Читать книгу SwordPunk - Андрей Алексеевич Макаров - Страница 5

«Мистер Боунсли. Пожалуйста, прочтите моей маме эти строки:

Дорогая мама, со мной всё хорошо. Клаус опять наделал дел, а мы с Кауфман опять всё разгребаем за ним. Видите ли, ему очень понравился ягодный сироп, вот он и решил сделать так, чтобы его стало больше. Химик, блин!

В Академии я хорошо научился владеть мечом. Недавно было первое серьезное сражение. Вместо деревянных мечей были настоящие! Меня атаковали, не прекращая! Я полностью ушёл в защиту, но противник так и не нанёс мне ни единого пореза. Только и тут есть своя ложка дёгтя. Ежедневные уроки защиты огненных меня уже достали. Короче, я прогулял урок. Вот уж мне попадёт. Ко мне относятся со снисходительностью, ведь я будущий офицер. Правда низкого ранга, но всё же…

Во время прогула подружился с одним пацаном. Он, конечно, не (последние слова зачёркнуты) … Он – хулиган. Но, спешу уверить, я ничем плохим не занимаюсь. Просто делать нечего, вот я с ним и разговариваю. Его зовут Генрих Громфель. Его, как и меня, бесят огненные. Его бригада недавно наворотила такого, что их отправили в исправительный лагерь. Будут копать какие-то Ямы (заметь, мама, с большой буквы). Он, вот, как-то отделался. Говорит, мол, его отец какой-то офицер у ОО. Я спросил: «Почему же ты не питаешь симпатии к огневым?» – получил ответ, что он не любит отца, относится презрительно к нему и всем его подручным. Чёрт, мне кажется, что он такой же, как и его отец. Такое чувство.

Надеюсь, у тебя всё хорошо. Я вернусь.

Ну на этом пока всё. Люблю тебя. Твой Клайд.»

Хрустнув пальцами, Клайд положил перо и похрустел шеей. Уже прошло три года с пропажи его сестры. Свет от свечи заполнял всё серое пространство стола. За спиной у Клайда храпел Клаус, ворочаясь на твёрдой деревянной кровати, которая, кажется, скоро сломается, и Клайд старался всё делать в десять раз тише, чем обычно.

– «Есть хорошие люди», – подумал Клайд, посмотрев на спящего друга.

Свернув письмо, он воровато вышел из комнаты, тихонько закрыл белую дверь до звука лёгкого щелчка и направился к выходу. Тёмный коридор. Изредка доносящийся свет стражника.

Держа в руках свои сапоги, Клайд тихо шёл по коридору. Прижимаясь то к одной холодной стене, то к другой, он, наконец, добрался до выхода. Там его встретил Генрих:

– Привет, Клайдо.

– Здравствуй, Генрих, – вздрогнув, отозвался Клайд.

– Паучья пасть! Зови меня просто Рих. Этого достаточно.

– Хорошо, Рих.

– То-то, брателла.

– Угу.

– Идём, – сказал хулиган сероглазому и двинулся, – Слышал, сегодня опять жестянщика рубанули на тренировке, ха-ха-ха.

– Да, слышал.

– И никакого комментария? Да уж. Хладнокровием так и несёт. Тебя палачи ждут в свои ряды, – усмехнулся Рих.

– К делу.

– Так-с. Мой товарищ примет твоё письмо, и запульнёт по тому адресу. Верно?

– Ага.

– Идём. Только тише, паучья пасть. Это по сути является преступлением. Ты ж связался с контрабандистом, ха-ха-ха.

– Какой ты контрабандист? Ты типичный неуч.

– Твоя правда. Надеюсь ты не наляпал на меня всяких там… Этих, как их…

– Чёрт, – ухмыльнулся Волшим, – тоже забыл слово.

– Ну ты понял. На почте не раскроют?

– На почте не раскроют. После случая с раскрытием письма того герцога точно не раскроют.

– Что за случай?

– Ты не знаешь?

– Да, я чёт не слыхал таких россказней, поясни-ка.

– Ну, если кратко, был один герцог. Отправил он письмо с зашифрованным правительственным посланием. Письмо раскрыли, так как оно оказалось среди простых писем. Ну и полетели головы. Теперь почтовики боятся даже держать эти треклятые бумажонки.

