Читать книгу Необычайные похождения Севы Котлова - Анатолий Алексин - Страница 9

В тот же день наша соседка очень удивлялась на кухне:

– Что это случилось с Севооборотом? (Так «остроумно» – Севооборотом, а иногда даже Севообормотом – звал меня соседкин муж, известный всему дому шутник, который очень хвастался своим агрономическим образованием.) Что случилось с нашим Севочкой? Раньше он, если замечали, никогда не ходил открывать парадную дверь – хоть до утра звони, хоть руками стучи, хоть ногами колоти! А сегодня на каждый звонок выскакивает. «Светопреставление»!

Я и правда выбегал на каждый звонок: ведь я знал, что должны принести штрафную повестку, а она ни в коем случае не должна была попасть в руки к Диме или вообще к кому-нибудь, кроме меня.

«Вот бы Дима ушёл сейчас из дому!» – мечтал я. Но Дима вовсе не собирался уходить. Удобно устроившись на диване, он решал шахматную задачу. Перед ним, на самой большой подушке, до которой мама и дотрагиваться запрещала, лежал раскрытый номер «Огонька» и шахматная доска. В одном углу её одиноко притаились четыре фигурки. Дима ерошил волосы, поправлял очки и чесал свой затылок так, что мне казалось, он доскребётся в конце концов до самой коры головного мозга. Но задача, как назло, не решалась. «А вот мы так пойдём, – бормотал себе под нос Дима. – А вот если мы так попробуем?»

Каждый раз, возвращаясь в комнату, я как бы невзначай сообщал:

– Говорят, на улице погода замечательная!

– Вот ты и пойди погуляй, – не отрываясь от доски, советовал Дима.

«Сам пойди погуляй!» – про себя огрызался я. И продолжал вслух:

– А вот сейчас Пётр Ефимович пришёл. Говорит, скворцы уже прилетели и все почки за одну ночь полопались. Два часа по улицам бродил, невзирая на ревматизм!

– Делать нечего твоему Петру Ефимовичу.

Но я не сдавался:

– Сейчас Лидии Архиповне дверь открывал… Пошла, говорит, за ботиночками для Борьки, три часа по городу проходила – и забыла купить: такой воздух на улице. Прямо, говорит, опьяняющий!

Лидия Архиповна просто не нашла для своего трёхлетнего Борьки подходящего номера и вовсе не восторгалась погодой, а на чём свет стоит ругала «торговую сеть».

Но вот Дима радостно смахнул фигуры с доски на диван, схватил подушку и подбросил её под самый потолок (видела бы мама!).

– Эврика! Эврика!.. Упорство горы сокрушает!

Он побежал в коридор, к телефону, чтобы сообщить своему другу об очередной «сокрушённой горе». И как раз в эту минуту раздался длиннющий звонок в парадную дверь. Никто из наших соседей так не звонил. Я бросился открывать. Ну ясно! Всё! Конец… Я попался! На площадке стоял пожилой небритый почтальон с сумкой, в которой разносят не письма и не газеты, а деньги, важные извещения и повестки. Дима был совсем рядом, у телефона, а почтальон держал в руке повестку – небольшую, жёлтенькую и очень ехидную.

– Это мне… мне, – зашептал я, вырывая у него повестку из рук. – Давайте я распишусь.

И быстро-быстро расписался в разлинованном журнальчике на глазах у растерявшегося почтальона.

Но тут вмешалась наша соседка – жена знаменитого шутника с высшим агрономическим образованием по имени Виктория Александровна.

– Кому здесь почта? – поинтересовалась она, вытирая руки о фартук.

Я замахал повесткой:

– Мне, мне… Не беспокойтесь, пожалуйста.

– Да, гражданину Кля́чину, – охотно подтвердил почтальон.

– Не Кля́чину, а Клячину́, – поправила соседка: она очень не хотела сознаваться, что её фамилия произошла от некрасивого слова «кляча». И вдруг, сообразив, в чём дело, она закричала: – Так это же нам! Посылка!.. Мандарины из Самарканда! Я жду их, как свежего воздуха, а он взял и держит в руке! – Она выхватила повестку, чуть не разорвав её. – Теперь мне всё ясно! Теперь я понимаю, почему письмо от дяди из Архангельска идёт уже вторые сутки. И куда девалась позавчерашняя «Вечёрка»!..

– Она по воскресеньям не выходит! – только и мог я крикнуть в ответ. И скрылся в комнате.

