Читать книгу Необычайные похождения Севы Котлова - Анатолий Алексин - Страница 5
Под чужим именeм
Попался!
ОглавлениеВ кассе остались только самые дорогие билеты. Значит, нужно было ждать, пока начнётся очередной сеанс и кассирша станет продавать билеты на следующий. А ведь до этого она ещё закроет своё окошко и будет минут двадцать стучать деревянным штампиком по синей билетной книжке, словно азбуку Морзе выстукивать.
В нашем распоряжении было часа полтора. Что же делать?
Я сразу вспомнил про взрослую библиотеку. Она была совсем рядом, на углу, но попасть туда я раньше никак не мог: записывали только по паспорту. «Вот пойду сейчас и попрошу книжку про великого комбинатора. Надо же узнать в конце концов, с кем сравнивает меня Дима!» Я много раз слышал, как Димины приятели читали эту книжку вслух и хохотали так, что однажды летом дворничиха сразу пришла: «Надо и совесть знать: всех пенсионеров во дворе распугали!»
А мне было не до смеха: меня каждый раз выставляли в другую комнату. Я, конечно, прилипал ухом к замочной скважине, но из-за их дурацкого хохота ничего толком не мог понять. Чаще всего Димины приятели читали главу про какой-то шахматный турнир. Дима её прямо всю наизусть знал…
«Сейчас и про турнир почитаю и вообще посмотрю, что уж там такого смешного», – думал я, с трудом открывая тяжёлую дверь читального зала, всю увешанную объявлениями о литературных конференциях и обсуждениях.
– А я-я?.. – заныл Витька. – Ты будешь смеяться, а я буду здесь ходить как дурак, да-а?..
– Если можешь, ходи как умный. Мне не жалко.
– Сам ты уж больно умный. Хи-итрый ты! Вот!.. – Витька опустил голову и обиженно заколесил по прохладному и тёмному вестибюлю.
– Можешь объявления почитать. Тоже интересно! – крикнул я уже сверху.
И тут меня кто-то схватил за руку:
– Вы что, молодой человек, на бульвар пришли?
Седая, бесшумно передвигавшаяся женщина в синем халате была возмущена, но говорила шёпотом.
Мне, между прочим, всегда казалось, что у библиотекарш какие-то особые голосовые связки. «Это у них чисто профессиональное, – объяснил мне Дима. – Знаешь, от вечной темноты можно ослепнуть, а от вечной тишины – потерять половину своего голоса».
– И вообще мы детей не обслуживаем, – произнесла библиотекарша так тихо, словно рядом спал тяжёлобольной человек и она боялась его разбудить. – Мы только по паспорту записываем.
– Вот и прекрасно! – тоже вполголоса воскликнул я. – Нечего здесь всяким несовершеннолетним слоняться. Пожалуйста!..
Я протянул паспорт – и вдруг мне показалось, на библиотекарше не синий халат, а синяя милицейская форма и что в руке у неё не толстый гранёный карандаш, а полосатый орудовский жезл. Точь-в-точь как ласковый милиционер, только еле слышно она сказала:
– Так у вас, оказывается, паспорт есть? А вести себя в читальне не научились! Были бы вы каким-нибудь там шестиклассником, тогда другое дело. А то – взрослый человек!
Библиотекарша обвела меня сердитым взглядом, как говорится, с головы до ног – и неожиданно жалость появилась у неё в глазах, точно она хотела сказать: «И какой же ты чахлый для своего возраста! И какой же ты щупленький!»
– Ладно уж, запишу вас, так и быть.
Она направилась к своему столику, по краям которого стояли длинные узкие ящики с карточками. И тут я с ужасом вспомнил, что ведь Дима давно уже записан в этой самой читальне.
– Не надо меня записывать, – схватил я библиотекаршу за синий рукав. – Не надо… Я уже и так… давно к вам хожу…
– Где же ваш читательский билет?
– Билет?.. Ах, билет?! Я его дома забыл.
– Тогда придётся паспорт в залог оставить.
– Конечно! – обрадовался я, нацепляя на нос мамины очки. – Возьмите себе на здоровье!
Библиотекарша удивлённо подняла на меня глаза, но ничего не ответила.
– Мне бы «Двенадцать стульев», – попросил я уж так тихо, что она и не расслышала толком.
– Стулья? Да, да, стулья, для читателей имеются, конечно. Пожалуйста, садитесь, – сказала она, всё ещё жалостливо разглядывая меня. – Садитесь. Вы что-то слегка побледнели.
Я, конечно, побледнел, когда она заговорила про читательский билет. Но теперь уж опасность миновала.
Седая библиотекарша была похожа на старую, добрую учительницу, и ей, наверно, было трудно сердиться.
– Мне бы книжку «Двенадцать стульев»… Книжку… – уже громче попросил я.
