Читать книгу И настанет день - Анастасия Полякова - Страница 6

Я читал дневник уже около часа. Не знал, что дедушка пишет. Еще более странным казалось то, что он запечатлел конкретную историю, выкинув все до и после. Настораживало и то, что все дневники были одинаковыми не только по обложке, но и по почерку и по сохранности. Он точно писал их не шестьдесят лет назад. И судя по письму он подготовил эту историю именно для меня, но ведь тогда я был обычным студентом врачом, и ничего не связывало меня с компанией. Сердце сжалось то ли он жалости к тому молодому человеку, которого семейные ценности загнали в ловушку, то ли от осознания, что эта история могла остаться нерассказанной, если бы мой кузен не выбрал свой собственный путь. Я и не знал, что дедушка не хотел становится главой компании. Империя, которая не родилась, но расцвела именно под его началом, была лучшим доказательством его предпринимательской жилки и управленческого характера. Со стороны казалось, что он шел к этому всю свою жизнь, сделал своей и нашей целью развитие этого бизнеса. Даже мой целеустремленный отец не смог бы сделать большего, каждый его день – это лишь поддержание жизни, но не ее развитие.

«Она поразила меня своим внешним сходством с актрисой из популярного фильма. Я знал, что это не она, но не мог отвести глаз. Ее молодость (ей было 24 года), красота, и в тоже время мягкость и скромность приковывали. Я не знал кто она, но уже бы никогда о ней не забыл.

Я перерыл все журналы в магазине и искал до тех пор, пока не нашел имя той актрисы. Это была Джейн Мэнсфилд, сыгравшая Камиллу Оукс в фильме «Заблудившийся автобус» в 1957 году. Ей за него даже дали Золотой глобус в номинации «Лучшая начинающая актриса». Но я видел не только сходство, но и различия. Моя незнакомка была чистой и непорочной в отличие от девушки месяца журнала Playboy 1955 год.»

Так вот как выглядела бабушка в молодости. Я и не знал. На всех фотографиях в семейных альбомах ей, Мириам, было уже больше 30, она выглядела уже как женщина, и я не замечал на фото никаких признаков безупречного ангела. Интересно, дедушка всегда держал этот образ в голове, когда видел бабушку? Я и не представлял себе каким он был в молодости. В моей памяти он остался высоким статным мужчиной с сединой в волосах, всегда уверенным в своих действиях, решительным и непреклонным.

До конца жизни он оставался джентльменом. Клетчатые костюмы тройки, всегда идеально подобранный галстук, торчащий уголок платка в нагрудном кармане, классические туфли. В последние годы в его жизни появилась трость, которая казалась частью образа. Помню, что он нарушал свой безупречный внешний вид только в те чудесные субботние дни, проведенные на рыбалке. Как по волшебству на нем появлялись резиновые сапоги и забавные подтяжки, серыми лямками опирающиеся на его плечи поверх небрежно расстегнутой клетчатой рубашки. Я никогда не видел этих вещей в доме, поэтому это перевоплощение приобретало особенное очарование.

В моей голове безрассудный, недовольный своим положением Пабло никак не мог слиться со степенным, величественным дедушкой. Уверен, что в конце окажется, что эта история вовсе не о нем, а о каком-нибудь выдуманном персонаже, которым он мог бы быть.

– Милый, хочешь кофе? – в дверях комнаты стояла мама.

Я и не пытался закрыть дверь, ведь никакого секрета в том, что я читаю, не было. Может дневники и предназначались только мне, но читать их ночью под одеялом с фонариком я не планировал. Я с радостью поделился бы своим бременем с родителями, но чувствовал, что эта история предназначена только мне, и посвящение в нее посторонних, даже таких близких, могло стать предательством.

Мама подошла к двери совсем бесшумно, будто кралась. Она встала на пороге, не решаясь войти и разрушить тишину моего уединения. В руке она держала чашку горячего кофе. Я видел, как от него идет пар, и чувствовал на языке вкус сахара и сливок, которые мама точно добавила. Я предпочитаю крепкий кофе без сахара, но мама знает, что порой, когда я расстроен или задумчив, только сахар и сливки могут мне помочь. Она всегда приносила мне этот дымящийся дар, когда я сидел за этим столом и готовился к экзаменам. Я сделал глубокий вдох и почувствовал этот запах кофе и зефира моих сложных, но таких беззаботных дней студенчества.

– Кофе со сливками, – сказала она, словно читая мои мысли, и протянула мне чашку. – Сладкий, как ты любишь. Я захватила еще пару зефирок.

Она подмигнула и показала тарелку со сладостями. И все снова стало как раньше. Я обязательно сдам экзамен и пойду в парк с самой красивой девушкой на свете – с моей Джесс. Мы будем кормить уток в пруду хлебом, купленным в ближайшей пекарне, кататься на колесе обозрения и смеяться. Мы снова будем по-настоящему счастливы.

Я отложил дневник, поставил посуду на стол и обнял маму.

– Кто-нибудь говорил тебе, что ты лучшая мама на свете?

– О, я слышала это много раз, – она улыбнулась, но в уголках ее глаз я заметил печаль. – Но ты давно мне этого не говорил.

– Это непростительно, но я никогда не перестану так думать.

Она кивнула, прошла по комнате и взяла раскрытый дневник.

– Так странно чувствовать, что ты снова дома. Все как раньше. Я готовлю ужин на двоих и могу поддержать тебя хотя бы такими мелочами, – она показала на кофе. – Тебе когда-нибудь говорили, что лучшего сына и пожелать нельзя?

