Читать книгу «Родина» наша. Есть ли будущее у северной деревни? - Анатолий Ехалов - Страница 14

Мой стаж 57 лет, после окончания Ленинградского сельскохозяйственного института меня попросили быть бригадиром опытной станции и опытной фермы в Новгородской области, где проводилась работа по повышению жирномолочности.

Я первый получил там серебряную медаль выставки ВДНХ. Удой был пять пятьсот, 4,5 процента жира.

Я там чуть не погиб. Там была ручная случка, так требовал Лысенко. Был один чистопородный джерсейский бык.

Женщина выводила быка, причем как-то они с ним легко обходились, выводили на веревке. Я стоял в стороне однажды, а он, бык, резко повернулся, едва не задел доярку. А его щелкнул прутиком.

Прошла примерно неделя. Я стою, выводят двух коров, они уже привязанные стоят. Приводят этого джерсея.

Я стоял спиной, чувствую мощнейший удар. Но я счастливый человек. Сейчас он меня раздавит, поднимет на рога! Что меня спасло? В носу кольцо у быка, к которому привязана толстая веревка, а на конце этой веревки был узел.

Я лежу, доярки кричат благим матом, я смог еще отползти еще немножко. И вот веревка попала быку между копытной щелью. И он ревет, а шагнуть не может, притянут за кольцо.

Меня оттащили, на скорой в районный центр привезли. от фермы был четыре километра. Туда отвезли и я пролежал 20 дней. У меня было сломано два ребра.

Еще можно немножко про Лысенко хотелось сказать. Он использовал джерсейских быков. Он сказал: будет три пятерки: пятьсот килограмм веса, пять тысяч удой и пять процентов жир.

И вдруг приезжает гонец из Москвы, доктор Дунаев с задачей взять пробы молока от потомков лысенковского быка Размаха, который стоял у нас в подсобном хозяйстве и привезти ему в Москву. И как развиваются события. Прошло еще четыре месяца, как я поступил в аспирантуру, я жил вот тут в комнатке на десять метров, у меня был сын, жена…

Вызывает директор меня: «Петр, – он кому доверял, того по имени звал, – я повезу тебя до Агалатова, чтобы взять пробы молока от коров быка Размаха.»

Собрался, там ночевать надо было. Взял кусок колбасы, полбуханки хлеба, ящик с бутылочками для проб. И поехали. Приезжаем туда, а стадо уже угнано на отгонное пастбище в район Ильичёва – историческое место, где в шалаше скрывался Владимир Ильич Ленин. До этой фермы еще семь километров пешком. Ну, я и пошел… Пока добрался, коровы пришли с пастбища, уже привязывают их. Я сказал старшей, что вот я из лаборатории, у меня задание – взять пробы. А там было девять доярок.

Все, беру пробы, консервирую и ставлю. А бык – Размах, у него была красно-пестрая масть. И он буквально печатал, не надо быть специалистом, вы придете и скажете, где дочери этого быка. По масти сможете определить, вот Размах – исторический бык. Ну, вот я беру пробы, настроение хорошее. Слышу в углу разговор приглушенный, ссорятся доярки: одна, Марьей звали, матом на соседку:

– Он будет мой. Ты недавно с мужиком имела дело, а я уже месяц одна.

– Е-мое, – думаю, это ведь меня делят, – я даже вздрогнул. И то верно, после войны мужиков по деревням было мало.

Ладно, пробы взял, законсервировал, поставил в ледник, где молоко хранилось. Там была казармы, в ней были полати, сено наложено, одеяла набросаны. Фонарь закопченный висел, стол.

Вот мы стали ужинать. Я свою колбасу, хлеб, в общий котел положил.

Лег на нары с самого края от дверей, и как будто захрапел, слышу, эта Марья, у них там было у каждого свое одеяло, она лежала в конце барака, переползла через одну, через другую, уже ругань идет. Я соседку толкаю, говорю:

– А где у вас туалет?.

– А что? Зайди вон за дверь.

Ну, я вышел за дверь, думаю, что же делать? А на каждой ферме, может, и у вас в Вологодской области, была водогрейка. Избушка такая, там печь мазанная, большой котел такой.

И когда на ночь уходили доярки, они закладывали дрова, вода нагревалась, утром брали ведра и подмывали коров.

Я, значит, думаю, если вернусь, то будет драка, а потом я жену свою люблю и случайные связи мне не нужны. Я зашел в водогрейку и закрылся на крючок изнутри. Там на котле была деревянная крышка большая.

В печке были дрова сырые, они потихоньку горели, я залез на этот котел на крышку и стал ждать утра. Ну, и конечно, уснул. И надо же мне было повернуться, и я улетел в этот котел…

– Не смешно

– Да, я еле вылез, вода еще не горячая была, а тепленькая была. Я разделся, одежду выкрутил, повесил на эту печку. Немножко обсох. В пять часов, доярки уже идут. Ну, а в этой водогрейке.

Эта Марья набирает воды:

– Так вон где он прячется.

Слушай, начал я брать пробы. Она – нет, ни в какую:

– Откуда приехал, туда и езжай, и все.

Еле-еле уговорили всем миром:

– Это же научная работа в Москве, нужно доставить пробы.

Вот эти пробы взял и потом восемь километров, потом на автобус… Я приехал только в два часа дня. Михаил Михайлович сидит с Дунаевым, беседует на большие темы. Ну, приехал, привез. Значит сразу эти пробы опломбировали, но даже в лаборатории не было центрифуги. Она была в Павловске, вот у нас город Павловск тут. Там ведь и Павловский дворец, и музей большой. Там был лаборатория, повезли крутить жиры. Ну, я пошел пообедать, немножко поспал дома. Вдруг меня опять вызывают. Привезли пробы, прокрутили. И жирность – самая высокая у одной коровы был – 3,8, а то 3,2—3,3.

Нет пяти процентов лысенковских. Ему возвращаться надо – этому Дунаеву. Он: «Петр, надо еще съездить раз, взять пробы». Послушай, я прямо вот так: «Не поеду! Исключайте из аспирантуры.