Читать книгу Ювелирный мастер - Андрей Андреевич Храбрый - Страница 7

Константин глянул на часы:

– Суббота, еще чуть-чуть и полвторого, а чем мы, черт возьми, занимаемся? Куда запропастился Григорий, а?

– Опаздывать – его любимая манера. Стаканчик кофе оказался бы кстати.

Два молодых человека сидели на скамейке, оба в классических костюмах. Через дорогу раскинулся Лапухинский сад. Николай время от времени зевал. Константин после очередного возмущения достал сигарету и закурил. По дороге ежесекундно проносились машины, и лишь красный свет светофоры прерывал движение. Люди с серьезными, опечаленными, радостными, задумчивыми, одним словом, самими различными лицами выходили из автобусов, или садились в них, или же вовсе проходили мимо. Счастливые дети в разноцветных футболках со всевозможными рисунками с мороженым в маленьких ручках прогуливались по саду через дорогу вместе со своими родителями. Широко улыбались и, крича “мама, смотри”, тыкали пальцами в разгуливающих голубей.

– Здорово, – размышлял, выдыхая дым, Константин,– иметь театральный друга, только вот антракт уже давно закончился, а на сцене так никто и не показался. – По мере завершения фразы тембр голоса возрастал.

– Лиза в понедельник уезжает в Москву, на гастроли.

– Очень рад за нее. Что-то начало получаться? – Сдержанно проговорил тот.

– Без понятия. А радости никакой вовсе нет.

– Несмотря на то, что она твоя…

– Что же мне с того? – Нетерпеливо оборвал Николай. Костя удивленно оценил друга, не ожидав подобной выходки, которая впервые проявилась и поразила нахлынувшей смелостью. – Терпеть не могу это увлечение. Уже месяца три как ненавижу тот день, когда познакомил ее, не за бесплатно, обрати внимание, с Григорием Павловичем. Чудом их общение затянулось. Не знаю, что было обещано им, но весь этот спектакль необходим лишь для кулис, чтобы скрыть… Проклятые театры и актеры! Чтоб им всем сгинуть!

– И представлял, что ты так ненавидишь театры. Неужели все упирается в какого-то артиста? Я-то думал, Лиза изначально училась на актрису.

– Ненавижу Григория Павловича и то, куда он тянет Лизу. А сцены со зрительными залами очень даже люблю, все же не забывай, куда мы едем.

– Пытаемся ехать. – В шутку оценил ситуацию Константин.

– Черт возьми! – Недовольно огрызнулся Николай. – Неужели не понимаешь своей головой, размышляющей о великой красоте ювелирных изделий, которые будоражут мир? Она уезжает не одна, с излюбленным наставником благодетелем. В Лизе таланта, как… – Замедлил, ломая пальцы и кусая губы. – Да нет его! И цель поездки не в репетициях ведь! Господи, неужели мне придется махать вслед уезжающему поезду не только для нее?

– Составить компанию? – Константин рассчитывал на абсурдный юмор, ведь двое отчетливо понимали нелепость провакационного вопроса.

– Не влезай в улей к пчелам. Лиза, завидев тебя, мгновенно всзбесится.

– Ревнуешь, Коля, к актеришку ревнуешь. Ну и с мелочью же ты связался, а такую драму строишь.

– Что же еще делать?

– Чтобы обратно повернуть к себе женщину, необходимо для начала исправиться самому.

– Будь у меня возможность, я бы вызвал его… – Запнулся, мысленно шурша по когда-то прочитанным книгам, что в памяти превратились в очаровательные отрывки. – На театральную дуэль. Только вот мое оружие реквизитом бы не являлось.

Константин усмехнулся и не ответил. Погашенный окурок, отпустив последнюю струю дыма, точно упал в мусорное ведро. Также сгинуло желание копаться в чужих неудачах, доказывать неправоту, поддерживать. Для чего все те нескончаемые разглагольствования о посторонних горестях? Каждому положено самостоятельно определять собственное поведение и, соответственно, действовать по ситуации. Пророки сгинули – остались их бездарные копии в виде фальшивых знатоков человеческих отношений, которые направо и налево раздают советы. Невозможно предсказать правильный и одновременно выгодный или безболезненный выход решения ссоры для обеих сторон в случаях, где исход зависит лишь от двух участников. Обсуждения с друзьями личных отношений ни на что не влияют: высказанные переживания не облегчают, услышанная поддержка не взбадривает. Люди всегда жаждут определенного, часто не зная, что сами хотят, однако незнание преградой не становится, и поэтому они, слыша нежеланную речь от доверенных лиц, разочаровываются и злятся. В разгаре ссоры, когда внимание сосредоточено до последней капельки на обостренной проблеме, сложно и даже невозможно переключиться на советы тех, к кому ранее были обращены жалобы. Константин отказался поддерживать разговор, считая даже устное присутствие излишним в чужих отношениях.

