Читать книгу Тропами Кориолиса. Книга 2. Демон руин - Анатолий Юрьевич Шендриков - Страница 8

За исключением дребезжащей по шпалам дрезины, никто не промолвил и слова за все двенадцать километров пути до находящегося по самому центру Козырька штабу под четным номером «четыре». С жалостью и сочувствием глядели им вслед коллеги с других караулов, а офицер же, немного пошатываясь во время езды, ни разу так и не присевший на лавочку, даже не соизволил повернуть головы в сторону подсудимых, с гордостью наблюдая приближающийся силуэт двухэтажного каменного строения, возведенного прямо наверху Козырька от его внутреннего края до внешнего.

На входе в штаб их встретили два абсолютно неэмоциональных стража, словно призраки Тауэрских Bearskins4 (Бирскинс) восстали из мертвых спустя столько времени после падения Англии и всех остальных европейских государств.

– Они со мной, – предупредил стражей офицер. – Проходите, живее! – добавил он, открывая входную дверь в штаб.

За дверью находился небольшой коридор с выбеленной отштукатуренной стеной. У входа стояла полированная деревянная трехуровневая обувница, переходящая в вешалку. Дальше шла занавешенная арка, за которой, собственно, и находился штаб.

– Господин Юл, по вашему приказу состав караула сто второго километра, а также военнопленные доставлены в штаб! – отчитался он.

– Подождите, какие военнопленные? – растерялась Зоя, понимая, что речь идет ни о ком ином, как о них самих.

– Молчать! – заткнул ее офицер.

Плешивый невысокий монгол лет шестидесяти пяти, с тяжелыми обвисшими плечами и в зеленом военном камуфляже поблагодарил своего подручного за хорошую работу и разрешил ему быть свободным. Офицер передал дело в белой бумажной папке с пометкой и номером на титульном листе, снова отдал честь и поднялся на второй этаж штаба, где находились покои штабных служащих, в которых порхали ласковые офицерские птички под тихое поскрипывающее звучание виниловой пластинки.

Баюкающий голос инспектора звучал, словно стрекот сверчков теплой летней ночью, но вместе с тем он пробирался под самую корку – поближе к центру мозга, подавляя волю слабого, открытого человека.

– Присаживайтесь! – слегка шепеляво предложил он и следом присел сам, полубоком развернувшись к прибывшим. Выглядел он, как и говорил, на удивление спокойно. Но, в отличие от пленников, солдаты караула понимали, что это был намеренный, хорошо отточенный блеф. Ведь, несмотря на свою логичность, рассудительность и уравновешенность, общеизвестным фактом было еще и то, что инспекторов штабов Козырька ни в коем случае нельзя было отнести к людям справедливым и пытающимся каким-то образом помочь попавшему впросак солдату. Инспекторы были самыми скверными и самыми гадкими из всех, кто работал в штабе. Да и вообще на Козырьке. Он мог улыбаться и говорить, что понимает, почему ты был вынужден так поступить, а в итоге, когда наступает момент вынесения его экспертного заключения, тот уже не кажется таким дружелюбным и сострадающим. Один остроумный часовой с тридцать восьмого километра, однажды попавший под следствие и вроде бы вернувшийся из штаба без особенных последствий для здоровья, тогда сочинил шутливый стишок:

По вполне очевидным причинам того остряка вызвали на еще одну беседу с инспектором, якобы для уточнения некоторых моментов по старому делу. После его уже никто не видел. На тридцать восьмой тут же прислали нового человека, от которого солдаты уже узнали, что их друг и товарищ вроде как ушел в бессрочный отпуск. Это был первый случай тайного исчезновения обычного солдата, но вовсе не последний. В каждом из семи штабов Козырька, в каждом из которых сидел «справедливый» инспектор, нашлась бы масса историй, где солдат неожиданно уходил «в отпуск», который пограничники частенько путали с выражением «на покой», и больше не возвращался.

– Кто из вас Сохор? – немного театрально, в привычной спокойной манере, поинтересовался господин Юл, бегло пролистав отчет офицера.

– Я! – вскочив с места, обозначил себя радист.

– Хорошо! – удостоверился инспектор и натянул на нос очки. – Значит, вы утверждаете, что со всех сторон вас окружают беспечные и безалаберные люди? – добавил он, глядя исподлобья на парня.

