Читать книгу Тысячелетник - Андрей Бауман - Страница 9

За столами, что простерлись вглубь горизонта

за широкими ясеневыми столами

от зачатья времен

пируют

молодые, веселые боги

дети ясного, тонкорунного неба

и смуглой, спелой земли

от рожденья времен

пьют виноградную кровь

легконогие боги

от возрастанья времен

вкушают плодовую мякоть

и зрелость колосьев

пьют глазами, губами, всей кожей

из ликующей чаши

совершенные, юные боги

от цветенья времен

приобщаются плоти святого оленя и

бога-быка

разделяют его плодоносное тело

и столикую силу

со смиреньем несут ему в дар

животворную славу

светлоокие боги

от хмеленья времен

каждый дарственный взгляд их танцует

каждый мускул и

каждый их атом

вожделеет по ми́ру

от познанья времен

сочетаются с небоземлею

без корысти взалкавшие боги

победные лозы

позвоночникодрева

от закланья времен

совлекаются воли

самовластные, гордые боги

отдают себя в пищу

мгновенноживущим

наливается зрелое, терпкое слово

стал язык их – лозою

тела их – пшеницей

и время их – пашней

и чаши их – лоном

и смерть их – рожденьем

от скончанья времен

возгорается правящий ясень

бессмертные боги

это черные свечи

в хиросимском полуденном солнце

бессмертные боги

это пепельный воздух

человекоплавильных печей

чтоб выковывать души

бессмертные боги

это вмерзшие в кожу ресницы

соленый их мрамор

соловеющих северных сумерек

черное солнце

отрезает земли пуповину

косыми лучами

пируют бессмертные боги

перемолоты в пасти эпох

драгоценное жито

золотые их пряди

сучит словно нити судьба

драгоценная пряжа

капилляры их – быстрые реки

драгоценное миро

пируют бессмертные боги

за столами, что простерлись вглубь горизонта

за широкими ясеневыми столами

так приносится вечная жертва

так умирают бессмертные боги

так обновляется мир

Вровень с пейзажем простеньким

и монотонно каплющим —

тусклые лица, страшненький

и бесконечный путь:

по пустырям и просекам

тянутся к серым кладбищам

траурницы и бражники —

прошлое помянуть.

Прошлое их помятое,

прошлое поминутное

в оспе горячих точечек,

в горле их – суховей,

стынет из глаз невнятная,

глупая влага мутная,

и поливает дождичек

мертвых их сыновей.

Сядут, хабарик высмолят,

пальцами заскорузлыми

вынут стакан с испаринкой,

ветер затянет вслед

голосу их – над избами

и над сухими руслами,

и на газетке старенькой

будут вино и хлеб.