– Как с отпуском, Костя?

– Не беру, не за чем. Работа интенсивнее обычного – отдыхать совсем не хочется. Ловлю и удерживаю резко возникшее вдохновение. В нем-то вся и суть моего без отпускного лета. Это чувство то появляется, то исчезает, а я постоянно мечтаю об оставленном следе. Даже говоря с тобой, не могу прекратить мысленно вырисовывать кольцо, которое только-только начинает складываться в моем сознании.

– Нашел бы женщину – отправился бы на море, не думая.

– Причем тут они. Я захвачен в плен идеей – это самое важное из того, что я имею! Разве можно променять мечту на человека? Романтики на все готовы ради избранника, а вот я – нет. Я – не романтик. Если женщина вдохновляет, тем самым приближая мечту, то рисковать необходимо. Главное не забывать про хрупкие человеческие чувства и про близость к человеку не только из-за дарованного титула музы. Но это не мой случай: однажды я потерял свою богиню, поэтому нынче самостоятельно тянусь за триумфом. Привлекать первую попавшуюся женщину – на что мне она? Не хочется, чтобы эгоизм сламывал человека, тем более женщину.

Рука Константина опустилась в карман брюк, нащупала крохотное кольцо для женского пальчика и крепко сжала его. Еще раз. Не отпуская. Сжала до боли, оставляя следы на ладони. Желание разговаривать отпало. Николай что-то бубнил, но Константин не слушал. Закрыл глаза и захлопнул решетку головной темницы.

В его сознании, как две основных субстанции, непрерывно вращались счастье и одиночество. В глубине громадной души Константина пылало потерянное прошлое. По несколько раз в неделю, и чаще возгорание случалось под вечер, когда целая ночь служила сухим хворостом, сейчас же причиной внезапного поджога послужили ироничные слова Николая. Каждый вновь возникающий пожар , точно так же как и все предыдущие, ожесточенно сковывало цепями, не отпуская, крепко сжимая, сдавливая мышцы, ломая кости. Мир рушился, а он тщательно выбирал сохранившиеся осколки земли, раскидывая их по глубоким мешкам, чтобы в дальнейшем заново выстроить из них новый мир, а после в очередной раз наблюдать конец и опять собирать уже новообразовавшиеся обломки, чтобы строить… Мысленный цикл, из которого не вырваться. Дверь к выходу только одна: железная, надежно запертая. Ключи есть, но висят за дверью, в соседней комнате – вся надежда упирается либо на невозможную трухлявость замка, либо на случайно занесенного прохожего в помещение с ключами.

– Замечательный талант: раскусывать людей практически сразу же. Буквально с первого взгляда, при первом дуновении воздуха из разомкнувшихся губ. Из всех тех, кого я знал и знаю, только тебе удается мгновенно и точно характеризовать личности. И ведь эти совпадения не случайны?

– Практика и ювелирное дело. Задумайся о необходимом внимание при работе с металлом. Какой же твердостью рук должен обладать мастер, водя штихелем по золоту, или серебру, или… – Мечтательно улыбнулся, его лицо выражало всю имеющуюся колоссальную любовь к профессии. – Может, проверка камней на подлинность развивает умение отличать подделку от оригинала.

– Не говори так, словно кроме ювелиров никому больше неподвластно прорицание.

– Я не имел того в виду. Бездарные личности всюду. Как среди моего дела, так и среди случайных прохожих, которых мы встречаем. Из человека не выйдет толк, если он к тому не стремиться, и в это я охотнее всего верю. Не обязательно рождаться гением или талантом, ведь центральная аллея – действия и время.

– И все же ты не так хорош: ошибаешься, и очень даже глубоко. Болезненно для окружающих.

– Людям свойственно промахиваться, без этого никуда. Промашки приземляют на землю и добавляют разнообразия в жизнь, хотя я не припоминаю недовольных клиентов за последний год.

– Я не про общество. Не притворяйся, будто забыл. Ты можешь прощупывать желания людей, касаемые украшений, но одна девушка тебе не поддалась.

– Кажется, я просил не напоминать. К счастью, я, действительно, забыл ее имя. Специально. – Он задумчиво свел брови, говоря отчетливо и крайне серьезно. – Жаль, что ярко-рыжие волосы также легко не забываются.

