Читать книгу Ювелирный мастер - Андрей Андреевич Храбрый - Страница 2

Николай с трудом догнал Константина, когда же они поравнялись, он, сбивая дыхание, нелепо размахивая руками вперед и назад, чувствуя боль напряженных мышц голени и ощущая прилипающие тонкие брюки и рубашку, прикладывал колоссальные усилия, чтобы не отставать.

– Отвратительная.

– Что? – Николай жадно глотал воздух никак не мог воспринять утверждения из-за чересчур утомляющей активности. Пульсирующие сосуды головы заглушали звуки извне. – Давай медленнее, пожалуйста. Не успеваю.

– Я говорю, что терпеть не могу эту девушку. Гордая и высокомерная! В этом характере нет ничего из того, что могло бы привлечь разумного человека… – Его не перестающие дергаться мышцы лица резко замерли, глаза расширились и округлились то-ли от страха, то-ли от неуверенности, однако спустя длительное время нерешаемая задача оказалась простецки банальной. – Так вот почему она два раза подряд приходила одна в одно и то же кафе в одно и то же время! И сколько же раз мы ее не видели! -Он резко повергулся к своему запыхавшемуся собеседнику, демонстрируя победу мысли над догадкой, и с радостью воскликнул, а после рассмеялся. – Одиночка! Это многое объясняет и лучше всего описывает характер.

Недавние колебания противоречий по отношению к Алисе рухнули: мысленное самоутверждение, возникающее после, практически всегда возвышает над ситуацией, достаточно пролитой капли на зачаток идеи о том, что более всего привлекает и в априоре губит скрытым коварством. И константин поддался соблазну: намеренно громил в голове девушку, доводя себя до ненависти. Безостановочные эмоции, губительные для человеческой души, не поддающиеся остановке здравыми мыслями, движущиеся в противоположном направлении от рассудка, бесчинствовали, не щадя нервных клеточек.

– Откуда такие выводы? Ведь виделись вы всего раза два, да, она была одна, но это не значит…

– Черт возьми, человеческое лицо слишком просто для прочтения, главное – знание алфавита и практика. – Константин все дальше продолжал зарываться в искрящейся фейверком злобе. Только от одних высказанных и невысказанных, но обдуманных мыслей, он рассчитывал на невозможность последующих встреч. – Только вспомни ее поведение и то, как все закончилось. Пройдись глазами по этой рубашке! – Он небрежно оттянул прилипшую ткань от груди и продолжил возмущаться, тихим голосом сознания проклиная каждое вырвавшееся слово. – Плевать, за сколько и где я ее купил, безразлично на материал, из которого она соткана, однако ты видел, чтобы кто-нибудь, тем более, малознакомый, портил вещи при проигрыше в обычном споре?

– Но ведь начал его именно ты. – Ответ не последовал, и боязнь Николая отступила, поэтому тот отважился продолжить. – И при этом я не заметил в ней ни капли стеснения.

Слова Николая безостановочно дергались, в то время как Константин возмущался плавными и размеренными словами, будто они вдвоем стояли на остановке в ожидании автобуса. Одиннадцатый час вечера опускался на город, принимая в объятья поздневечерних гостей.

– Крайне надеюсь на то, что ни единой встречи больше не состоится, потому что, как только она окажется в моем поле зрения, у меня возникнет желание убрать либо её куда-нибудь подальше, либо самому запропаститься. А, слыша строгий голос, не говорящий, а именно кричащий, хочется доказывать совершенно противоположное, втыкать в эту женскую голову абсолютно иные мысли, даже если они. Хочется рушить все ее сложившиеся устои, спорить, указывать на ее неправоту. А ведь причина… -Энергичный взмах рукой обрубил пагубные рассуждения. Константин отказывался принимать возникающие слабости и поэтому сам себя настраивал против Алисы, надумывая то, чего не было вовсе.

– Не ты ли недавно уверял, будто она – находка мечтателя? Словесно, на следующий день после вашей встречи, ты с юношеским романтизмом представил ее как очаровательного собеседника? Расхваливал раскрепощенность и неудержимость, спонтанность и увлеченность, свойственные ей стремления и способности вдохновлять.

– Как видишь, ошибаться позволено каждому, так что я хочу оставить всю эту историю за спиной и не возвращаться к ней более.

– Чем конкретно она тебе не угодила, Костя?

– Договоримся так: если хочешь узнать её, сделай это самостоятельно. Явно перед тобой предстанет совсем иной человек, нежели тот, кого я сейчас описываю.

Он умел говорить грубо и доходчиво, лавировал между ситуациями и с ювелирной точностью подбирал нужные тона и выражения лица, однако фразы, направленные другу несли исключительно дружелюбный характер, скрывая утомленность, вызванную беспричинной злостью к девушке.

– Не стану упускать возможность нового знакомства. Готов поспорить на то, что она отличный человек.

Константин токсично усмехнулся – Николай не понял, какая из фраз вызвала усмешку, склонился к самому неприятному варианту и спрятал руки в карманах, нервно перебирая ключи.

