Читать книгу О жанре романа в стихах. Теория романа в стихах - Анатолий Александрович Страхов - Страница 6

Насколько гений Гёте был всеобъемлющ и вбирал и литературу, и науку, настолько и «Фауст» вбирает в себя и поэзию, и средневековую легенду, и драматургию. Но это, увы, делает последнюю великую эпическую поэму аморфной.

Внешне «Фауст» напоминает пьесу, но постановка такого произведения на сцене полностью (без сокращений) была бы очень затруднительна. И дело не в объёме произведения (есть же довольно длинные пьесы Ибсена «Бранд» и «Пер Гюнт»). В «Фаусте» нет сценической целостности, он состоит из двух разнородных частей, потому что сам Фауст – не герой эпической поэмы, а герой романа, воплощение вечно стремящегося к новому духа, жаждущего познания и не способного остановиться. Именно Фауст по Шпенглеру и есть воплощение сущности европейца. Первая часть «Фауста» – победа романа над эпической поэмой. Но… есть ещё и вторая часть, где уже сам Гёте как будто выступает на стороне побеждённого. Вторая часть «Фауста» – своеобразная попытка реванша.

Во времена Гёте «сумрачный германский гений» воплотился в немецком романтизме, как бы противопоставив себя ясному рационализму. Но Гёте был и романтиком, и рационалистом, и певцом античности. Вот как описывает Гейне встречу с ним: «Когда я был у него в Веймаре, то, стоя перед ним, я, право, невольно посматривал по сторонам, не увижу ли подле него орла с молниями в клюве. Я едва было не заговорил с ним по-гречески; но, заметив, что он понимает по-немецки, я рассказал ему на немецком языке, что сливы на дороге между Иеной и Веймаром очень вкусны. Так часто в долгие зимние ночи я раздумывал о том, сколько возвышенного и глубокомысленного я сказал бы Гёте, если бы мне довелось когда-нибудь его увидеть. А когда я, наконец, увидел его, я сказал ему, что саксонские сливы очень вкусны. И Гёте улыбнулся. Он улыбнулся теми самыми губами, которыми некогда целовал прекрасную Леду, Европу, Данаю, Семелу и столь многих принцесс, а то и просто нимф…»

Гёте пишет вторую часть «Фауста», как бы пытаясь слить воедино фаустовскую духовность и античную телесность, так, как они были слиты в нём самом. Вторая часть «Фауста» – это попытка вернуться назад, к тем высоким образцам эпичеcкой поэмы, которые уже безвозвратно уходили в прошлое. Увы, такое оказалось не по силам даже такому гению, как Гёте: вторая часть значительно слабее первой.