– Я хотел бы слышать этот чаще, это придает сил. Мне нравится быть дома.

Она посмотрела мне прямо в глаза, словно хотела высказать свои чувства – как она скучает по мне, как ей одиноко в огромном доме вечерами, когда муж работает, а сын живет самостоятельной жизнь. А может она просто хотела сказать, что гордится, что я стал таким взрослым.

– У твоего деда всегда был отличный почерк, – она зашуршала страницами дневника, нарушив затянувшуюся паузу. – О чем он пишет?

– О бабушке, конечно, – я улыбнулся. Они были идеальной парой и не представляли жизнь друг без друга. – По крайней мере, я думаю, что это она. Кому еще там быть? Дед рассказывает, как они познакомились.

Я отпил немного кофе и провел рукой по волосам.

– У нас остались их фотографии?

– Конечно, в семейном альбоме. Принести?

Я замотал головой. Эти фотографии я видел миллионы раз, но мужчина на них – остепенившийся отец семейства. Он никак не был похож на сумасбродного бунтаря Пабло из дневника.

– Я имею в виду ранние фотографии. Примерно начала 60-х. Тогда дедушка еще не был женат, не был отцом, не был главой компании. Он пишет как раз про эти времена. Думаю, фотографии помогли бы мне лучше его понять.

– Не знаю, – мама задумалась. – Никогда не видела таких фотографий. Где-то у твоего отца хранится карточка с твоим прадедом и прабабушкой. Такое семейное фото, как было принято в те времена. Спроси у него, может есть и другие фотографии.

– Спасибо, мам. – Я поцеловал ее в щеку и подошел к окну. – У нас нет никаких планов? Я хотел бы прогуляться. Схожу в парк, съем хот-дог, покормлю уток, посижу на лавочке.

– Что еще должен делать жених перед свадьбой? Буду ждать тебя к ужину.

В моем шкафу все еще висели все мои старые вещи, но сейчас казалось, что их оставил кто-то другой. Джинсы, толстовки, кроссовки ядовитых расцветок и футболки с яркими принтами. Сейчас я ничего не знал о современной одежде, если только она не продавалась в Brooks Brothers, Calvin Klein или Brioni, поэтому просто надел то, что первым попало под руку и вышел из дома.

Мы можем взрослеть, меняться, выбирать другой путь в жизни и переезжать, но утки по-прежнему будут прилетать к пруду каждое лето, а деревья будут зеленеть и дарить тень тем, кто устал от солнца. Вот и парк был таким же, каким я его оставил пару лет назад. Его смогли изменить только люди: по краям дорожек блестели фонари, а колесо обозрения стало больше и торжественнее. На лавочках сидели влюбленные парочки, а укоризненные пожилые дамы презрительно отворачивались, чтобы не видеть прилюдных поцелуев и проявлений любви. Проходит время и меняются люди, но парк остается неизменным.

Я медленно прогуливался по аллее в поисках произошедших изменений, возрождая в голове воспоминания и убеждая себя, что давно перерос тот возраст и того себя, который когда-то часто здесь бывал. Но хот-дог был таким же вкусным, а колесо обозрения так же захватывало дух.

Нагулявшись, я уже собрался домой, когда увидел, как у мужчины на той стороне пруда подкосились ноги, и как он упал с тихим вскриком. Не раздумывая я побежал туда так быстро, как только мог. Не знаю, что двигало мной, но уже через пару минут я перевернул мужчину на спину и убедился, что он не был пьян. Под удивленные взгляды безразличных прохожих, я вцепился в руку какой-то женщине и, прикрикнув, заставил вызвать скорую.

– Скажите, как вас зовут? – ответом мне быль мутный взгляд и слабые попытки выдавить хоть слово. – Вы можете улыбнуться? Высуньте язык!

Я стянул толстовку, скатал ее в нелепое подобие валика и подложил мужчине под голову. Мои руки автоматически начали ослаблять сдавливающий шею галстук и разрывать рубашку. Стянув футболку, я вытер накопившуюся слюну и начал массировать по очереди каждый палец.

Я видел себя как будто со стороны и слабо понимал, что это меня врачи, прибывшие на скорой помощи, благодарят за оказание первой помощи, спасшей человеку жизнь. Я мог забыть, кто я на самом деле, но мои руки помнили, что нужно делать, а стучащая в голове кровь отбивала четкое слово «инсульт». Я мог носить дорогой костюм и прятаться за документами, но не мог убить врача внутри себя.

Я долго не мог заснуть, снова и снова прокручивая в голове случившееся в парке. Боясь нарушить тишину дома, я на цыпочках вышел во двор, вдохнул наполненный ароматами цветов прохладный воздух и пытался в сумерках разглядеть луну, но облака мешали. Я вдруг решил, что луна, на которую смотрел мой дед примерно 60 лет назад поможет мне понять, о чем он думал. Почему он так не любил семейное дело? Почему был бунтарем? Я никогда не чувствовал того же, что и он. Да и от него не чувствовал ничего такого.

Думаю, он хотел, чтобы я не совершал его ошибок и не тратил времени зря. Он хотел, чтобы я понял, что бизнес – это мое призвание, а Джесс – это моя судьба, моя вторая половинка, такая же, какой была для него бабушка Мириам.

Еще день назад я и сам был в этом уверен, но сейчас в темноте ночи я ясно увидел, как обманываю не только себя, но и всех вокруг.