– Все верно, господин инспектор! Более того, – поторопился доложить он, – люди, весьма враждебно настроенные как ко мне, – вашему верному слуге – так и ко всему штабу, Козырьку, – нагнетал он, – и даже к самому военному Ус-та-ву!

Инспектор окинул взглядом присутствующих и сделал какую-то пометку в своем дневнике.

Тори Бецу и Шона тревожно переглянулись.

– Какое нарушение, по вашему мнению, является наиболее весомым? – вновь обратился он к Сохору.

– Ну, думаю, несанкционированный спуск за пределы империи… – поразмыслив, ответил тот.

– Верно! – громко стукнув карандашом по столу, подтвердил старик, слегка подняв свои черные брови. – Знаете ли вы, госпожа Тори, – переключился он на девушку, – для чего на самом деле был возведен наш барьер?

Тори захотелось высказать все, что она думает по этому поводу: о жадности жителей Объединенного Востока, трусости и глупости правителя, но она пересилила эту нахлынувшую жажду справедливости и сдержалась.

Зажмурившись, она сглотнула слюну и ответила:

– Никак нет! – дабы не сбивать его настойчивого педагогического настроя.

– Барьер – это не просто каменная стена, отделяющая империю от потенциально опасной периферии. Барьер – это еще и тонкая ментальная грань, занавес, отделяющий человека цивилизованного от грязного дикаря, так быстро павшего до уровня животного, выдвинувшего на первый план свои первичные потребности, ведомого одними лишь инстинктами, – захлебывался он. – И в высших имперских кругах очень трепетно относящихся к культу непреодолимого для дикаря барьера. Человек империи, ступивший без должной надобности на проклятую ничейную землю, лишается привилегии быть частью развитого общества, всеми силами пытающегося сохранить свое наследие и в какой-то мере продолжить его развитие. Вы знали, что к предателям, подобным сейчас вам, уважаемая Тори, относятся, как к смертельно-заразным? Знали, что расскажи я о вашем поступке жителям Объединенного Востока, больше ни один здравомыслящий человек больше к вам и на три шага не приблизится? Подозреваете ли вы, Тори, что узнай они то, что знаю сейчас я, вам было бы уже не выжить в империи? И я был бы здесь не при чем! Я бы просто рассказал правду, которая уже окончательно решила бы вашу судьбу. Скажите, знай вы все это раньше, вы бы совершили столь скверный поступок, несмотря на то, что за пределами барьера есть двое ни в чем неповинных людей, не имеющих ничего общего с варварами Таро?

Тори сначала стояла, виновато опустив голову вниз, но когда инспектор закончил, она медленно подняла к нему свой пронзительный взгляд и, скривившись в гримасе презрения, утвердительно заявила:

– Да! Я бы вновь поступила именно так!

Поначалу инспектор Юл сделался серьезным, ничего не комментируя в ответ. Тишина продолжалось с минуту. Самую долгую минуту в жизни Тори Бецу. Инспектор ее испытывал. Но затем старик сложил руки у груди, отвернул немного голову, не отводя взгляда от девушки, иронично поднял брови, зайдясь в дряблом болезненном смехе.

Присутствующим в комнате стало не по себе.

– Какая наивность! Вы только поглядите – пред нами борец за собственную правду. Это ж надо! – поразился Юл. – Я думал, такие упрямцы вымерли еще во времена мамонтов, – пошутил он и вновь сделался серьезным. – Ископаемое ты, не более того, девочка! Думаешь, своими благородными намерениями ты сделала этот мир лучше, рискуя собственной жизнью и безопасностью империи ради двух скитальцев непонятного происхождения?

Сохор не сдержался и расплылся в злорадствующей улыбке, похрюкивая от точности умозаключения инспектора. Юл это увидел, но ничего не сказал. Он оставил его на закуску. Никто и никогда не уходил от него без справедливого наказания.

– Но я тебя не трону! Ты мне нравишься. Что-то в тебе есть, – неожиданно выдал он.

– И что же? – высокомерно произнесла Тори.

– Не знаю. Какая-то королевская грациозность, что ли… тонкость. Ты внушаешь уважение. По крайней мере, мне.

– Ага, королева минного поля да осипших воронов! – разразился диким смехом Сохор.

Инспектор засмеялся в унисон с ним. Правда, не очень естественно. Скорее, провокационно.