– Всё равно. Дай взгляну, – Генрих попытался отобрать свёрток желтоватой бумаги, вырванной когда-то из какого-то учебника.

– Эй! – неожиданно громко сказал Клайд, как вдруг опомнился.

– А громче нельзя, недоносок?!! – злобно шёпотом промолвил новый товарищ.

– А ты не распускай пакли, Генрих Громфель!

Два хулигана выдвинулись в сторону стены, где, как всегда, был тот продажный часовой. Небо было очень тёмным. Изредка из-за туч можно было разглядеть звёзды. Веяло прохладой.

Свет от прожекторов бегал по всей территории в определённой последовательности, и заучив все тайминги, парни могли спокойно пробираться в нужные места. Правда, последовательность менялась каждый месяц, и разведчикам так же приходилось выбирать новые маршруты и правильно рассчитывать время. А данную информацию уже скупали контрабандисты.

Проходя от куста к кусту, двое добирались до места, где можно было перебраться на другую сторону стены. Небольшая щель, выбитая в стене за кустами, стала стратегической точкой нескольких банд, занимавшихся контрабандой. Она была невероятно хорошо скрыта от глаз, поэтому её ещё никто не видел, хотя это довольно странно. Сначала за неё была война между бандитами, ограничившаяся несколькими стрелками, которые кончились несколькими трупами. Главари банд договорились по очереди использовать данную «дверь». Одна очередь длилась неделю. Часовые там вообще не шарахались, а продвижение товара продвигалось довольно успешно. Окупаемость была большой, поскольку тут кроме обычного люда находились отпрыски имперских офицеров.

Генрих был юношей крепкого телосложения. Над левым глазом светился шрам, оставленный во время какой-то драки. Широкие скулы, короткий нос, рассечённая шрамом бровь, квадратный подбородок. Суровость черт лица выделяла его даже среди банд, однако любовь к широким штанам в этом деле его немного подводила.

Клайд передал ценную рукопись Генриху, и он ушёл с ним к «двери». Парень подождал некоторое время, а затем увидел сияющее лицо напарника, появившегося из кустов.

– А теперь, – улыбаясь, начал говорить Громфель Клайду, сверкая хитрыми глазами с искрами любопытства, – оплата. Помнишь ведь? Я передаю письма, а ты мне даришь свои штуки.

– Да. Пойдём, – подхватил Клайд, – ты не боишься клещей?

Контрабандисту нравились механизмы, которые изобретал Клайд. Он любил приходить и смотреть на них, словно в музей. Иногда Клайд дарил ему всякого роду безделушки, которые позже продавались за баснословные суммы другим людям. Конструктор это прекрасно понимал, но иного варианта доставки почты он не видел.

А писать было просто необходимо. В письмах парень излагал всё в позитивном ключе, стараясь подбодрить одинокую матушку. Он в какой-то мере и себя подбадривал этим, зная, что мама его ждёт, и в мире он ещё кем-то любим. Надежда, что он однажды вернётся домой с каждым днем сильней угасала и у него, и у нее, но она не прекращала существовать. Он хотел превратить её в факт. Он хотел знать, что вернется, а не надеяться на это. Знать, как счетоводы знают, что четыре – это два, прибавленное к двум.

Луна смотрела на их спины. Холодный ветер играл листвой. Парни шли кустами, вечно запинаясь и тихо ругаясь под нос. Очередная ночь, которая могла в любой момент обернуться трагедией. Очередная ночь, в середине которой они шли по тонкому краю. Хотелось бы описать эту ночь словом «обычная», но она такой не была: по округе шастали громилы в чёрных одеяниях с светлыми касками.

Резкие звуки ломающихся стеблей травы и веток выбили из колеи всю тишину и дали повод ребятам лечь в кусты. Далее прозвучали выкрики палачей, приступивших к охране территории Игдринской Железной Академии:

– Эй! Ломни! Сюда! Чмок! Иди сюда красавица!

– Эй, можешь потише.

– Собаку надо сюда тащить.

– Она кого-то учуяла?

