Читать книгу Сибирская кровь - