капюшон, подставляя холоду длинную рыжую гриву. Крис медленно отстранился и повернулся: будто облитый ледяной водой, он окаменел и даже не ухмылялся. Что-то изменилось после одного единственного поцелуя, а, может, даже в тот момент, когда Роуз увидел Сару впервые за такое долгое время. Что-то неразрывно связывало их двоих, и, притронувшись к нему, мать Себастьяна вернула эти оковы.

Ненатурально. Театрально. Магия…

Какой у Сары дар?

– Тебя укачало в полете? – нахмурилась Сара с внезапной материнской заботой и шагнула навстречу. Я рефлекторно отшатнулась, стоило ей протянуть руку, пытаясь дотянуться до моей щеки.

– Не трогайте, – предупредила я.

Сара удивленно моргнула, но отошла.

– Джейми, – Она цокнула языком, смакуя мое имя, которое, вероятно, могла узнать от Джесс или еще каких своих приятелей. Не застав меня от этого потрясенной, она разочарованно пожала плечами. – Я рада познакомиться с тобой, Джейми. Меня зовут Сара Кали, а там стоит мой защитник Шон Тао. А ты, должно быть, Элис… – Она перевела взгляд на дрогнувшую Флей. – Или тебе больше по душе, когда тебя ассоциируют с твоим инструментом? Единственное имя помимо имени своей сестры, которое выкрикивает Тото во снах – это еще и твое имя.

Больное место. Правильный рычаг. Не знаю, что видели в тот момент другие в речах Сары, но я видела сплошную манипуляцию, и Флейта беспрекословно поддалась ей, как то было выгодно им обеим: она приблизилась и вскинула подбородок, пускай по-прежнему оставалась неподобающе низкой и миниатюрной.

– Где он? Что вы с ним сделали? Наши друзья…

– В безопасности, – спокойно ответила Сара, и это звучало как правда. – Похоже, вы наслушались всяких ужасов о нас, но все мы здесь ведь взрослые люди: недопустимо позволять завистливым недоброжелателям заведомо формировать наше мнение. У нас не принято молиться в обеденный перерыв, наизусть зачитывать какой-нибудь сектантский гимн или устраивать жертвоприношения… Никто не собирается обижать вас. Особенно тебя, щит, – улыбнулась она Флейте, а затем и мне. – И тебя, мой новый ловец.

Я сжала губы и проследила за Сарой, смахнувший снег со своего мехового воротника. Свет гирлянд вдруг пошел рябью, бросился в глаза, заставляя приставить ладонь к лицу. До этого немой Шон Тао вскрикнул и отпрыгнул в сторону, когда пространство перед ним заплясало невидимой дымкой, а затем расступилось, пропуская буквально из ниоткуда маленького смуглокожего мальчика.

– Крис!

– Ливви! – испуганно воскликнула Сара. – Мы ведь обсуждали это. Ты не можешь вот так являться без спроса там, где тебе вздумается!

Пропуская мимо ушей столь родительские замечания, мальчик кинулся в сторону Криса, но покачнулся и пробежал бы мимо, если бы тот не подловил его рукой за шкирку. Лишь тогда заметив, что мутные глаза мальчика незрячи, я вопросительно приоткрыла рот, но не решилась издать ни звука. Мальчик прижимался к Крису, как к родному отцу, обвив тонкими ручками его шею, когда он наклонился в ответ. Одетый в одну легкую рубашку, тот забыл о морозе, вцепившись в Роуза так намертво, что их было бы не разнять и клешнями.

– Ты вернулся, – запищал ребенок. – Я знал, что это сработает! Ты пришел!

– Оливий, – выдохнул Крис, но в его голосе не было той жизнерадостности, какую я ожидала услышать. Бесцветный, грубоватый и… Раздраженный.

Я вспомнила все, что было раньше: упоминания Себастьяна о падении Криса с дерева, это имя, красоту которого мысленно отметила про себя еще тогда, и обещания Роуза перенести меня к брату посредством силы своего друга из Прайда. Слепой мальчик по имени Лив, способный посетить любую точку земного шара… И сбросивший его с высоты, зная, что, если Крис перестанет быть собой, то тот, кем он сделается, точно захочет вернуться в Прайд. Чертовски продуманная мелюзга!

– Вы замерзли, девочки, – заметила сей факт Сара любезно. – Хватит болтать на морозе! Пойдемте внутрь.

Оливий мельком оглянулся на нас с Флейтой, – так, будто хотел окинуть оценивающим взглядом, если бы только мог, – а затем улыбнулся чему-то в своей голове и, ухватив Криса за руку, побрел по дорожке. Мы с Флей пошли следом, намеренно чуть отставая позади.

– Она явно поехавшая, – шепнула подруга. – Старая извращенка! Теперь понятно, чего Себастьян спасался от нее бегством. Еще неизвестно, сколько раз ему приходилось становиться очевидцем подобных зрелищ… В таком случае, его право ненавидеть Роуза не вилами по воде писано. Ой… Извини.

– Не страшно, – отмахнулась я. – Это давно не тот Крис, с которым мы делили убежище в МЗВ. Это даже не тот Крис, что убивает людей… Ты видела, как он смотрел на Сару сначала? До того, как она поцеловала его и что-то сделала с ним. Он знал, что сейчас будет. Он… боится ее. Может, это какое-нибудь колдовство вроде твоей музыки?

– Джем, ты ведь знаешь, что я всегда и во всем поддерживаю тебя, но… – Флейта шмыгнула носом, зябко ежась от усиливающегося бурана, пока мы бежали по дороге к стеклянным дверям. – Сейчас это звучит как утешение твоего разбитого сердца.

– Мое сердце не разбито, – резко, почти агрессивно парировала я. – Оно пылает от бешенства.

И это было так. Я не сводила со спины Сары взгляда, вбирая в себя каждый ее жест, каждый взмах ресниц, каждое движение узкой грудной клетки в учащенном дыхании. Крис же будто прогуливался до родового гнезда – не оглядывался по сторонам, а ступал решительно как по давно протоптанной тропе. Я была готова расплакаться от обиды, возмущения и ужаса, но ключ таился в злости – нет ничего страшного, когда тебе кажется, что ненависть твоя способна уничтожить все живое на этом свете. А, видит Бог, моя ненависть нынче была способна и не на такое.