– И все-таки я встретился с Алисой, несмотря на усмешки твои и официантов. Они не понимали и смеялись, а ты все знал, но так же злорадствовал. – Упрекая, объявил тот. – И все же зря не прислушался к тебе: она, воистину, чудовищная, не внешностью, но характером. Невыносимый мучитель! Ее приветствия уже нагоняют тоску. Алиса говорит так, будто прогоняет прочь! Комок в горле образуется, заслышав этот…

– Хватит. – Хладнокровно перебил Константин и затем рассмеялся, похлопав собеседника по плечу. – Неужто настолько отвратительная девушка? Впрочем, без разницы: мы больше никогда не встретимся, значит, история закончена, браво! – Раздался тихий хлопок. – А то я уже начинал трястись, представляя вас рядом.

– Чтобы я возился с ней? Подстраивался под шквал плевков в лицо? – Возмущенно загорланил тот. – Алиса именно такая, какой ты ее охарактеризовал. Тютелька в тютельку. – Константин, припомнив собственные высказывания насчет той девушки, ощутил как накатывает вторая волна горького стыда, накрывая с головой, унося ко дну, впихивая в голову, словно затекающая в уши вода, неправоту озлобленных слов, которые с болью вонзились в плоть после того, как тот остыл дома, разобравшись в детальках поведения и погрузившись под воду первой волны стыда. Константин корил себя за все порочные мысли, что царили в его ошибающемся сознании и не позволяли здраво действовать, но чувство вины и гроша не стоило. В идеальном будущем он должен был при первой же встрече хоть с цветами, хоть без извиниться за свое поведение в кафе и за вырывающиеся нелепости после, растормошить и провести с ней столько времени, сколько потребуется, если она, разумеется захочет. Он все это знал, но не обладал даром предвиденья, чтобы быть уверенным в случайности встречи. Константин все еще злился из-за рубашки, но большую ненависть вызывали исключительно сказанное им. – И именно из-за нее я превратился в полного дурака. Сначала эти вечерние посиделки в кафе, – он считал, загибая пальцы, – потом цветы, а после отталкивающий разговор.

– Откинь чертову наивность и прекрати винить девушку в несчастьях.

Николай опустил голову. Мышцы лица заметно напряглись, выражая недовольство. "Борьба с коварнейшим врагом: собой… – Обдумывал Константин. – Часто заранее обреченная на поражение. Практически невозможная. Отсутствие сил и… Присутствие множества отговорок. Впрочем, результат любит упорный труд в течении бесчисленных ночей и дней. Представить предстоящее страшно, но итог слаще, чем кажется. – Он мечтательно улыбнулся, предаваясь далекому и близлежащему прошлому. – Большинство в различные периоды жизни представляет собой нечто схожее с тем, что сидит со мной на скамейке, и разница в том, что из этого сброда находятся те, кто выбирается из увязшего по горло болота, и те, кто обустраивает его под жилое и завирально комфортное помещение. Сгоревшие эскизы, первые царапины на камнях и металлах от моих рук, пара переломов со смещением и их вероятность неправильного сращения, сквозные ранения в живот, грозящее могилой. Все зажило как положено, прошло, но не забылось. Послужило уроком, и теперь все то пройденное – только лишь усмешка в лицо смерти. Все возвратимо. Сгорит книжный стеллаж – появится другой, который рано или поздно вновь заполнится старыми и новыми произведениями. Невозвратимо лишь вдохновение. Да, прежнее стремление либо не возвращается, либо, если и случится чудотворный рецидив, надолго не задержится".

Стекло подъехавшей машины черного цвета медленно опустилось. Водитель сделал знак двум отчаявшимся:

– Давайте скорее!

Николай захлопнул за собой дверь, и машина тронулась к театру. Салоне наполнился приятно отдавающим арматизатором. Вентиляторы работали вовсю, отгоняя дущащую духоту. Двигатель плавно рычал, и кожаные сиденья погружали в мягкие объятья пассажиров.

Григорий Безруков весело болтал, изредка поглядывая на друзей в зеркало заднего вида:

– Знали бы вы, что я чувствую, когда представляю, как стою на сцене и нахожу вас среди зрителей. Аж дух захватывает! Воодушевляет! – Восклицал тот, многозначительно тряся пальцев в воздухе. – Между прочим, сегодня вы увидите меня в особой роли.

– Столько гордости и уверенности, – завидующе начал Николай, – спектакль настолько захватывающий?

– Узнаете сами. Рассказать – значит отбить желание. Портить сюрприз не хочется. – Интригующе ответил тот. – Костя, лучше уж расскажи о надвигающихся планах: кольце. Что может быть ужаснее бесплодных догадок? Особенно, если слух распустил не автор. – Николай покраснел и отвернулся. Сжался в кожаное сиденье, уткнувшись в окно. – Обречение людей, невольных рабов, на постройку фальшивых теорий, мучения от ожиданий. Каждый надумывает ровно то, на что способна его фантазия. И этого не хватает, ведь то – ненастоящий замысел творца. Представь скопление заинтересованных людей и жалкие попытки угадать задумку ювелира. Нетерпение пожрет изнутри всякого… Разве тебя не пугает несовпадение ожиданий публики с самим изделием?