– Нет, это она дурачится. Видишь? Птицы взлетели.

И правда: парни посмотрели в небо, где вздымалась стая чёрных ворон. А затем раздался неестественный стальной рык. И крик последовал за ним. И топот убегающих ног.

– Говорил же тебе! – поругал хозяина собаки второй воин.

Все прожектора сразу устремились на студента, который бежал от большой чёрной собаки с жёлтыми глазищами. Железные лапы псины рвали под собой землю: тварь мчалась за беглецом. Она его догоняла, хоть и бежал он довольно быстро. Солдаты тоже решили не отставать и махом согнули алебарды, превратив их в дубинки с острыми лезвиями. Чёрно-серое древко их оружий блестело лаком: оружие новое.

Собака догнала человека и начала грызть ему ногу. Раздался вопль, и два нелегала услышали противный звук. Неудачник ревел. И это был не он, а она. В мужской униформе студентов Игдринской академии была молодая девушка-курьер. Послание она смогла донести в целости и сохранности, но сама не добралась до выхода.

Собака продолжала грызть ногу, девушка продолжала кричать, заливаясь слезами, пугалища с дубинками подбегали, оставляя длинные тени из-за прожекторного света.

– Надо идти, – сквозь зубы промолвил Клайд и тихо пошёл сквозь заросли.

– Эй, брателла? А как же она?

– Ей не помочь, друг.

– Это же мой косяк! Мы должны помочь!

– Ты сейчас опять накосячишь!

– Клайд, мать твою!

– Мы уходим.

– Чёрт! – руганулся любитель широких штанов и пнул по дереву. Собака перестала грызть девушку и навострила уши. Воины подбежали и схватили её, а она смотрела в сторону парней.

– Ты же сейчас нас подставишь!!! Что с твоей башкой не так?!

– Э! Не муди, а то тут и урою!

– Сам не муди, мудак! Надо идти!

И они рванулись. Пробираясь через заросли чёрной высокой травы, Клайд почувствовал, что его кто-то резанул. Вернее, не кто-то, а что-то. Это была сухая деревяшка, на которой красовался воткнутый топор. О лезвие этого топора Клайд и шмякнул своей рукой. Топор, видно, кто-то забыл этим днём. Порез этот Клайд никак не заметил: его адреналин, ежели был бы водой в бочке, уже давно бы расплескался из краёв.

Пройдя через все препятствия, выйдя к самой мастерской, парни отдышались и сразу же начали обсуждать, что же за люди были на округе Игдрина.

– Чёртовы палачи.

– Не разговаривай со мной, урод! – злобно огрызнулся Рих.

– «Он в шоке», – подумал Волшим и глянул на собственные руки. Они дрожали.

– Нужно было ей помочь!

– Мы правильно поступили.

– Правильно? Ты уверен в этом? Правильно ли бросать нуждающегося в помощи?

– Слушай, наша жизнь – не сказка, где побеждает добро. Наш мир гнилой и черствый, тебе ли не знать?

– Значит ли это, что и мы должны зачерстветь? С чего бы тогда нам ругать нашу реальность, если мы те – кто её такой и создает? Стоит ли жертвовать своей, паучья пасть, человечностью?

– Иногда для большего блага так и нужно сделать.

– А я-то всегда думал, что это я моральный урод. Спасибо, что опроверг мою догадку.

– Вдруг возомнил себя героем? Поздновато, друг. Я могу сказать, что те парни в чёрном – тоже герои. Они же спасают учеников от вас.

– Эти гадкие солдаты – судьи и палачи в одном лице! Треклятые скотины! Не смей и сравнивать меня с ними! Какой же я дурак, что послушал тебя там. Я бы спас бы её и…

– Сдох бы там же. Нет в тебе профессионализма. Эта работа явно не для тебя, – спокойно, но злобно сказал Клайд.

– Да, чёрт, прости, – опомнился Рих, – эта работа не для меня, согласен. Я не готов идти на жертвы.

– «Слабак», – мысленно сделал вывод инженер.

– Это же из-за меня, – прошептал парень со шрамом на лице, – это же я…

– Что ты?

– Я спалился. Место козырное спалил. Чёрт!

– Понятно.