Я сжала пальцы в карманах куртки и зашла в терминал. У нас тут же забрали наши сумки с вещами (там и трястись было особо не за что, разве что за свежие трусы). Оранжевые надписи, освещение и даже периодические команды по микрофону определенным группам людей, пронумерованным по буквам греческого алфавита, а также мелодия транслируемых записей радио – все в аэропорту работало исправно, разве что пассажирские лайнеры больше не летали. Мы прошли до отсека С и остановились возле широкого окна, открывающего вид на несколько полос с самолетами, к которым откуда-то сверху тянулись состыковочные трапы. На одном из них красовалась надпись «Alaska Central Express».

– В самолетах мы ночуем. Примерно человек семь на один салон, – принялась рассказывать Сара, жестикулируя, как если бы проводила будничную экскурсию где-нибудь в Лувре. – Сновидцы, – те, кто обычно следят за порядком в системе, – живут непосредственно в терминале. Лично я предпочла построить для себя башню над центральным залом. На это ушло несколько месяцев, куча стройматериалов и мебели из IKEA, но какой же оттуда открывается вид! – завороженно поделилась она.

Флейта встала рядом со скучающим видом и даже периодически притоптывала ногой в такт ее рассказу. Ей не терпелось ринуться к друзьям, и я не посмела бы упрекнуть ее в этом, ведь именно за этим мы здесь – каждый с возложенной на него задачей. Посильной или же нет – выяснится по пути.

– Ах, вам невтерпеж побеседовать с близкими, я права? – заметила она, наконец. – Элис!

Непонимающе оглянувшись в сторону, куда Сара взмахнула рукой, растрепав широкий рукав мехового пальто, Флейта затаила дыхание. Я проследила за ее взглядом и смолкла тоже, постепенно узнавая в очертаниях ступающего по коридору юноши знакомую неуклюжесть, массивность шагов и продавленную хромоту, когда тот чуть нагибался вперед, придерживая руку у бока, словно из дыры в нем могли нечаянно вывалиться все ребра.

– Какого хрена вы здесь забыли? – фыркнул Грейс так, будто мы все еще безустанно мусолили ему глаза каждый день.

Я невольно улыбнулась. Едва ли Грейс мог изречь нечто более убедительное, чем это. Флейта была легкой, но для Грейса в таком его состоянии весила как пара мешков с цементом: парень жалобно ойкнул, утянутый куда-то вниз, когда она повисла на его шее.

– Ты выздоровел, – взвизгнула она, и я с удивлением отметила, как порозовели у Грейса щеки, когда он с неуверенной ласковостью обнял ее в ответ.

– У них здесь умелый док, пусть и кормят дерьмово для таких апартаментов, – хмыкнул Грейс, и взгляд его предельно медленно, а оттого и внимательно обвел каждого из нас.

Задержался он лишь на Крисе, но не переменился. Между ними будто за несколько секунд произошел телепатический диалог, и Крис, странно нахмурившись, резко завел о чем-то непринужденную беседу со светящимся от счастья Оливием, так и не с Грейсом поздоровавшись вслух.

Хмыкнув, Грейс моментально забыл о его существовании и теперь же во все глаза уставился на меня.

– Ну ты и дура, – вырвалось вдруг у него, но он тут же закашлялся и замолчал, как если бы начал делать то, что прежде для него было даже немыслимо – с особой тщательностью подбирать слова: – То есть… Я имел ввиду, ты дура, что шла так долго. Рад тебя видеть… Хм, да, сам не верю, что это говорю. Вам тут… Понравится. Я уверен.

Я чувствовала себя неуютно, но не знала, от чего именно: от резкой смены модели поведения Грейса, неподдающейся логическому объяснению, или же от Сары и Шона, безмолвно лицезрящих весь этот показной цирк. Одна только Флейта искрилась честным восторгом и пританцовывала от возбуждения. Что-то в этом мире никогда не меняется.

– У меня славная идея, – воскликнула Сара, ударив в ладони. – Почему бы Грейсу не сопроводить Элис к вашим друзьям, а Крису не побыть вместе с Оливием, раз все они так сильно соскучились друг по другу? Я же закончу для Джейми экскурсию…

Звучало это так, будто закончить для меня она планировала не экскурсию, а саму жизнь, но все, что я смогла сделать – это сдавленно кивнуть испуганно сжавшейся Флейте, которой эта идея пришлась по душе ничуть не больше.

Ее задача – наши друзья. Моя – все остальное. Так было условлено – так и должно быть сделано. Оставалось надеяться, что не я одна помню об этом. Благо, надежды мои оправдались: Флейта обняла Грейса, и вместе они послушно двинулись к дальнему концу терминала.

– Увидимся, Джем.

– Увидимся, Флей.

Я отказалась смотреть ей вслед, чтобы не ассоциировать это с прощанием, но зато посмотрела в спину Криса: тот обернулся на полпути в сторону, куда вел его мальчик, и было нечто тревожное в этом его взгляде, отчего кожа стала гусиной. Он не хотел оставлять меня здесь одну, но те цепи, что Сара протянула между ними двумя, вели его в любом из направлений, куда она только укажет пальцем. От этого злость вернулась, а вместе с ней и спасительная храбрость.

– Ну что, – улыбнулась я. – Продолжим?

Каждый этаж аэропорта был обставлен с таким изыском и вкусом, как, пожалуй, в нормальные времена не были обставлены и многие дома зажиточных американцев. Сара свезла сюда все, что только приглянулось ее меткому взору из близлежащих городов: устаревшие игровые автоматы, которым давно место на свалке; резиновых уточек, гравюры, канделябры и свечи с ароматом свежеиспеченных булочек с яблоками, шерстяные ковры, искусственные цветы… Жители аэропорта будто не замечали нас: кто-то запаивал протекшую крышу, нахлобучив сварочную маску, а кто-то развозил дневную порцию молока на роликах и самокате. Большинство предпочитало ходить здесь прямо в домашних пушистых тапочках, а одна девушка, прошедшая мимо, красовалась в струящемся в пол вечернем платье. Это напоминало одновременно и райский уголок, и психиатрическую больницу, и работный дом. Делом здесь были заняты все и каждый, и именно это было страннее всего: ни секунды на отвлечение, ни мига даже на простое приветствие своего шествующего мимо лидера. Сара улыбалась им, а они не улыбались в ответ и продолжали работать. Идеальный порядок, так похожий на колонию строгого режима.

– Как я и говорила, все мои мучения того стоили. Лучшая точка во всем Анкоридже!