– Нет, я творю исключительно для себя, по собственной воле, а мое кольцо в любом случае впечатлит людей, не сомневайся. Своего добьюсь. Слухи и теории не интересуют, я не подвластен им. Неугомонно любопытные личности получают клише-ответ: не следует пытаться ни торопить, ни вынуждать показывать раньше времени работу ювелирного мастера.

– Господи, я же знаю, что еще ничего не сотворено, но ужас как хочется взглянуть на шедевр. Чертова болезнь. Мания. Никуда от нее не деться. И ведь в любом случае раньше времени ничего не узнать, верно? – Константин серьезно кивнул, и Григорий увидел подтверждение через зеркало. – Ты – врач, отказывающийся лечить неизбежно больного.

– Оглянуться не успеешь, как он похвастается перед тобой. – С неожиданной дерзостью выпалил Николай.

Константин узрел разницу между двумя товарищами: один из них глубоко завидовал, мечтая хотя бы на один день поменяться телами, чтобы испиться всем тем, что открывается Константину, другой же испытывал настоящий интерес к чуждому творчеству и с нетерпением ждал той минуты, когда сумеет выкликнуть похвалу, когда наконец-то рухнут догадки и объявиться явь, когда он торжественно промолчит: “не зря я верил в чудо человеческого таланта!” Колоссальное различие, и одна из сторон непростительно отталкивает.

– Твоя уверенность берет начало от текста, так ведь?

– Именно. Тот, кто свободно владеет словами, как будто живет на сцене. А лишний раз освежить в памяти выученное никогда не навредит – это и есть причина моей задержки. Приношу извинения. – Он кивнул на переднее сиденье, где валялась толстая желтая папка. – Забыл предупредить: на сцене я появлюсь только в самом конце первого акта, так что не смейте думать, словно режиссер оставил меня в стороне. Обратно тоже подброшу, только вам придется меня чуть-чуть подождать, понимаете, да? – Сделал паузу, плавно меняя направление кондиционера. – Ты-то чуешь, Костя, насколько мне хватает уверенности на то, чтобы заявить: вам непременно понравится спектакль. Чуять чуешь, но эмоций-то знать не в состоянии. Так хочется поскорее начать играть, вы бы знали. Выйти к молчащему залу, издавая громкий стук каблюков и ощущая внимательные взгляды зрителей… Непередаваемо! Сказка!

– Интригами нас не взять, но раз уж не говоришь о чем, то поведуй жанр.

– Трагедия.

"Любование страданиями, которыми и так наполнен мир. – Стучались в голову Константина мысли. – Пускай они интересно показаны и вымышлены, но суть, чертова суть… Обязательного напоминание существования смерти не избежать. – Он мысленно вздохнул. Горестней, чем вырвалось бы наружу. – Как будто недостаточно пережитого и реальности".

– Где ты, там и трагедии. – Поинтересовался Костя, не получающий огромного удовольствия от данного жанра.

– Как бы точнее объяснить, тянет меня к ним, понимаете? Вот что-то нравится, и все. Ничего не поделать. Излюбленный жанр, которым я пропитался: настолько много отыграл их. И поэтому теперь считаю, что любая трагедия, пусть даже самая маленькая, дает начало нечто большему. Она лишь отбирает ненужное, что вросло в нас, и предоставляет выбор: взять новизну или расклеиться.

Тянет его… – Мысленно усмехаясь, повторил Константин и почти сразу же ответил. – Начало зарождается только в том случае, если человек, после всего пережитого, после нескольких дней угнетающего бессилия, сжимает ладони в кулаки и поднимается на ноги, отряхивая грязь со штанов и рубашки, если же он продолжает вкушать носом аромат земли, то концовка отмеренной вечности, скрываясь, подкрадывается, чтобы нанести удар в спину.

– По-философски, может, и правильно, на практике…

– Относительно меня – точно.

– А относительно других? Что скажешь, а? – Безруков уже почувствовал вкус победы и, возрадовавшись ему, затараторил, не осознавая, что Константин только внимательно слушает. – Каждому свой характер со своей ненаписанной судьбой. Каждый с рождения получает уникальные начала и концы. И с этим ты не можешь поспорить. Запомни, для кого-то сдаться – означает ступить на новый путь, а для кого-то – наоборот, превратиться в рухлядь. Кому-то проще молча вырваться из скандала, без слов и прощаний, а кому-то истошных воплей, разоренной квартиры и плачущей женщины не хватит, чтобы насытиться. Это человеческая индивидуальность. Стандарты не существуют.