– Но дело вот в чем! Скромная роль инспектора в жизни империи вынуждает меня все же кого-то из вас наказать. Иначе офицеры меня не поймут. И, как ни прискорбно, – пристально поглядел он на Тори, – но мне все же придется преподать урок предателю.

Инспектор снова замолчал. «Офицер!» – крикнул он. Статный мужчина вновь спустился со второго этажа, застегивая болтающуюся на тоненькой ниточке верхнюю пуговицу рубашки, дерзко сорванной одной из птичек.

– Уберите предателя с глаз моих! – брезгливо сказал он и неожиданно для всех указал на Сохора.

– Что? Но как? Я ведь действовал по уставу! – возразил тот.

– Молчать! – заткнул его офицер, сам не понимая истинной причины выбора инспектора.

Старик улыбнулся и прокомментировал:

– По уставу, не по совести!

Офицер заломил парню руку и под молебные песни о торжестве справедливости повел в темницу.

– Теперь вернемся к вам, уважаемые… – продолжил Юл.

– Я бы на вашем месте не торопилась слишком! – предупредила Тори.

Старик даже подался назад от столь неожиданного предупреждения.

– Советы изволите раздавать, часовой? – переспросил он с некоторой иронией в голосе.

– Именно! К которым вы и вся ваша шайка в скором времени будете относиться совершенно иначе.

Старик скупо улыбнулся, но на секунду задумался.

– Угроза? – уточнил он.

– Нет! – начинала уставать от этого цирка Тори. Ей хотелось поскорее закончить эту утомительную беседу и узнать, наконец, у ребят, где же скрывается ее брат. Но инспектор Юл был готов ко всему. Ему так, во всяком случае, казалось.

– Вы понимаете, что я могу в любой момент отдать приказ, и вас тут же расстреляют? – сказал Юл. – Но не делаю этого теперь только потому, что не могу понять, с чего это вдруг, вы позволяете себе такие дерзкие высказывания в адрес ИНСПЕКТОРА ШТАБА? – высокопарно заявил он. – Тщеславие? Гордыня? Глупость? Что?..

– Бецу! – коротко сказала Тори.

– Простите, что?.. – не уловил ход ее мысли инспектор.

– Я – Тори Бецу!

За гримасой безразличия инспектор попытался скрыть внезапно нахлынувшие переживания. С самого начала Тори ему кого-то напоминала. И интуитивно он знал, кого именно, просто память старика уже не была столь же крепка, как закаленные окаменелые убеждения.

Трясущимися руками он суетливо заерзал по столу под предлогом утерянного карандаша, на самом же деле выискивая старую фотографию в рамке, на которой был изображен император Хиро Бецу со своей семьей, где подле монарха стояла его дочь – девушка с сосредоточенным лицом и выкрашенными на висках белыми волосами.

– Это действительно вы! – несколько раз сверив девушку, изображенную на фото, и ту чумазую леди, что стояла сейчас перед ним, и, наконец, окончательно убедившись в этом, заявил инспектор.

– Говорю сразу! – услышав в голосе старика более сдержанные ноты, попросила Тори. – Мне не нужно вашего повиновения, лести и извинений. Оставьте их моему отцу, он их просто обожает! А у меня есть конкретные цели и планы, и все, что вы можете сделать, так это не путаться под ногами. Я вообще не хотела говорить о своем происхождении, но ситуация вынудила, люди вынудили, место вынудило. Не бойтесь, об этом я никому не скажу и слова. Но единственное, что я хотела бы сказать, так это то, что, начиная именно с вас, Козырек и начинает гнить, медленно проваливаясь в болото, на котором и была выстроена идеология Объединенного Востока. И дряблое тело Козырька разложилось уже почти до самого хвоста. Ведь, как ведается, рыба гниет с головы!

– Что я могу сделать, чтобы исправиться? – слезливо поинтересовался старик, опасаясь расправы. – Может, мне освободить вашего радиста?

– Нет! Как раз про таких, как вы и «наш» радист, я и говорила. Делайте с ним все, что считаете нужным. Поступите так, как поступают с предателем! Ведь если бы не настоящие воины и просто добрые люди, – окинула она взглядом остальных сослуживцев со сто второго, – то всех вас можно было бы просто смести со стола старой вонючей мокрой тряпкой и выбросить в мусорное ведро, как непригодный для потребления продукт.