Она довольно ловко для своих лет поднялась по деревянной приставной лестнице и вытащила потрёпанную книжку, плотно зажатую соседними томами. Книжный ряд тут же сомкнулся, и даже щёлочки не образовалось. Библиотекарша задумчиво погладила «Двенадцать стульев», будто прощаясь с ними. Потом взглянула на корешки других книг, утешая их: ничего, мол, ваша соседка скоро вернётся на своё место. Спускалась она с лестницы гораздо медленней, чем поднималась, нежно прижимая «Стулья» к груди.
Книга эта сразу, уже одним своим видом мне очень понравилась. Я любил зачитанные книжки с пожелтевшими страницами и зубчатыми, потрёпанными краями. У таких книг даже запах особенный: понюхаешь – и сразу читать захочется.
Я вошёл в читальный зал, весь уставленный солидными, важными столами. Я ещё за ним ни разу в жизни нигде не заседал, но мне всегда казалось, что именно за такими вот длинными столами происходят разные скучные заседания…
В зале была мёртвая тишина. И только сами книги, которые чувствовали себя полными хозяевами, чуть-чуть нарушали её: они осторожно переговаривались, шелестя страницами. Все сидели с опущенными головами, словно провинились в чём-нибудь.
Я пошёл к самому дальнему столу, за которым сидел один только человек – пожилой, лысый дядя. На улице стоял конец апреля, а дядя был в белых полотняных брюках и белой рубашке с отложным воротником. Словом, одет он был до того по-летнему, что мне показалось, будто в читальном зале жарко и душно. На столе возле него лежали белая панама и палка с гнутой, похожей на крендель ручкой.
Читая журнал, лысый дядя согласно покачивал головой.
Я стал перелистывать «Двенадцать стульев» и вскоре понял, что Дима сравнивает меня с самым настоящим жуликом. «Ну ладно! – подумал я. – Вот прочту побольше книг и найду, с кем тебя сравнить, Димочка!.. Найду какого-нибудь злодея!»
Но потом я перестал злиться, начал потихоньку хихикать, и это доставило почему-то лысому дяде большую радость. Можно было подумать, что он вместе со мной читает книгу и ему тоже смешно.
Наконец я добрался до главы о шахматном турнире и уж захохотал во всё горло. В дверях возникла старая библиотекарша. Вид у неё был такой, словно в доме начался пожар и пламя уже пожирало самые ценные книги.
– Как вы себя ведёте?!
Вместо меня ей ответил лысый дядя:
– Ничего особенного. Просто молодой человек очень заразительно смеется, а смех – это те же витамины! Послушайте, как он хохочет. Нам с вами так уже не похохотать!
– Но хохотать надо про себя! – шёпотом возразила она.
– Нет, вы послушайте только, что здесь написано! – воскликнул я, думая рассмешить библиотекаршу. – Здесь написано: «Великий комбинатор играл в шахматы второй раз в жизни…» Всего второй раз! А полез сражаться на тридцати досках!..
– Ну и что? – преспокойно спросила библиотекарша. – Это вовсе не значит, что можно безобразничать в читальном зале. Смейтесь, пожалуйста, про себя. Иначе я вас просто выведу отсюда.
– Не дают развернуться молодому организму, – вздохнул добрый лысый дядя.
А я продолжал читать про шахматный турнир. Я, честно говоря, не очень-то понимал, как это можно «хохотать про себя». Но всё же старался: зажимал рот рукой, фыркал то в рукав, то в носовой платок, а то прямо в книжку.
Глава о турнире с каждой строчкой становилась всё смешнее. Когда, наконец, «великий комбинатор» проиграл двадцать девять партий из тридцати возможных, мне очень захотелось прочитать эту главу Витьке Бородкину. «Ходит сейчас один по вестибюлю, читает объявления, – с жалостью подумал я. Небось уж все их наизусть выучил!» Витька хоть и был нытиком, но мы с ним всё-таки родились в одном доме, дружили, как говорила мама, «буквально с пелёнок» и всю жизнь за одной партой сидели.
Да и вообще я очень любил пересказывать своим приятелям и папе с мамой фильмы, которые мне нравились, и книжки любил перечитывать вслух. Читая, я всё время предупреждал: «Ох, сейчас страшно будет!.. Ох, сейчас смешно будет!..» И если мои слушатели и правда волновались или смеялись, я получал огромное удовольствие. Мама говорила, что это «непроизводительная трата времени». А папа не соглашался с ней и утверждал, что в моём характёре понемножку «все же торжествует общественное начало».
Мне очень хотелось прочитать Витьке главу из «Двенадцати стульев». Но как это сделать? Как вынести книгу в вестибюль?
План созрел быстро: засуну «Двенадцать стульев» в штаны, под ремень, и выйду, как будто для того, чтобы попить газированной воды. Пить мне и правда хотелось. Всё было ясно… Но как только я начинал засовывать эти «Двенадцать стульев» под ремень, лысый дядя поднимал на меня свои добрые глаза, а мне приходилось перемещать книжку немного повыше и прижимать её нежно к груди, как это делала старая библиотекарша.