Я поняла, что Сара имела ввиду под этими словами, лишь когда оказалась внутри за круглой дверью, что автоматически отворилась для нас после подъема в верхнюю башню. Пункт этот, оборудованный и одновременно под рабочий кабинет, и под спальню, был усеян таким количеством художественного барахла, какое я не успела повидать за всю свою жизнь – личная коллекция Сары, и о каждой своей достопримечательности она разглагольствовала взахлеб, не забывая углубляться в излюбленные исторические детали. Я абсолютно ее не слушала, запрокинув голову: потолок в башне был полностью стеклянным, а оттого прозрачным, как и стены, выложенные из окон высотой в человеческий рост, что создавало эффект падения вниз, стоило подойти слишком близко к раме. Вся комната напоминала игрушечный шар, только без снега; вместо снега здесь были цветы, в основном розы и гортензии в горшках, разукрашенных так, будто на них обычной гуашью рисовали дети. Каждая деталь выглядела неординарной, вдохновляющей, врезающийся в память точно игла, но ничего из этого не шло ни в какое сравнение с золотым платном над дубовым столом Сары, до того большим, что могло бы спрятать под собой человек пять, не меньше.

На нем была изображена черноволосая женщина с черничной кожей, вышагивающая по преклоненным человеческим телам, как по лестнице. Ее наготу прикрывал лишь пояс из сплетенных человеческих конечностей, а у самой нее руки было четыре, и каждая из них складывалась в тот или иной символический жест. Само плотно, вышитое золотой каймой, было в идеальном состоянии: краски броские, насыщенные, но потертые. Было сложно угадать, сколько этой картине лет или даже столетий.

– Каларатри или Кали, – проследив за моим взглядом, озвучила Сара, и я немедленно вспомнила, что именно так обозвал ее Крис сразу после того, как рухнул практически ниц. – «Черная ночь». Одна из форм Парвати, жены бога Шивы. Воплощение богини-матери и разрушения, стремящиеся искоренить невежество и сохранить заведенное мироустройство. Кали благословляет и освобождает тех, кто стремится познать истину, как и наш Прайд.

– Вы профессор истории, – вспомнила я.

– Да, в Анкоридже я преподавала историю политических учений и средневековую Британию, – мечтательно улыбнулась она. – Раньше в Чикаго – древность, в основном Индию. Со временем многое забывается… Но попроси меня процитировать Артхашастру на санскрите, и я процитирую, – Сара задумчиво сощурилась и изрекла нечто, что я не смогла бы повторить даже спустя годы тренировок. – «Пусть он не причиняет осквернения чистому, подобно отравлению воды ядом, а то может никогда не найтись лекарства для оскверненного».

– Ух ты, – притворно восхитилась я. – Это было похоже на парсултанг из «Гарри Поттера». Поблизости что, проползал Василиск?

Сара запнулась. Было очевидно, что она грелась вниманием к собственной персоне, не теряя возможности предстать во всей своей интеллектуальной красе, но вот ехидные замечания и шутки глубоко уязвляли ее самолюбие. Я ходила по тонкому льду, гораздая в любой момент напороться на случайную глыбу, и рано или поздно это должно было произойти: Сара обошла стол, села, наклонилась к нижней тумбе, и весь зеркальный кабинет вдруг пришел в движение. По крайней мере, так показалось мне, когда Шон, дождавшись какого-то незримого для меня знака, подхватил оба мои локтя и завел их мне за спину, обездвиживая. Я вскрикнула и упала животом на стол, скрученная в три погибели, пока Сара неторопливо раскрывала деревянную шкатулку, предварительно сдунув с нее слой пыли прямо мне в лицо.

– Ну конечно, – чихнула я, шмыгнув носом. – Хваленая безопасность и дружелюбие… И двадцати минут не прошло, как мы наедине остались!

– Тш-ш, – Сара прижала указательный палец к губам, и Шон сдавил мои руки сильнее, выбивая из меня не только возможность говорить, но и дышать. – Смотри внимательно!

Пока Шон удерживал меня за локти, она поднесла к моему лицу стеклянный треугольник из шкатулки, исписанный причудливыми сплетениями шипов, клевера и архаичного орнамента. Повернув его в сторону и подставив к окну, она подняла его над головой и словила луч, отброшенный в простор кабинета оранжевым шаром солнца, что уже разгонял мрак северной ночи. Отраженный, свет заплясал по стенам тысячью оттенков, красок и силуэтов.

– Это ловец солнца, – прошептала она, крутя между пальцев треугольник так, чтобы свет продолжал играть, раскрашивая белые стены то в пшеничные, то в гранатовые, то в аметистовые цвета. – Он ловит свет с неба и преображает мир, делая нечто особенное буквально из ничего, – Сара резко опустила стекляшку, и весь ее блеск утих. Комната снова увязла в предрассветном сумраке, и Сара грустно улыбнулась. – Лишь ловец делает истину зримой. Ты как этот ловец солнца, Джейми, поэтому ты должна помочь мне.

Шон разомкнул замок пальцев и отпустил меня. Я давно перестала сопротивляться, завороженная и растерянная, а оттого едва не упала, неуклюже пошатнувшись и прижавшись лопатками к дверному косяку. Настороженно взирая на Сару, бережно убирающую ловец обратно в кленовую шкатулку, я вжалась в проем, взглядом ища пути отступления, но Шон прирос к единственной двери, многозначительно скрестив на груди руки.

Прохода нет.

– Помочь вам?.. – уточнила я услышанное с нервным смешком. – Разве существует что-то, с чем вы не могли бы справиться сами? Вон даже личную башню себе отстроили!

Сара обошла стол по часовой стрелке и замерла у открытого комода. Оглаживая ноготками резьбу шкатулки, будто ноющие шрамы дерева, она зажевала нижнюю губу.

– Как думаешь, откуда столько людей в Прайде? И почему именно они?