– Я трус! Я испугался!

– Ладно, брателла, – попытался успокоить товарища Клайд, – остынь!

– Я тебе не брателла, сука! Боле не зови меня Рихом. Теперь для тебя я Генрих Громфель!

– Хорошо, Генрих Громфель.

Их диалог Остановился. Рих ушёл, даже не попрощавшись. Клайд сел за верстак.

– Ну ёкарный бабай. Такую связь угробил! – ругался в стену Клайд, – но я правильно сделал. Но смогу ли я сам пойти на жертвы?

– Да, – сказал его внутренний голос, – если, конечно, это не дорогой для тебя человек.

– Верно, – ответил он сам себе, – я не стал бы жертвовать сестрой во имя тысяч людей. Скорее наоборот.

Положив бумагу на верстак, хрустнув пальцем (и ощутив при этом резкую боль), взял в руки кривеллийский уголь (уголь добытый с шахт римского города Кривеллы. Очень странный, хорошо оставляет след. Можно сравнить с грифелем). А затем глянул на руку и оторопел: у него вдруг вспыхнуло пламя. Он и сам не особо понял, как его вызвал. Сначала посмотрел на «горящее чёрное перо», которое тоже начало разгораться, затем на стол. Ему было немного больно, но от огня явно должно быть больнее. Он смотрел на полыхающее из его руки пламя, которое уже начало тихонько гаснуть. Уголёк сразу был отправлен под подошву, где долго не хотел тухнуть.

Клайд присел на импровизированный стул, являющийся старой потёртой коробкой для доспехов. Он не мог поверить в то, что он и есть тот самый огненный, которых презирает. Не мог поверить в реальность происходящего. Неужели он один из тех, кого ранее так ненавидел и презирал?

«Как так то! Ну какого хрена?! Ну почему это произошло и только сейчас?! А потом что? Отправят к факельным фекалиям в ряды? И я буду среди тех, кто совершает изнасилованную обществом добродетель? Или убьют? Явно друзей мне больше не видать, если про это все узнают», – мысли неслись быстрым ветром в его черепной коробке, не думая тормозить.

Он обрёл силу, которая может как облегчить его задачу, так и осложнить. Планы изменились в один миг.

***

Инженеры Орденства разрабатывали и совершенствовали орудия для слабых магов, которые могли только лишь высекать искры. Было уже разработано такое оружие – сосуд с воспламеняющейся жидкостью под напором, которая превращалась в огонь при соприкосновении со слабым огнём, или огнемёт. А те, кто его держал в руках – крематоры. Однако их было принято именовать Красными Львами. Очень скоро они будут возвышаться над полем боя на ходунах и поливать горящей жижей сверху. В принципе интересно, но Клайд не хотел прощаться с теми, кто принял его в новой жизни.

Огневых Львов частично обучали в академиях двух орденов, и были они промежуточным звеном между драконами из Огненного Ордена и львами и Железного. Но ОО решил забрать их всех себе. И именно их ряды пополнил бы Клайд Волшим. Пополнил бы ряды телохранителей огненных ящериц.

«Чёрт. Что делать? Явно не показывать это другим. Ну, кроме Клауса, наверное. И Клары тоже.

Ежели сила – качество, которое можно улучшить, то я смогу это сделать!!! Но как? Тренировки? Нет, нет, нет. Не выйдет. Во-первых, нужно время на это, во-вторых, это опасно. Могут быть свидетели, чтоб их! Но если это сделать так, чтобы не увеличить силу, а хотя бы сделать её удобной. Сделать её такой, чтобы потом можно было научиться грамотно её использовать? У меня есть навыки владения мечом. Надо обдумать этот момент. Если люди считают это даром, почему бы и мне не использовать это на своё благо? Верно!»

Его мысли проходили несколько циклов. Его изобретения уже начинали сверкать от солнца частями, на которых не было ржавчины. Они сидел на коробке от доспехов и, прислонив руку к подбородку, думал, смотря на свои творения.

Первые лучи солнца били его по лицу плетью из света. Чёрный цвет для него превратился в красный, и ему пришлось вернуться в свою комнату. В серую, как его глаза, реальность, где правит искажённая справедливость.