– Выживают сильнейшие, тянущиеся, как цветы, к солнцу. Различия в поведении – норма, но если в человеческой душе засели определенные цели, начиная от создания собственного гербария и заканчивая полетом в космос, то она выкрутится как угодно, преобразуется в виданное и невиданное, сотворит тысячу тропинок и в итоге добьется желаемого. Никаких отговорок не хватит, чтобы остановить локомотив, тянущие тело к мечте. Если же брать конкретно взаимоотношения между людьми, то к ним, как и к заветным целям, должно прилагаться стремление. Пропадает тяга – раздается звоночек, сообщающий о том, что человеку больше не нужен человек. Григорий, любые отношения – это мечтания, преобразующиеся и дополняющиеся новизной изо дня в день, повышающие планку от секунды к минуте, а затем к часу, суткам и так далее… И если человек уклоняется от них, то он, в первую очередь, теряет нить собственных грез к определенному субъекту. Любые люди наделены стремлением к чему бы оно ни было, проблема лишь в том, что оно имеет свойство ржаветь, если его откинуть в сторону. К счастью, у нас, людей, имеется механизм, позволяющий оттереть ржавчину: воля. Но сможет ли отчаявшийся или распустившийся грамотно воспользоваться ей?

– Я чувствую себя третьим лишним. – Шепнул Николай Косте, который в ответ укоризненно посмотрел: предпринимай попытки исправить положение самостоятельно, все исключительно в твоих руках, и говорю я об этом чуть ли не с начала нашего знакомства.

Безруков, остановившись на светофоре, сунул жвачку в зубы и кинул упаковку Николаю, который предпринял попытку влиться в диалог:

– Намечаются выступления вне Питера? Допустим, в Москве.

– Что-то предлагали, но пока есть, чем заняться. Может, в начале июля рассмотрю предложения.

– В начале июля… – Тихо и задумчиво повторил Николай, пялясь в окно. После настроился на более веселый, отчасти безразличный лад, сглотнув не только слюни, но и тревожащий комок. Толка от жалоб никакого, ожидаемая поддержка не вырвется из чужих уст. Эти двое – не те люди, вместе с которыми можно в наслаждение предаваться печалям. – Совсем из головы вылетело, вы точно не слышали. Буквально недавно в бухгалтерию с криком ворвался мужик…

Машина почти неслышно катилась по небольшой улице. Окна домов тянулись едиными линиями. Через опущенное на одну треть стекло бесшумно врывался обжигающий воздух, который смешивался с прохладным в салоне. Впереди раскинулась перпендикулярная пустая дорога, множество подобных оставалось позади. Светофор горел зеленым, разрешая проехать единственному водителю.

Машина выскочила из неоткуда, промчалась на высокой скорости в паре метрах от капота. Безруков надавил на тормоз, неистова ударяя стопой по педали. Автомобиль уперся колесами в асфальт, заставляя вздрагивать прохожих звуками резко тормозящей резины. Николай дернулся вперед – ремень спас бледный лоб от удара. Константин успел в мгновение упереться вытянутой рукой об спинку сиденья и удержаться. Машина, тихо жужжа мотором, стояла в одиночестве на пустой дороге посередине полосы.

– Видели черта? На красный вылетел, останавливаться не думал! – Григорий хлопнул ладонью по рулю, разгоняя голос до предельной громкости. – Северная столица, а ездят как заблагорассудится! Права купленные И на что? Сбивать людей? Организовывать аварии? – Он энергично и театрально размахался руками, неуместно привлекая внимание. – Урод проклятый. Ему же во благо то, что я не гоню и соблюдаю крайнюю внимательность. Чертов автомобиль, даже разглядеть не успел!

– Господи, сердце аж в пятки ушло. – Выдыхая, полушептал Николай, прижимая одну руку к груди, а другой крепко вцепившись в дверную ручку. – Как будто жизнь перед глазами пролетела. Дайте мне отдышаться.

