Читать книгу Чужая жизнь - Анатолий Михайлов - Страница 13

Лес подковой огибал колосившееся поле, вдалеке подходя к шоссе. Само поле дугой разрезала убегающая от тракта проселочная дорога. Подгорнов шагал по ней к лесу, закинув на плечо дорожную сумку и взбивая ногами дорожную пыль.

Еще вчера он был в Калининграде, а сегодня утром – уже в томском аэропорту Богашево. Еще некоторое время ему понадобилось, чтобы добраться оттуда до городского автовокзала, найти нужный автобус и отправиться на нем дальше. Чуть больше часа на автобусе по трассе – и водитель высадил его на перекрестке.

– Там, сразу за кедрачом, твой поселок. Километра полтора-два будет. Не заблудишься, – махнул он рукой, показывая на проселок.

Автобус загудел, пыхнул черным дымком из выхлопной трубы и покатил, удаляясь по раскаленному палящим солнцем асфальту. Подгорнов помахал ему рукой.

Со вчерашнего дня, еще в аэропорту Храброво, его мучила мысль, правильно ли он сделал, что поехал сюда, в сибирскую глубинку к родителям Вадима Кукольникова. Она не покидала и во время перелетов, и уже здесь, когда автобус, съедая колесами километр за километром тракта, все ближе продвигал его к встрече с ними. Как-то пройдет встреча? Как его примут? Не почувствуют ли неладное? Конечно, не с первых минут, но потом не заметят ли подмены? Ведь он только оболочка их сына, а старики будут судить не только по внешности. Все родители знают о своих детях порой что-то такое потаенное, что и сами дети о себе не знают. Впрочем, отступать ему уже некуда. Да и уехать из города, считал Подгорнов, просто необходимо. Там у многочисленной творческой тусовки, приятелей, знакомых еще скорей появились бы мысли, что с Вадимом Кукольниковым происходит что-то непонятное, да и Кукольников ли это вообще. Подгорнов не знал ни привычек Вадима, ни того, что он любит, чего нет. И еще Инна… Он не мог бы долго избегать с ней встречи, а женщины часто интуитивно чувствуют фальшь своих мужчин. Все здесь не спишешь на амнезию.

По краям дороги слабый ветерок слегка колыхал колосья справа и слева от дороги, высокие, налитые. То ли рожь, то ли пшеница, Подгорнов этого не знал, но поле уходящих к лесу волнующихся желтоватых колосьев радовало глаз.

Полтора-два километра – путь недалекий, и Андрей потихоньку подходил к лесу. Казавшиеся от перекрестка обычными, не очень высокими деревья становились все выше и больше с каждым шагом и превращались в великанов. Он впервые в жизни видел живые кедры. Они скрадывали своим величием и стройные, устремленные к небу сосны, и редкие березки, белые, почти прозрачные. Глядя на кедры от шоссе, он не представлял, что столкнется с такой потрясающей красотой и величием. Огромные, высокие, метров до сорока, а то и выше, тянущиеся в небо раскидистые мощные кедры вблизи так поражали великолепием, что захватывало дух. Темно-серая кора напоминала чешую, а сомкнувшиеся над дорогой кроны превращали ее в тоннель, в конце которого проглядывал поселок. Солнце почти не попадало на землю, и дорога под деревьями была сырой. А лужи говорили о том, что ранним утром или, может быть, ночью здесь шел дождь.

Краем глаза Подгорнов заметил маленького юркого зверька. Испугавшись приближающегося человека, он со свистом шустро брызнул вверх по стволу кедра. Забравшись достаточно высоко, зверек высунул из-за ветки хитрую милую мордочку. Поначалу Андрей подумал, что это белка, но быстро понял, что ошибся – на белку тот походил разве что размером. Серо-бурый, с ярко выраженными темными и светлыми полосками на спине, он больше напоминал обыкновенного хомяка, только с длинным пушистым хвостом. В тот момент Подгорнов еще не знал, что за следующие две недели несколько десятков раз встретится с этим маленьким легендарным жителем тайги, зовущимся бурундуком.

Незаметно Подгорнов вышел из леса прямо к поселку. Он раскинулся на нешироком, но длинном равнинном участке, упирающемся в дальнем своем крае в причудливые изгибы реки. Слева, прямо за оградами огородов, стеной стоял лес. Справа начинался пологий спуск к реке, которая, огибая поселок по дуге, удалялась от него все дальше и дальше и, в конце концов, скрывалась в лесной чаще.

Вглядываясь в убегающие вдоль дороги дома, он облегченно вздохнул. На фотографии на доме родителей Вадима Колокольникова не была обозначена улица, и Андрей время от времени задавал себе вопрос, как будет искать его. Но оказалось, весь поселок, растянувшийся на добрый километр, и есть, в принципе, одна улица. Только в некоторых местах отходят вправо маленькие переулочки в два три дома, и они уж точно не могут быть пронумерованы цифрой 10.

Улица села оказалась полупустой. Иногда мальчишки с девчонками стайками, то ли спеша по своим делам, то ли просто играя, пробегали мимо Подгорнова. Увидев, останавливались, с любопытством разглядывая незнакомца. Да несколько стариков на скамейках у оград дома грели свои кости на солнце. Старики с Андреем здоровались кто кивком, кто – снимая с головы старенький потертый картуз. Он здоровался с ними тоже. Для них он незнакомцем не был – свой односельчанин, вернувшийся после долгого отсутствия в родные места. Старики его помнили.

Родительский дом Колокольникова Подгорнов заметил издалека. Он выделялся из общего ряда филигранно вырезанной фигурой коня, украшавшей конек крыши, и дивными наличниками на окнах, выкрашенными в синий цвет. Собственно, по рисунку наличников – ажурной, причудливо затейливой вязи – он и узнал этот дом. Подойдя к нему, Андрей увидел широкоплечего седого мужчину, видимо, отца Вадима. Тот во дворе у сарая, стоя спиной к калитке, колол дрова. И как колол! Одним ударом топора разваливал напополам чуть ли не полуметровые в поперечнике березовые чурки. Потом легко разбивал половинки на несколько поленьев поменьше и отбрасывал их в сторону, где горой уже лежали наколотые раньше.