– Себастьян говорил что-то… – Я попыталась вспомнить, но пристальная слежка Шона и нагнетенный воздух сбивали с мысли. – Я не помню…

– Он не мог этого говорить. Себастьян не знает ничего, кроме того, что мы отбираем только самых нужных и лучших, – Сара с шумом задвинула шкатулку в одну из полок и обернулась. Впервые за то время, что я провела с ней наедине, ее щеки одолел легкий косметический багрянец. – Тех, кто способен работать и приносить пользу. Сначала были лишь я и мой сын. Я не сразу поняла, что умею… Пока мы не нашли Шона и не убедились в том, сколь безошибочно мне дается определять чужие дары. Так я отбирала самые полезные. Обычно это были молодые или зрелые люди; старики зачастую не переживали пробуждения или умирали сразу во сне, даже не превращаясь в банши. Я начала с поиска тех, кто обладал даром к целительству, а после… Мне повстречались твоя сестра и тетя. Дальше – больше: мы разбудили почти бесталанных, зато рукастых; например, инженеров, прежде работающих здесь, способных вернуть функционал в строй… Военных в отставке, пилотов, простых рабочих, фермеров и даже несколько учителей для их детей, которых они с собой привели. Тех, кто отличался даром, я назначила сновидцами. Все вы поистине уникальны! Ни один дар не подобен другому… Лишь за одним исключением.

– Подождите… Тетя? – Я шагнула ближе, и Шон в дверях рефлекторно напрягся: прорезались мускулы на плечах и желваки, выдавая его боеготовность в случае чего кинуться и стеной загородить от меня Сару. – Вы говорите о нашей с Джесс тете? Ларет?! Разве она не умерла при крушении поезда, когда они с Джесс ехали навестить меня в Фэрбанкс на каникулах?

Лицо Сары переменилось: прежде безразличное, горделивое, оно вдруг рассеянно вытянулось, как если бы она уже в машине вспомнила, что забыла дома ключи. Взирая на меня, Сара повела пальцами, и в следующий миг Шон вновь подхватил меня под локоть. Я сумела лишь испустить утомленный стон, когда он подтащил меня к ее столу и толкнул, едва не вперив носом в брошенные Сарой фотографии и рисунки.

– Ничего бы этого не было без твоей тети Ларет, мышка. Мой верный друг и спутница… Жаль, она не смогла отдавать мне столько себя, сколько требовалось, и в конце концов устала воспротивилась. Я не стала ее мучить – я ведь не зверь… По-моему, это было крайне милосердно с моей стороны.

Но то, что лежало перед моими глазами, даже отдаленно не походило на милосердие. Снимки с разных ракурсов, заметки синим маркером, списки необходимых транквилизаторов и приспособлений, чтобы делать тело податливым и бессознательным; на фотографиях, закрепленная поясом на кушетке, лежала русая женщина с фигурой, как песочные часы, так похожая на мою маму. До аварии родителей я редко виделась с Ларет, разве что на дни рождения… А после моего отъезда в университет все ограничивалось парой звонков по скайпу в месяц. И все же не узнать ее было невозможно: женщина, заботящаяся о Джессамине, пока мы с братом строили собственные жизни, и женщина, с которой я больше никогда не смогу поговорить за чашкой ее ароматного глинтвейна и услышать, как она напевает себе песни Шакиры за мытьем посуды. С этим я смирилась уже давно, а с тем, что меня лишили этого умышленно – нет.

– Она сделала этот ловец снов и подарила мне, – нежно улыбнулась Сара, тронув подушечкой указательного пальца меловое лицо Ларет на изображении. – Первая, кто стал Ловцом. У вас с ней одинаковый дар, возможно, наследственный. Ты когда-нибудь была в Индии? – Я не могла оторвать взгляда от фотографий, но почувствовала, что Сара посмотрела на картину индийской богини. – Множество религий считают, что наша кровь – это вместилище души. В ней наши воспоминания, наше естество, а, следовательно, наша сила. Если сновидцы слишком эгоистичны, чтобы помогать добровольно, за них это сделает их кровь… Достаточно лишь капельницы, системы поддержания жизни и переливания.

На фотографиях осунувшаяся Ларет находилась без сознания. Налитый прозрачным раствором мешок над ее головой, через трубку из которого ей в вену поступали питательные вещества… И такой же над другой рукой, только наполовину полный багровым – ее кровью, которую затем брали и использовали, как считали нужным. Донор.

– Ловец, – улыбнулась своим мыслям Сара, и я закричала.

Шон перехватил мою руку в сантиметре от того, как я бы оставила минимум фиолетовый синяк и пару ссадин на ястребином лице Сары. Ее глаза широко раскрылись от удивления, когда я попыталась и пнуть ее, но Шон с усилием удержал меня на месте, сведя запястья. Я вскрикнула, упав на колени перед столом, и едва не расшибла об его угол висок.

Сара снисходительно наклонилась и укоризненно цокнула.

– Не надо злиться, Джейми. Злость – разрушительная сила, а мы должны созидать.

– Джесс, – прошипела я. – Где Джесс? Она знает об этом? Она так сильно любила Ларет… Почему она не ненавидит вас? – Сара сощурилась, и я всковырнула давно прощупанную почву: – Чувствовать чужие дары – это ведь не все, чем вы владеете, я права?

Несколько секунд Сара раздумывала, но та двусмысленная улыбка, что чересчур ясно озарила ее лицо, сбила с меня спесь.

– О, милая, – удрученно покачала головой она. – Твои слова бы да Богу в уши! То, до чего ты уже догадалась, не мой дар. Это моя суть. Я не заставляю никого любить меня… Я лишь заставляю их прислушиваться ко мне.

– Что вы внушили ей?

– Ничего. Она сама предпочитает думать, что ее тетя погибла в том поезде. Я лишь утешила ее воспаленный рассудок и помогла воспринять это место, как новый дом…

– Как бы вы не называли это, – процедила я сквозь зубы. – Но большинство людей здесь чувствуют к вам уважение лишь потому, что вы держите их разум под контролем. Обнимаетесь, наверно, часто, да? Или какой вы избрали способ? Тоже по очереди со всеми сосетесь? – язвительно ухмыльнулась я, слишком разозлившись. – Как с Крисом… Вряд ли ему бы не стало противно, что он целуется с матерью своего лучшего друга, если бы только не ваш дар убеждения.

Носогубная складка Сары задергалась. За долю секунды очутившись подле меня, она веером распростерла пальцы у меня под шеей, давая понять – я в ее власти.

– Ты тоже прислушаешься ко мне, если я захочу, – прошипела она. – Жаль, что тогда из ловцов и грамма пользы не выжать! Сама Вселенная ластится к твоим рукам, как кошечка к миске со сливками; тянется угодить, лелеять, исполнять… Безграничный потенциал! Материя – податливая глина. А ты, неумелое дитя, мыслишь столь мелко, что тешишь ее какими-то влажными подростковыми фантазиями. Крис мне как сын! Я люблю его так же, как любила Себастьяна, пока он не предал меня и не покинул. Любовь вовсе не способна быть разной; иное же выдумка тех, кому не посчастливилось столкнуться с ее двойником-лицемерием. Думаешь, это в тебя Крис влюбился по доброй воле?.. Ты – ловец, ты лишь исполнила свою прихоть!