Константин удобно развалился в сиденья, полностью открыл окно и высунул руку с сигаретой. Молча втягивался и выпускал дым на улицу. От него ожидались бурные реакции, подчеркивающие его строгое и уверенное лицо, громкие ругательства, смело вырывающиеся из красивого рта и превосходно вписывающиеся в ситуацию, точные и резкие жесты, свойственные исключительно твердым характером людям. Он слишком отчетливо осознавал: конфликты и вспышки, которые возвышают в глазах смотрящих, привлекают к себе любопытных окружающих. Самоуверенное несдерживание эмоций восхищает, создает образ сильного и раскрепощенного человека, особенно если тот со вкусом одет. А он как раз отвечал поставленным и не перечисленным требованиям. Но разве уважение завоевывают громкий голос и ругательства? Константин отвечал отрицательно и поэтому всякий раз избегал конфликтов, умея болезненно жалить языком так, что противоядие после не находилась, а на заживление ран уходили месяцы или года. Этот человек излучал невероятные амбиции, и прохожие, основываясь на грациозной походке, улавливали их также ясно, как и аромат ярких и стойких духов. Друзья и знакомые, все его окружающие, были знакомы со стремлением подарить миру, как говорил сам Константин, высшее искусство. Самые близкие с неповторимым удовольствием слушали завораживающие речи и потом с трудом, не в силах повторить слово в слово, распространяли планы ювелира, значительно приукрашивая их. И поэтому многие отчаянно старались вытянуть Константина на разговор о ювелирном деле, однако каждый терпел крах благодаря отсутствию привычки бахвалиться. В отношении еще несозданного кольца он выражал исключительно чувства и только тогда, когда желал сам. Слушателя выбирал, доверяясь интуиции, и очень часто те не повторялись. Тех, кто очаровано слушал его грезы, можно было пересчитать по пальцам.

Николай, мечтающий побывать на его месте, однажды признался в воодушевляющем поведение Константина, который ранее догадывался, замечая завистливые глаза, и которому на этот раз не хотелось поддерживать льющиеся эмоции, становясь своеобразной музой. Именно поэтому он полностью опустил окно, зажёг сигарету и высунул наружу руку, упрекающе проронив:

– Сирену не слышно что ли? Неотложный вызов. Ты, Григорий, не увлекайся мечтами о сцене пока сидишь за рулем.

Григорий обернулся, показав с силой сжатую челюсть и надувшиеся скулы, чтобы оглядеть товарища. Николай закинул голову назад и закрыл глаза. Молчал. Как будто отсутствовал.

Безруков выровнял машину, дальше ехали молча, в раздумье, после продолжительной паузы Григорий вспомнил о незавершившихся похвалах, и в машине до самого конца поездки витал веселый дух разговора . Не проходило и минуты, в течение которой актер не отрывал рук от руля ради неугомонных жестов.

Они остановились на Лиговском проспекте, в нескольких шагах от машины возвышалось серое здание театра. Туфли молодых людей отстукивали об асфальт. Наполненная неисчисляемыми цветами всеразличных одежд улица неизменно движущимися людьми пробуждало желание непрерывно метаться из стороны в сторону, действовать, напоминала, что жизнь не прикована к единому клочку земли, что даже если кто-то остановился завязать шнурки или резко осознает, что направляется не в ту сторону, то движение вокруг не замрет и не разрешит остановиться на пару минут, как это бывает на безлюдных тропинках парка. Если же зевака, возомнивший себя Всевышними, затормозит посередине улицы, в гуще потока, то огромное количество ругани и даже толчков спину обрушивается на скверную плоть. Петербургские проспекты в центре города – места, где не следует пытаться перечить течению горной реки.

Перед самыми дверьми Григорий вручил билеты.

– Увидите меня на сцене. – Тот быстрым шагом, с довольной улыбкой, проскочил вперед, растворившись в гулко гудящей толпе собравшихся зрителей спектакля, которые вышли подышать свежим воздухом.

– Столько лести самому себе. Аж до рвоты, не будь он знакомым. – Усмехнулся Константин.

– Он до смерти увлечен театром, поэтому и болтает, не зная куда еще девать переполняющее множество эмоций?

– Экстраверт и немного хвастун.

– Может, я бы на его месте тоже обладал бы схожем с ним характером.

– Чужого бы не выдержал, поэтому радуйся, что не перескакиваешь с камня на камень.

– Разве я настолько ничтожен? – Константина охватило жуткое желание сжать воротник Николая в кулаках, прижать к стене, поднять и заорать любую глупость, не важно какую, главное заорать, чтобы слышали все: “ничтожен! Немощнее, чем полгода назад! Еще чуть-чуть и тряпкой станешь!”

– Чужое выдержать невозможно, такова наша сущность. Ради твоего успокоения открою секрет: лично мои положительные и отрицательные эмоции с работы не распространяются дальше собственного сознания. И не потому, что среди камней и металлов, эскизов и инструментов скукота. Нет, напротив, потому, что не болтать – мое предпочитаемое поведение, указывающее на хранилище искусства внутри моего тела и разума. Я получаю удовольствие от работы, мир – творчество.

– Получается, у Григория противоположная точка зрения?

– Черт с ним, не хочу разбираться, а то разрою кучу недостатков. Достаточно того, что он любитель поболтать. – Ювелир взглянул на часы. – Семнадцать минут до начала, идем.