Я слышал, как Дима долго извинялся за меня перед соседкой, а она отвечала ему:

– Нет, Дима, к вам я ничего не имею. Никаких претензий. Вы вполне интеллигентный молодой человек.

Вслед за этим «молодой интеллигент» появился в комнате и поплотней прикрыл дверь, что означало: «Жди серьёзного разговора!»

– Зачем ты схватил повестку? – начал Дима.

– Я думал, что это нам.

– Как же ты мог «думать», если там по-русски написано: «Клячину́»?

– А что, я обязан все слова… от начала до конца читать? Я посмотрел на первую букву и на последнюю, вижу – «К» и «У». Я и подумал, что это – «Котлову».

– Оригинальный метод. Ты, может, скоро будешь в каждом слове только одну первую букву читать? Замечательная рационализация: скоростное чтение!

Я отбивался вяло, потому что, честно говоря, мне за эти два дня смертельно надоело врать. Я хотел выпутаться из всего этого вранья, но одна ложь незаметно цеплялась за другую, одна выдумка тянула за собой ещё десять. И я ничего не мог поделать.

– Ты безнадёжный человек, – сообщил мне в конце нашей беседы Дима. – Тошно с тобой разговаривать. Пойду в читальню.

Час от часу не легче! Шутка сказать: он пойдёт в читальню! Да кто его туда пустит?!

Я схватил Диму за руку:

– Зачем тебе идти в читальню? Что там интересного? И потом, ты же устал… Вон какой бледный! Пойди лучше в Сокольники, на выставку собак. Там, знаешь, какая выставка! Есть такие страшные псы, что собака Баскервилей по сравнению с ними просто жалкий щенок.

Дима только плечами пожал.

– А в Парке культуры, между прочим, открыли выставку женского платья, – сообщил я. – Сам по радио слышал…

Брат взглянул на меня как на безумного. Что было делать? Как задержать Диму хоть на пятнадцать минут? А потом, я знал, придёт с работы папа, начнётся разговор о международных событиях – и Дима про читальню забудет.

Я взглянул на наши стенные часы с пожелтевшим от старости циферблатом и опять схватил Диму за рукав:

– Ой, сейчас ведь будут «Последние известия»! И сводка погоды на завтра. А ты завтра как раз на массовку собираешься… Значит, надо послушать!

– Сам послушай, а потом мне расскажешь.

– Я могу чего-нибудь не расслышать… или забыть! Ведь ты же сказал, что я безнадёжный человек. Это правда!

Я тяжко вздохнул.

– Да, на тебя надежда плохая, – согласился Дима и присел на диван.

Замысловатая старинная стрелка с резными тоненькими прожилками и заржавевшими бугорками приближалась к семи. Вот уж и голос диктора, словно напоминая мне о чём-то важном, предупредил: «Проверьте ваши часы!» Радио на миг замолчало, потом из репродуктора стали падать знакомые глухие удары…

И тут я вскочил со стула. Семь часов!.. Без одной минуты семь! Меня ждёт Елена Кирилловна. Сейчас она тоже проверит часы и уйдёт из маленькой комнаты, которая именуется «кабинетом директора». Я выскочил в коридор. Слава богу, телефон был свободен. Возле него на жёлтом ботиночном шнурке косо висела телефонная книга. Я отыскал букву «Ш», потом слово «школа», потом среди сотен школьных номеров номер своей школы и набрал его дрожащей рукой.

– Елена Кирилловна? Это я, Сева Котлов…

– Почему же не пришёл твой приятель? Этот таинственный мальчик…

– Он приходил! Приходил, Елена Кирилловна. И вы видели его… Утром, помните? И он уже всё понял. Честное слово!

Елена Кирилловна сказала, чтобы этот мальчик завтра ещё раз зашёл к ней для серьёзного разговора. Она так сказала… Но я не испугался! Я даже обрадовался. Да, да, обрадовался! Мне показалось, будто с плеч свалилось что-то тяжёлое, такое тяжёлое, что даже пол под ногами качнулся.

– Ладно, Елена Кирилловна! Он… то есть я… Обязательно зайду!..

Соседка Виктория Александровна крикнула из кухни, что «если с таким остервенением вешать трубку, рычаг окажется на полу». Но я ничего не ответил соседке. Я легко и весело зашагал в комнату, хотя разговор мне там предстоял не лёгкий и, уж конечно, не очень весёлый…

1956 г.