Взгляд остекленел, а сердце пропустило несколько ударов, пока я стояла так – вжатая в стену хваткой Сары, обезоруженная и растаптываемая каждым ее новым словом, проникающим в плоть точно плотоядные скарабеи. Заметив мое смятение, мое отрицание, мою слабость, Сара распалилась лишь больше и с усмешкой добавила:

– Ловец воплощает свои желания в жизнь. Ты всегда мечтала быть избранной, так ведь?

– Что могла Ларет? – шепотом спросила я. – Что у нее был за дар?

– А сама как думаешь? – усмехнулась та. – Когда ты научишься это контролировать, не будет ничего, что ты бы не могла изменить или заслужить, будь это воскрешение мертвых или банальное покорение мужских сердец! Ты хочешь – и это происходит. Вот так это работает, мышка. А раньше ты хотела только Криса… Ловец, ты поймала свой луч – ты поймала его чувства и сосредоточила на себе.

– Не бывает таких сил! У вас нет доказательств…

Сара убрала руку и попятилась.

– Уверена, если чуть-чуть пороешься в событиях прошлого, то сама отыщешь их. Однажды Ларет едва не превзошла Оливия: мы очутились на границе с Норвегией и даже не заметили этого, хотя шли к магазину со сладостями. А она просто без умолку гудела о свежей семге и горячем эгг-ноге… Делай выводы. Скоро увидим, равна ли ты той, что оказала нам первую честь быть ловцом.

Я хотела, но не смогла расплакаться. Лишь опустилась на корточки, сползла вниз по спине и обхватила руками голову, спрятав ее между коленями, как хотела бы спрятаться вся целиком – от Сары, от усмехающегося в дверях Шона, от самой себя и от той правды, которая звучала слишком прекрасно и ужасно одновременно. Исполнять свою волю… Я считала, что мое выживание – чистой воды везение, как и то, что именно мне удалось заслужить любовь Криса Роуза. Но…

Не МЗВ нашли меня, а я нашла их. Не Крис влюбился в меня, а я влюбила его. Я нашла Джесс, потому что искала. Я не умерла, потому что едва ли мне захотелось бы этого в здравом уме. Даже моя внезапная находка в виде целого автомата с контактными линзами… Или самокат… Или молниеносное перемещение к МЗВ после встречи с охотником, которым оказалась моя сестра, когда до лагеря было еще полдня пути.

Я. Это все я.

Сара обошла меня, ссутуленную и растоптанную, и задумчиво постучала пальцем по подбородку.

– А, может, ты просто слишком слаба для того, чтобы правильно обращаться с таким даром… Мне будет сложно справиться с тем, кто столько времени филонил, элементарно не подозревая о собственных задатках. Поэтому, хотелось бы найти выход гуманнее, но, к сожалению…

Я подняла на Сару глаза и проморгала красную пелену, затмившую взор. Шон Тао отошел от двери, пропуская в кабинет Криса, и я попыталась отвернуться в сторону от его лица, но вовремя заметила, в каком объеме к его взгляду вернулась былая живость и осмысленность. Успев привести себя в божеский вид за это время, он сменил задубевшую от запекшийся крови толстовку на тонкое поло и полицейскую куртку, умылся и даже довел мелкие островки щетины до шелковой безупречности, а потому выглядел опрятно и непривычно уютно.

– Что случилось? Это вы так поговорили? – спросил он строго, неотрывно глядя на меня, сидящую на полу, а не на Сару. – Джейми?

Когда он тронул кончики моих волос, и я шарахнулась в сторону как от огня, выглядеть Крис стал еще угрюмее. Присев рядом, он обхватил меня, заставляя смотреть прямо перед собой.

Я хотела, чтобы он пришел. И Крис пришел… Мое подсознание снова сработало, как ловец солнца? Или это я теперь зацикливаюсь на каждой мелочи, поверив в бредни женщины, которая целовала едва ли не взасос ровесника своего сына и при этом звала его же приемышем? Крис погладил меня по щеке и прижался к моему лбу своим. На этот раз я не отстранилась: лишь опустила веки, переводя дух в мимолетной тишине, кажущийся мне рядом даже с таким нестабильным Роузом мысом долгожданного умиротворения.

– Ты в порядке?

Он говорил это так тихо, чтобы Сара не услышала, но я осмелилась лишь робко кивнуть головой в знак согласия.

– Точно?

Мысли в моей голове бились о скалы бессилия. Я пыталась смотреть на Криса и не видеть в нем заложника той судьбы, что сама же для него избрала. Если я могу все, что пожелаю, то почему он все еще такой, а не прежний?.. Это вселило утешительные сомнения, а затем вселило и новые: Крис больше не выглядел завороженным и отупленным чужим воздействием. Сколько бы магия Сары не действовала на него, ее отголоски укоренялись в подсознании, как плешивые сорняки крапивы: они тянули душу Криса назад, в Прайд, и одновременно с тем внушали страх, ведь он уже знал, чему позволит случиться здесь, если вернется. Но основное действие, судя по всему, проходило быстро: он больше не обращал на Сару никакого внимания, и, заметив то же самое, она поскребла пальцем поверхность стола. Ее нижняя губа поджалась.

– Что такое, Роуз? С Джейми все хорошо, я рассказывала ей о роли ловца. Ты был прав на ее счет… Она потрясающая.

– Это так, – согласился Крис, и голос его зазвучал, как стальной. – И поэтому ты не сделаешь с ней того, что сделала с Ларет, верно?

Он знает. Смешение новой вспышки злости, обиды и удивления. Крис не ответил на мой взгляд, но это было и не нужно: сейчас или еще раньше, но он уже узнал о деяниях Сары. И не за этим ли привел меня, как зверя на убой?..

– Не сделаю… Если Джейми сама согласится помочь, – мягко улыбнулась ему Сара, и я вдруг протрезвела.

Отстранив рукой Криса, облокотившись о его плечо и поднявшись, я с вызовом вздернула подбородок. Выбор без выбора, который представал передо мной уже ни раз – к отчаянию вырабатывается иммунитет, как к смертоносному вирусу, уничтожающему тебя клеткой за клеткой.

– Помогу. Вы же Прайд… Ну же, Сара-Каларатри, – Я выдавила кривой оскал вместо улыбки. – Разве я не сойду за львицу?