Они зашли в заполненное помещение, освещенное ярким светом. Со всех сторон окружали открывающиеся рты и двигающиеся губы: люди среднего и пожилого возрастов. Особо прожорливые крутились у буфета, выстраиваясь в очередь. Старики со своими женами занимали стулья около стен и рассматривали программу. "Скопление любителей трагедий. – Про себя критиковал Константин, протискиваясь через толпу, чувствуя как задеваются пуговицы на рукавах пиджака о чужую одежду. – Мизерное количество горестей в жизни? Трагедия восполнит недостаток счастья? Страдальцам комфортно среди печалей, но почему бы не попробовать… Впрочем, выбор индивидуален для всех, может, для кого-то скрывается выход в чужом горе, но, скорее всего, из всех этих зрителей большинство – истинные ценители трагедий. Знал бы про трагедию – ни ногой. Мне собственного достаточно".

– Иногда жутко хочется побыть главным актером: почувствовать стресс, слабость ступить на сцену, услышать подбадривающее “давай”, а после захлебнуться коктейлем чувств и отыграть роль великолепней ожиданий, а после, когда прозвучат бурные аплодисменты и в последний раз опустится занавес, упиваться экстазом восхвалений коллег: “талант – великая штука”. – Он мечтал, опуская и надолго задерживая веки, робко улыбаясь, поднимая подбородок выше. Жил в грезах, пока неряшливый мужчина не толкнул его локтем. Николай опомнился, приложил ладонь к боку и занудливо продолжил, беспомощно оглядываясь вокруг. – Сложно ли осознавать единственный шанс? Ошибки не прощаются, а если и допускаются, то вызывают разочарование зрителей. И постоянная, неменняемая тяжесть этой мысли начинает надавливать с болью, правда? Особенно на сцене. Думаю, Григорию известна стоимость ошибок, и при этом он успешно играет.

– Что ж, все в твоих руках – мне жутко надоело твердить одно и то же. – Сквозь зубы выдавил Константин. Рассуждений он не слышал, интуитивно предполагал.

Женщина в обтягивающем тело платье синего цвета и с изысканным осетленным пучком на голове вплотную подошла к Константину, специально под предлогом случайности коснувшись его плечом, и заглянула в чисто-серые глаза, упорно пытаясь в них углубиться:

– Добрый день.

– Добрый. – Он очаровательно ответил своей улыбкой на женскую. Пробежался взглядом по окружающим, чтобы та не засматривалась слишком долго. Незнакомка удалилась – он с достоинством поправил черную бабочку, которая подчеркивала уверенность мужчины. Константин понимал значение продолжительного вглядывания в его глаза и поэтому самодовольно улыбнулся.

Во время антракта та самая незнакомка разыскала Николая, который болтал с Константином, и заигрывающее, поглядывая на второго, спросила:

– Скажи мне его имя. – Девушка ткнула пальцем на очаровательного мужчину с гладковыбритым лицом. Николай повиновался, разочарование слышалось так же отчетливо, как и произносимые слова, а может, его улавливал исключительно стоящий напротив, имя которого узнавала незнакомка.

– Воронтов Константин. Способен изготовить самые необычные ювелирные изделия.

– Интересно. – Загадочно и приглушенно говорила та. Она зашла за спину Константину и шепнула ему на ушко. – Ты мешал мне следить за первым актом.

Незнакомка грациозно удалилась, считая, будто заманила ювелира. Шлейф дорогих духов продолжал напоминать о ее заигрываниях.

– Такие одни не ходят. – В слух заметил Константин, отводя друга в сторону, подальше от стойких духов, чтобы напоминания незнакомки невозвратимо исчезли, смешались со множеством окружающих лиц, плотно приближенных друг к другу. – Напыщенная красота частенько отталкивает.

Во время второго антракта Николай снова заметил ту же незнакомку, но на этот раз ее под руку держал мужчина лет сорока. Он подвел незнакомку к буфету и заказал два бокала шампанского. Николай усмехнулся и кивнул на богатую пару:

– Хороша жизнь: не стесняется заигрывать с незнакомцами и держать за руку своего мужчину. Немного жаль, что тот как будто не понимает ветрености девушки или только закрывает глаза.

– Когда-нибудь блаженная жизнь иссякнет – пусть живут хорошо, как вздумается. Боязнь не удержать своего в той или иной мере развита у каждого человека. Те, у кого доминирует это чувство над рассудком с жадностью хватают все подряд: и чужое, и ничейное, и собственное. А в результате оказываются на свалке ненужностей. Жизнь превращается в мусорное ведро , если забывать аккуратно раскладывать по местам действительно необходимое. Экспонаты.

– Свалка – и разобраться ни в чем. Нагромождения и наслоения, подобные окаменелым останкам, которыми сами же засыпаются люди. Раскопать их, увы, ни за что не удастся ни голыми руками, ни лопатой. Конечности сотруться до мяса, а инструмент – быстро затупится.