– С тобой мне точно спорить не хочется. Принципиально. Не знаю, верно ли это сравнение, но любая дружба, как драгоценный камень. И я храню его исключительно в своем кармане, никому не показывая. Печально оттого, что абсолютно все портится и ломается.

– Да разве споры портят дружбу?

– Не только, – задумчиво произнёс тот, снимая с лица приятную улыбку, – во всяком случае, если ты не веришь моим словам, то поверь в написанную историю. Когда-то давно Лев Толстой поспорил с Тургеневым в доме Фета из-за дочери Ивана Сергеевича. Они практически дошли до дуэли, но она не состоялся из-за того, что письма, в которых выяснялись отношения, приходили с опозданием, как раз к тому времени, когда каждый из них успокаивался. Их дружба их прекратилась на семнадцать лет, зато Россия не потеряла великих людей.

– Что же сказал Толстой про дочь Тургенева?

– Он считал её благотворительность в отношении бедных наигранной и бессмысленной. Думал, что она делает только для того, чтобы показать своё светлое "я".

– Не будем осуждать оставшихся в памяти людей, – неожиданно перебил Николай, – все-таки их след в истории литературы, как наибольший лунный кратер.

– Лунный кратер… – Константин машинально поднял голову к небу: бледный спутник Земли стеснительно выглядывал из-за синих кулис. – Вряд ли такие труды сравнимы с едва видимой бледностью. И все же, где-то я читал, что у молодого Льва Николаевича сложились отвратительные отношение с обществом. Станем ли мы ломать голову над этим вопросом или же откроем написанные книги – сугубо личный выбор. Мне же приятнее читать, а не копаться в бессмысленных догадках. Время, как видишь стирает все скверное, сохраняя, подобно музею, исключительное, избранное. Допустим, тебе бы довелось стать знаменитостью, и лет через сто, увлекаясь твоими достижениями, какой-нибудь подросток или любитель постарше решит побольше разузнать о жизни такого славного автора. Разве тебе бы хотелось, чтобы разыгравшиеся скандалы, виновником которых был именно ты, поднимались спустя поколения, тем самым затмевая оставшуюся память?

– Нет, но на моем счету крупные скандалы не числится, так, только мелочь разве что с родителями или девушками. Я, скорее, наблюдатель, но не участник и, тем более, не зачинщик. Часто не чувствую своего места, понимаешь? И это складывает ощущение, будто я кто-то другой.

– А тебе бы хотелось быть эпицентром драмы?

– Хотя бы раз почувствовать это волнение, эту слабость, выбор между решающими исход словами, которые в доли секунд приходится взвешивать!

– Что ж, есть у меня на примете подходящий человек, советую с ним познакомиться. – Мечтательность Николая злобно оборвалась.

– Но ведь же ты сказал, что она не такая, какой кажется тебе, а теперь уверенно утверждаешь…

– Перестань! – Резко оборвал незаконченное утверждение собеседник, угадывая еще неозвученную фразу. – Ничего не говори ней! Черт возьми, я уже ее ненавижу, так что любое упоминание о ней только омрачает и раздражает меня. И поэтому мне необходимо стереть неудачный ход истории из своей памяти, как юный художник ластиком стирает неполучившийся набросок карандашом. О чём до этого шла речь? О политике? Честно, плевать на неё как-то хочется.

Константин смотрел под ноги, волосы свешивались на лоб и закрывали глаза, иногда в поле зрения попадало пятно от чая, которое почти полностью высохло. Прохожих не замечал: было не до них, те, как обычно, мирно обходили, незаживающая память о последних днях терзала. Столкнулся с девушкой – сумочка, из которой выкатилась бутылка с водой, шлепнулась на землю.

– Проклятая улица! – Константин испугал незнакомку своим грубым выкриком, та застыла и не знала, что делать. Он присел, чтобы собрать упавшие вещи, – будь аккуратнее и, пожалуйста, прости меня. Совсем забылся.

– Все в порядке. Я… – Рассматривая молодого человека, она замялась и тут же схватилась за расческу и кончики волос. Сумочка в ее руках казалась невероятно тяжелой. – Это я не заметила вас. Вечно под ноги смотрю.

Николай убрался в сторону – делать больше нечего. Если бы с девушкой столкнулся бы он, то любования смущенными глазами и покусыванием губ не задержали бы, потому как его одарили бы проклятьями и обвинениями: с какого черта не смотришь вперед? Ты здесь не один!

– Держи голову выше: твое личико осветляет мир.

Девушка залилась краской, но вместо того, чтобы направить подбородок вниз, гордо подняла голову, как наставил Константин. Они попрощались и разошлись своими дорогами.

Мешающие волосы убрал назад и решился оставить все неважное на потом: спрятать в сундучок пленяющую Алису и закопать как можно глубже, чтобы не отвлекаться. Слишком много обязанностей, требующих сосредоточения, и если думать о каждой девчонке, – размышлял тот, – то идеальные концы так и останутся идеальными в мечтах, но не в реальности. Женщины – крепче грузинской чачи, и увязываться за ними сравнимо разве что с пропитием мозгов.