Она ухмыльнулась, но не дрогнула. Крис испытующе следил за нашей перепалкой, не зная ее нутра и того оружия, что каждая из нас была готова использовать друг против друга. Нежно тронув пальцами мою щеку, Крис потер ее и обнял меня на глазах у остальных.

– Я не имею ничего против тебя, Джейми. Здесь найдется место всем, тем более ловцу и ее щиту, – отозвалась она, а я нахмурилась, но не стала спрашивать, права ли я, что под моим щитом она подразумевает Флейту. – Но конкретное место, что тебе достанется, зависит от того, как ты покажешь себя дальше. Теперь все зависит только от тебя. Постарайся никого из нас не разочаровать… Особенно саму себя. Оливий, мальчик мой!

Крис отступил в сторону, пропуская вперед ребенка, и я вдруг увидела, что на этот раз он держал за руку мою сестру, идущую ровным шагом чуть поодаль. Наша с Джесс встреча в лагере была внезапной, если не сказать больше – кошмарной и шокирующей. Сейчас же, эмоционально истощенная, я уже не могла удивиться больше, чем удивилась за эту ночь, и лишь невозмутимо наблюдала, ожидая увидеть сотню смертоносных уколов в ответ. Но ничего подобного не случилось, наоборот… Джесс выглядела пугливой и расстроенной. Кончик ее носа был красным как у оленя Рудольфа, и я невольно вспомнила все ее детские истерики, которые она часто закатывала дома еще до нашего с Эшом отъезда. Ее глаза подтвердили догадку: светлые, потухшие, они припухли вокруг и выглядели затерто, как если бы она смазывала с них слезы грубым рукавом водолазки, в которую была одета. Джесс не сразу осмелилась посмотреть на меня, а когда решилась, то едва не расплакалась снова: ее губы дрогнули, пытаясь что-то сказать, но Сара жестом указала ей на дверь.

– Джессамина? Кажется, я велела тебе помогать Фрэнсис на кухне. Наказание есть наказание, милая, ты забыла?

Она глухо всхлипнула, но подчинилась. Горькое непонятное мне сожаление и стыд. Неужели она боялась моего появления? Испуг и сопли вместо приветствия – явно не то, что я ожидала от девчонки, что сожгла мое прибежище. Молча посмотрев ей вслед, я как можно более дружелюбно улыбнулась оставшемуся Оливию, хоть и помнила, что он все равно этого не увидит.

Стоять в одиночестве без чужой руки ему словно было в новинку. Он чувствовал себя неуютно: переминаясь на одном месте, потирал крохотные ручконки под грудью и озирался по сторонам в поиске скорейшего соприкосновения.

– Крис? – робко позвал он.

Роуз тут же вырос рядом. Ливви вцепился своему лучшему другу в край свитера, и личико его облегченно разгладилось.

– Я здесь, приятель, – Крис присел на корточки. – Сможешь сделать для меня кое-что? Помочь моей подруге. Нам нужно в Джорджию…

– Неваду, – автоматом поправила я.

– В Неваду, – серьезно согласился тот. – Да. Ты был когда-нибудь там?

Оливий покачал головой.

– Тогда… Проблема. Идеи?

– У меня кое-что есть.

Я и не заметила, как светловолосая голова Джесс снова показалась в дверном проеме, нарушая очередной запрет (я ведь говорила, что нечто в этом мире всегда остается неизменным). Я была потрясена собственным равнодушием, но именно с ним я посмотрела на сестру, отчаянное желание помочь которой казалось чем-то чужеродным и неестественным на фоне ее прошлых поступков. Стремление искупить вину не вязалось с образом той озлобленной завистливой девчонки, что была готова унести человеческую жизнь лишь бы отомстить за свои затаенные детские обиды.

Она сконфуженно потупилась и выставила на всеобщее обозрение пожелтевшую от времени фотокарточку с изображением мостовой и сверкающей высокотехнологичной башни, в стержневом логотипе которой я тут же узнала аэрокосмический корпус университета Невады в городе Рино.

– Эшли прислал мне ее, когда поступил на первый курс, – пролепетала она с ностальгическим блеском в глазах. – Его общежитие здесь не изображено, но, наверно, должно быть где-то в студенческом городке…

– Браво, Джессамина, – наградила ее учительской улыбкой Сара, но уголки выкрашенных кирпичной помадой губ быстро вернулись в исходное положение, когда она выхватила карточку и передала ее в крошечные пальцы прижавшегося к Крису мальчика. – А теперь делай, что тебе велено. Не забудь помочь с обустройством комнат для наших новых львят.

Джесс снова посмотрела на меня, и на этот раз наши взгляды все-таки пересеклись. Молча отвернувшись, когда она скрылась за стенами кабинета, я в готовности выпрямилась, ожидая. Вернуть себе брата – моя первостепенная задача. Выбраться из этого отнюдь не львиного, а змеиного логова всем скопом с остальными друзьями – задача уже вторая, и о ней я подумаю позже.

– Шон, – Сара поманила его пальцем, и юноша подошел.

Он взял в руки карточку и сощурился так сильно, что я и вовсе перестала различать цвет его зрачков в этих двух узких ущельях. Вчитываясь в обратный адрес открытки, а затем вглядевшись в поблекшие на картоне пейзажи, он собрано кивнул и накрыл ладонью лоб Ливви.

Прежде мне не закрадывалась в голову мысль, а как именно Оливий переносится в те места, где когда-либо был или, тем более, где еще не бывал ни разу. Даже если слепота его не врожденная, а приобретенная, то на ощупь ли он запоминает местность? Представляет ли в уме с помощью воображения те описания, что нашептывают ему на ухо? Или просто мечтает, отталкиваясь на одну лишь прихоть посетить нечто новое? Как именно он узнает, куда ему надо попасть, если не в силах увидеть, а, следовательно, и знать, какое место конкретно необходимо? «В каждом даре есть своя загвоздка», – говорил Крис, – «И она уравнивает твои преимущества существенными недостатками».

Здесь ответом был Шон – я поняла это, но не поняла того, как именно они работают в одной стези. Ему было достаточно приложить два пальца, – указательный и средний, – ко лбу мальчика, чтобы лицо того просияло. В буквальном смысле: пелена на глазах словно засветилась, веки поднялись выше, лоб разгладился, следуя за разомкнувшимися губами.