– Разве что техника поможет.

– Которой у большинства нет.

Около двадцати минут они стояли рядом со входом, ждали успешного актера. Николай, спрятав руки в карманах, понуро стоял, смотрел на плиты улиц и изредка на мелькающую обувь прохожих. Воспаленные глаза указывали на недавно пролитые слезы. Какое впечатление произвела трагедия на человека – знать невозможно. Воронтов жадно курил, серьезно думал, сжимая другой рукой кольцо в кармане. Среди потока лиц словно вырисовывалось одно знакомое, уже как год мучающее лицо… Иллюзия, от которой невозможно избавиться.

Безруков наконец-то вышел, повертел головой по сторонам и, сделав несколько шагов направо, встретил своих главных зрителей в стороне от входа. Кивнул им и затем, открывая машину, задался самыми очевидными вопросами:

– Трогательно? Как я вам?

– Тебе очень идет викторианский костюм и револьвер.

– Гениально, правда? Эти люди не признают того добра, что я им принес, и называют меня Дьяволом. Бестолковые консерваторы!

– Ужасно трогательная история. – Расхваливал Николай. Григорий упивался высказываниями. Покачивал головой в знак согласия, иногда повторял особо значимые слова, придавая им еще больше значения. Константин молчал: довольно трагедий и моралей.

– В чем секрет сохранения спокойствия?

– Перед выходом всегда затрагивает волнение, но на паркете сцены, при виде зрительного зала, меня охватывает огромная волна эмоций, которая заставляет действовать. Это поток некой энергии, несущей против воли, как течение буйной реки. И я ощущаю в руках страстное желание не играть, а жить, именно жить текстом своих слов, заученными движениями. Невозможно передать, можно лишь увидеть актерскую игру! Чего молчишь, Костя?

– Любовь к профессии оправдывает не только ожидания, но и превращается в ключик скрытых возможностей.

– Именно. – Гордо подметил Безруков и поднял указательный палец вверх, не отрывая рук от руля. -Мне вот интересно, почему с нами нет Лизы? Ты, Коля, говорил, что она пытается углубиться в актерское мастерство.

– Не хочет.

– Неправильное объяснение, – перебил, смеясь, Константин,– все дело во мне. Не будь меня в зале, Лиза заняла бы мое место.

– Мне нравится копаться в отношениях между людьми. Как раз недавно начал читать психологию – многое проясняется. Перед нами и без книг предельно ясный случай: отказываться от увлечений из-за человека, с котором можно банально не разговаривать или попытаться наладить отношения – непростительная глупость. Впрочем, не знаю, как бы я сам себя вел на ее месте, так что рассуждения только и остаются словами.

Они медленно тащились по людному Невскому проспекту, который кипел людной массой. Казанский собор, наполненный туристами и их руками с фотоаппаратами или камерами телефона, оставался позади. Воронтов не терпел этот проспект, слишком изысканный, многолюдный. Предпочитал множество других, не менее красивых мест, по которым часто гулял, но уже около года в одиночестве и ночью. Привычки и маршруты сохранились: все тот же кофе разной крепости в зависимости от настроения, приготовляемый в любимых заведениях, все та же милая улыбка как с его стороны, так и со стороны работников, тот же асфальт на дороге, то же небо, но с постоянно меняемые нарядами. Изменился образ жизни: трагическое одиночество, неспособность выдержать пустоты квартиры, давящей болезненным прошлым, отсутствие разговоров во время прогулок и неотступное стремление достижения пика в ювелирном деле.

Константин и Николай попросили остановить рядом с метро Петроградская. Безруков, выслушав очередные комплименты и благодарности, радостно попрощался и уехал в свою сторону. Двое в одном направлении.

– Зайдем куда-нибудь?

– Хочется отдохнуть наедине. По-простому. Без сложностей и шума.

– Не помешала бы поездка загород.

– Нет, – звонко рассмеялся Константин, – это занятие для компании, а я хочу побыть одиночкой.

– Разве тебе комфортно оставаться одному в квартире?

– Со временем почти ко всему вырабатывается привыкание. – Он в очередной раз достал сигарету и закурил.

– Тронула трагедия?

– Желчное послевкусие.

Этой ночью, после позднего ужина, ювелирный мастер, словно призрак, не спеша, предоставляя возможность зданиям очаровывать шедшего, прохаживался по излюбленному Каменноостровскому проспекту, затем миновал Марсово поле, Михайловский и Екатерининский сады и, дойдя до Ломоносовского сквера, повернул домой в направлении стрелки Васильевского острова, беспутно заходя во дворы, которые поражали питерской эстетикой. Бессонная пугающая ночь.