Лысый дядя умилялся чуть не до слез:
– Ах, до чего наша молодёжь любит литературу!
Когда же наконец он углубился в свой старый журнал и на несколько минут оставил меня в покое, оказалось, что надо расстегнуть пояс, потому что «Двенадцать стульев» в брюки не лезут. Для маскировки я вытащил рубашку из брюк, и тут добрый дядя вновь с любовью взглянул на меня. Заметив некоторое изменение в моём туалете, он очень удивился.
– Как-то жарко, знаете. Душно… – объявил я и стал обмахиваться краем рубашки, вытащенной из брюк.
– Температура вполне терпимая. И даже прохладно, я бы сказал. Но может быть, вам не по себе, молодой человек?
Добрый дядя перегнулся через стол и схватил меня за кисть руки. Но пульс у меня оказался абсолютно нормальным,
– Да нет, ерунда, – тихонько вырвался я. – Сейчас всё пройдет.
– Не говорите так, не говорите. Сердце – очень загадочный механизм. От него можно ждать всяких сюрпризов и неожиданностей. Вот я – врач, а и то не поручусь за свой двигатель внутреннего сгорания. – Он похлопал себя по груди. – Так что понюхайте немного нашатыря.
Он достал из потайного кармашка брюк маленький пузырёк и, перегнувшись через стол, поднёс его к моему носу. Пузырёк был вонючий, но пришлось глубоко вдыхать…
Два раза чихнув, я почувствовал заметное облегчение, заправил рубашку обратно в брюки, а добрый дядя посоветовал мне:
– Если ещё когда-нибудь почувствуете духоту, охлаждайте прежде всего голову, а не живот. И дышите всей грудью, как во время гимнастики…
Я обещал действовать именно таким образом.
Ещё некоторое время добрый дядя ворчал по поводу излишней перегрузки учащихся домашними заданиями, огорчался, что я так рано испортил своё зрение и уже вынужден носить очки. Но вот наконец он взглянул на часы, сказал: «Мне пора!» – и направился к выходу.
Теперь уж ничто не могло помешать мне. Я запихнул книжку в брюки, под пояс, и тоже пошёл к двери. Я старался идти как можно уверенней, но шаг у меня получался каким-то напряжённым, деревянным. «Двенадцать стульев» неприятно щекотали живот и всё время грозили вывалиться наружу.
Увидев меня, старая библиотекарша привстала и наклонилась над столиком:
– Вы куда же собрались, молодой человек?
Согласно паспорту, я за один день постарел сразу на четыре года, но никогда ещё мне так часто не напоминали о моей молодости: все – и милиционер, и добрый дядя, и старая библиотекарша – называли меня «молодым человеком». А раньше меня называли просто мальчиком, без всякой добавки… «молодой».
– Попить что-то захотелось, – объяснил я библиотекарше:
– Попить? Так у нас ведь графин на каждом столе.
– Ах, графин? Я что-то не заметил. Мне, знаете, газированной воды захотелось. С сиропом…
– А книжку вы в читальном зале оставили?
Я хотел было сказать: «Да, конечно, оставил!» – но сама книга не дала мне соврать: она, будто по приказу библиотекарши, стремительно нырнула в левую штанину моих брюк. Я вскрикнул, согнул ногу в колене, как аист, и схватился за штанину. Разговаривали мы шёпотом, а вскрикнул я полным голосом, так что библиотекарша от неожиданности вздрогнула и схватилась за край стола. Так мы оба и вцепились руками: я – в штанину, а она – в стол.
– Что с вами, молодой человек?
– Судорога свела…
– Судорога? Странно! А почему у вас брючина так раздулась?
– Опухоль. Нога что-то опухла…
– А вот я вам сейчас разотру её – и судорога пройдет. – Библиотекарша подошла ко мне. – Да вы не стесняйтесь: у меня уж внуки такие, как вы.
– Не трогайте! Не трогайте… мою ногу, – зашептал я. – Там воспаление…
– Воспаление хитрости, как говорит моя маленькая внучка. – С этими словами библиотекарша проворно вытащила книгу из моей левой штанины и потрясла ею в воздухе. – Вы хотели похитить книгу? Источник знаний?! – воскликнула она.
– Я не хотел похитить… Я только Витьке показать… Вынести на минутку – и сразу обратно…
– Сейчас вот занесу вашу фамилию в наш «чёрный список врагов книги» – и больше сюда не показывайтесь. На порог вас не пустим!..
Она достала из ящика мою тёмно-зелёную книжечку, переписала все данные о бедном Диме в свой «чёрный список» и буквально швырнула мне паспорт.
Я молча взял его и поплёлся вниз.
Витька всё ещё петлял по вестибюлю. Заметив меня, он испугался:
– Что случилось, а?
– Молчи, Нытик несчастный! Всё из-за тебя… Из-за тебя нашего Диму больше никогда не пустят в читальню. Никогда!.. И он умрет необразованным человеком! Понял?