– Красиво… Я бы хотел там жить. Похоже на то, что ты показывал мне, когда я долго не мог заснуть.

Впервые я увидела, как Шон улыбнулся. Я следила за ними с настороженным любопытством и едва не вскрикнула от неожиданности, когда Сара резко обратилась ко мне:

– Если ты готова, то возьми Оливия за руку. Он поведет нас.

Нас?

– И меня, – вмешался Крис, и даже рядом с ним таким, опьяненным присутствием другой женщины, тошнотворно сломленным и лжепреданным, мне все равно стало чуточку спокойнее.

Саре же это не понравилось: нос ее заострился вниз, как у греческой гарпии, но она не осмелилась прилюдно возразить. Одарив Криса своей благосклонностью в виде полного нейтралитета, она взялась одной рукой за край рубашки Оливия, а второй за руку Криса.

У меня свело челюсть.

– Джейми?

Я удивленно взглянула на позвавшего меня мальчика, а затем на его протянутую узкую ладошку. Стоило мне принять ее, как комнату озарила вспышка, похожая на шаровую молнию и подернутую водную рябь одновременно. В центре комнаты воздух потянулся коконом, завернулся и закрутился, сделавшись плотным, шероховатым, густым и пластилиновым. Казалось, потяни пальцами за воображаемый кусочек – и он податливо примет любую угодную тебе форму. Оливий решительно потянул нас в эту сияющую ребристую арку, и я лишь успела на всякий случай задержать дыхание, как мир вокруг переменился.

Снаружи это напоминало двустороннее зеркало – перламутровая грань, в которой едва различимо твое собственное отражение, – в то время как внутри это оказалось всего лишь порогом, как порожек в соседнюю комнату. По ощущениям было именно так, а затем – заснеженные равнины, но с большей холмистой местностью; более скудные пейзажи, сухие, словно даже зимой песчаные. Здания здесь совсем не походили на дома Аляски: высокие, каменные, многоформенные и совсем негармоничные, не то слишком современные для обывательского понимания, не то состроенные завсегдатаями Лас-Вегаса. Именно на него и походил этот небольшой городок – не хватало лишь анимационных вывесок казино и многоярусных фонтанов.

– Это должно быть здесь, – шепнул Ливви, отпустив руку каждого, кроме Криса, держась за него, как за спасательный круг или любимого плюшевого медвежонка. – Где-то там…

В направлении, которое он расплывчато указал, действительно виднелась та самая башня, что и на фотокарточке Джесс, а слева от нее стояло угловатое мраморное здание со стрелками, указывающими путь до мужского братства.

– Зная Эшли, уверена, он точно состоит в братстве, – хмыкнула я, вспоминая легкую задиристость и одаренность брата (включая его талант становиться затычкой в каждой непрошеной бочке).

Извилистая грунтовая дорожка до крыльца напоминала мне вымощенную из золотого кирпича дорогу в Изумрудный город – ведущая к долгожданным сокровищам, тайнам и при том таящая на пути немало опасностей. Большинство из них шагало прямиком за моей спиной: Сара, ступающая до того бесшумно, что слюнями зависти изошлось бы и бесплотное привидение. Стараясь не озираться ни на нее, ни на Криса с Оливием, я собралась с духом и вошла внутрь общежития, над крышей которого весело развивался американский флаг и криво склеенный плакат с подписью «Братство игуан». Неужели кто-то додумался назвать так студенческий мужской клуб?

– Крис пойдет с Ливви, – Голос Сары эхом отразился от полых стен. – Вы пойдете в правое крыло, а мы с Джейми в левое. Девочки с девочками – мальчики с мальчиками, – улыбнулась она.

Жутким холодом повеяло от ее дружелюбия, и, кажется, даже Крис почувствовал это, но никто из нас не дрогнул: мы разошлись каждый в выбранном направлении. Общежитие представляло из себя сложенные буквой «П» коридоры, противоположные друг другу, широкие и обклеенные со всех сторон постерами. Возле каждой двери красовалась табличка с номером и каким-либо маркерным рисунком (смайлик, женские гениталии, футбольный мяч, мужские гениталии, снова смайлик…). Я прошла до конца корпуса и лишь у предпоследней двери взгляд зацепился за знакомый узор – сплетение букв Э и Ш на розовом пузе рисованной игуаны в ковбойской шляпе.

– Он здесь, – произнесла я и импульсивно толкнула дверь в комнату.

Пыль мерцала в солнечном свете, как пыльца диснеевских фей. Две койки стояли по разные стены друг от друга, а в углах нагромождались кучки из поношенной обуви, рюкзаков и полупустых бутылок с забродившим пивом. Воздух душил кисло-горьким запахом испорченных продуктов и затхлости. Я поежилась, втянув голову в шарф: без отопления в каменных стенах в здании было еще холоднее, чем снаружи. Невзирая на это, тела спящих людей не поддавались окоченению: теперь, с обогащенным знанием того, что творится в мире, я и впрямь замечала тусклые, но какие-никакие признаки жизни, наклонившись к неизвестному светловолосому парню под грудой одеял.

– Это он? – спросила остановившаяся в дверях Сара, скорее всего из брезгливости не решаясь пройти в застоявшуюся мужскую обитель, нежели предоставляя мне возможность воссоединиться с братом наедине.

– Нет, – покачала головой я, робко тронув плечо юноши и отбросив с его лица клок волос.

Бледный, он спал беспробудным сном, даже не подозревая, сколько месяцев прошло с той злополучной ночи. Осталось лишь подойти к постели соседней – больше Эшли быть было негде. За эту пару секунд в моей голове взорвалось: что будет, если я не увижу его там, под одеялом? Что, если он давно обратился в безмозглого банши? Что, если он не уснул, как и я, и скитается где-то по холоду? А если он вообще погиб? Что будет, если я снова останусь без брата, но на этот раз уже безвозвратно?

Губы дрожали, свинец тек по векам и поступал в горло, заполняя легкие. Я будто дышала углекислым газом: с каждым вздохом язык проваливался куда-то во внутрь. Напряженная, я с трудом перебрала ногами – пара шагов, и вот я нависла над бесформенным свертком, который мог как оказаться моим братом, так и не оказаться…

– Ну же, – начала подгонять меня Сара. – Ты ловец! Это будет он, Джейми… Если, конечно, ты хочешь этого на самом деле, а не притворяешься.