– Забавная девушка. – Ласково и неожиданно для себя произносил Константин. – Сразу видно: не простая. Интересно одевается и ведет себя. Слышал манеру разговора? Смутилась жутко, но ведь за этими эмоциями скрывается целое сокровище. Точно! В ее облике заключается некая интрижка. Обожаю женщин, одевающиеся в винтаж.

– Ничего я не видел и не слышал: стоял в стороне. Раз уж она тебе так понравилась, то почему же не обменялись контактами?

Тот не ответил именно на заданный вопрос – вернулся к старому разговору.

– И все-таки мечтания превращаются в явь, если в них очень верить. К скандалам стремиться неразумно. Коля, ты счастливец раз избегаешь очагов словесных сражений. Жаль, что не понимаешь выпадающего вновь и вновь везения и отказываешься понимать, когда тебя в него носом тыкают. Явно ведь есть те, кто мечтает разровнять поля обид и ссор, чтобы подписать перемирие, а ты, не оценив собственного фронта, грезишь вторгнуться на территорию первого попавшегося врага. Буквально недавно, да, по сути, каждый день и даже сегодня ты жаловался на не ощущение собственного места, будто постоянно пересаживаешься с одного стула на другой, не в силах найти подходящего. Мы обсуждали это множество раз, но, пойми, справиться с этой болезнью, а иначе ее не назвать, способен исключительно ты. И не словесно. Сколько можно говорить об одном и том же? – Нетерпеливо воскликнул Константин. Его левый глаз дернулся от доводящих до кипения тем, отозвавшись продолжительной неприязнью. – А подобные желания со скандалами я отказываюсь понимать. Впрочем, делай и думай, как считаешь нужным. Надеюсь, намерено ты не собираешься никого атаковать.

– Но почему же мне кажется, будто хорошая встряска сделала б меня совсем иным. Может, ты прошел подобную закалку? Только не рассказываешь. Не хочешь делиться. Потому что… Потому что есть клад, в котором ты захоронил боль, страдания, ненависть, инструменты по производству характера. А путь знает только один человек, и эта тайна умрёт вместе с ним. Хотя в этом деревянном ящике, обитом железом, лежало самое мельчайшее, что только есть: мысль, не занимающая места. Тебе страшно копать в нужном месте. Не хочется, чтобы это проклятое сокровище снова попадало через глаза в мозг.

Константин замедлил шаг. Детское сравнение раздражало, однако губы разомкнулись, как размыкаются, когда душевные шрамы задеваются, объяснять Николаю ничего не хотелось: слишком высокие затраты на объяснения и неперспективный результат. Маленькое, холодное колечко сжалось в ладонях и через несколько минут согрелось. От глаз собеседника ускользнула дрогнувшая скула, а после поднявшийся и будто упавший кадык. Константин молчал и только слушал бредни собеседника:

– У меня нет никаких сокровищ – прятать нечего. А исправить жутко хочется. Чтобы оставить частичку себя, необходимо сначала разыскать свое целое и отколоть от него нужную часть. Но где же мое целое?

– Красивые слова, ничего более. Не обижайся. – Короткая пауза сдержала подступившие эмоции Константина, тот прикоснулся кончиком пальца к уголку левого глаза и отряхнул рукав, но ни молчания, ни жестов Николай не заметил, вместо этого глядел под ноги, немного ссутулившись. – Даже если ты отчаянно веруешь в мои переворачивающие жизнь драмы… Вернее, скандалы, то заодно поверь в то, что лодка моя не была направлена к рифам. Всему наступает свой черёд. Смиренно жди приговора, раз уж попался. И перестань верить в чудотворную встряску, она закаляет, но только тех, кто из пригодного металла.

– Ожидание разрывает нутро. Невозможно все время томиться на одном и том же клочке проблем.

– Во взбучке нет выхода. Даже если она наступит, не изменишься. А схватившись за штурвал и направившись в пучину, загнешься, поломаешься. Тебе самому меняться надо – вот верный ключ. Анализируй собственное поведение и оттачивай нужные навыки.

Николай не ответил, Константин держал одну руку в кармане, сжимая колечко, переводил взгляд то на друга, то на редких прохожих. Слабый вечерний ветер отзывался дискомфортом на теле, к которому липнул все еще влажный участок ткани. Хотелось скорее домой, сменить бельё. Однако прощание задержалось:

– Выходит, ты подобрался к эпицентру? Стремительно набираешь обороты?

– Что-то сбивает, не дает покоя, тревожит. Не могу сказать точно. Нога занесена для первого шага, однако смута неуверенности все еще терзает. Мечты, да и только и поэтому требуется время, чтобы обдумать каждую деталь. Требуются дни и ночи, посвященные мыслям о них и их представлениям. Или нужны подходящие обстоятельства: вдохновение. Еще и представления не имею о его виде, однако абсолютно уверен в том, что кольцо родится благодаря мастерству моих рук.

Они дружелюбно пожали друг другу руки и разошлись. Константи всегда жал крепко и не терпел, когда протягивали сухие ладони, напоминающие тряпки. Каждый окунулся в свой погрузившиеся в вечер двор, в глубинах которого под тусклым освещением фонарных столбов исчезали крошечные силуэты.