От ее слов не полегчало. Очередное напоминание о моем бессмысленном даре, который работал черт знает каким образом – эффект плацебо и кот Шредингера в одном флаконе. Вспышка подкопченной ярости – и, смяв пальцами край одеяла, я рывком дернула его на себя.

– А он красавчик, – ухмыльнулась Сара, подходя ко мне.

В детстве нас было не отличить: наши волосы были одинакового оттенка до тех самых пор, пока его не выгорели на солнце, а мои не сделались гуще. Теперь же медно-золотые, как у породистого ретривера, тугими пружинками они были раскиданы по подушке, неизменно короткие (кажется, в телах спящих застывали все жизненные процессы, пресекая даже возрастные трансформации). Прямой чуть заостренный нос, пухлые губы, ресницы, под которыми должны были скрываться синие глаза. Я помнила его таким с детства. Я помнила и то, в какой позе он спит – точно в такой же, как и сейчас: подложенные под подушку руки, раскинутые в разные стороны ноги, вздернутая чуть ли не до шеи пижама, обнажающая плоский живот со шрамом от аварии на мотоцикле. В канун Рождества я хватала его за тощий бок и стаскивала с другой стороны постели, противно хихикая, чтобы вместе разбудить Джесс и понестись первыми распаковывать подарки. Мне хотелось сделать точно так же и сейчас, но зрительное отсутствие дыхание и тот самый стойкий запах тухлятины и пищевого разложения делали все, чтобы напомнить мне – прошлого не вернуть и даже не повторить.

Я погрузила пальцы в жидкое золото его волос, в котором словно искупалось само солнце при рождении, и улыбнулась.

– Разбуди его, – велела Сара.

– Умная мысль, – саркастично воскликнула я. – Я ведь умею будить кого мне вздумается! А остальной мир до сих пор дрыхнет так, из моей вредности… Жизнь ведь такая крутая без людей-то!

– Разбуди, – повторила Сара так, словно не услышала меня. – Скажи ему, чтобы проснулся.

– Вы думаете, это так работает?..

– Я не думаю, – отрезала она, сверкнув глазами. – Я знаю. Ты ведь хотела быть частью Прайда… Зачем ты нам, если не сможешь обращаться со своей силой так, как это делала Ларет? Ты должна быть не хуже, Джем. Увы, твоя тетя успела высоко поднять планку.

Ноздри ее раздулись в ожидании, и Сара сложила руки под грудью, наблюдая. Уставшая, раздосадованная и раздраженная, я демонстративно склонилась над Эшли и закричала:

– Проснись, старший братик!

Мне показалось, что я услышала скрип ее зубов: Сара резко оттолкнула меня в сторону, и в ее руке блеснуло нечто острое и продолговатое. Сердце у меня пропустило несколько ударов, когда она приставила отогнутую дужку большой и ржавой канцелярской скрепки прямо к горлу Эшли, которую, судя по всему, стащила с заваленного стола его соседа, когда я отвлеклась.

– Заставь брата проснуться, – прошипела она, глядя мне в глаза. – Скажи, какая опасность ему угрожает… Только от тебя зависит его жизнь. Ему надо проснуться, чтобы не быть умертвленным в безмятежном сладком сне. Неужели ты позволишь родному человеку проспать собственную смерть? Что, правда не поможешь ему?

Мне захотелось расцарапать Саре лицо, а затем захотелось расцарапать его и себе. Слезы сдавили горло, когда беспомощная волна паники подступила, заменив ярость сожалением, решимость – ватными ногами, а отвагу – трусливым желанием, чтобы самое сложное вновь сделал за меня кто-то другой.

– Давай же! – рявкнула Сара, и скрепка проткнула нежную кожу под подбородком Эшли, пуская первые признаки теплой крови под ней.

Я обошла кровать, присела в ее изголовье и обняла брата за плечи. Хотя бы так я отгородила его от Сары, неохотно отодвинувшей руку со скрепкой, но все еще держащей ее наготове. Борясь с дрожью в голосе, я уткнулась ему в воротник и зашептала:

– Я виновата. Я должна была найти тебя еще несколько месяцев назад… И поэтому я столько всего должна рассказать тебе! Не только извиниться, но и попросить о совете, как мне быть дальше. Нашей семьи больше нет. Джесс… Ты бы ее в этот раз до кровавых ссадин отшлепал, знаешь, – всхлипнула я в невольном смешке. – Я обещала Ларет привезти варенье из одуванчиков. Теперь она вместе с родителями… Я скучаю по ним, но не по кому я не скучаю так сильно, как по тебе. Пожалуйста, Эш, – Я снова тронула пальцами его волосы, перебирая их. – Вернись ко мне. Открой глаза. Проснись, Эшли!

Тысячи фильмов и книг о чудесах, но ни одного подтверждения чуда в реальной жизни. Сара терпеливо дождалась истечения трех минут, но не мудрено, что ничего не произошло: Эшли остался лежать на постели, а я надрывно всхлипывала над ним, поражаясь тому, какой сломленной чувствовала себя от того, что, стоя лицом к лицу с заветным счастьем, так до конца и не могла его обрести. Меня отвлекли лишь тяжелые шаги за дверью и раздавшийся голос Криса, оставившего Оливия на пороге:

– Вы нашли? Это он?

– Он, – ответила Сара вместо меня и огорченно выдохнула. – И она. Брат и сестра, которые подтвердили мою самую плачевную теорию… В семье и впрямь не обходится без урода. Бестолочь!

Крис шагнул ближе, но Сара опередила его: она вцепилась ногтями мне в волосы и подняла до уровня своего лица, чтобы было удобнее схватить меня за запястье, а затем проткнуть его канцелярской скрепкой, как следует замахнувшись. Крис возмущенно вскрикнул, а я не издала ни звука, лишь застонав от боли, когда ржавый металл прорвался сквозь узор вен, и напористой струйкой ударила кровь. Вовремя отведя мою руку в сторону, чтобы не забрызгать нашу одежду, Сара прижала мою рану к лицу Эшли. Она втиснула мое запястье между его расслабленных губ, прижав к сомкнутым зубам, и надавила на костяшки, заставляя кровь потечь обильнее. Ждать еще три минуты не потребовалось: хватило ровно секунды, чтобы вдоль прокола прошлось что-то влажное и скользкое, очень похожее на язык.

Эшли открыл глаза, посмотрел на нас, а затем распробовал во рту то, что продолжало течь ему в горло. В панике оттолкнувшись и перевернувшись на другую сторону постели, мой брат с булькающим звуком заблевал всю простынь.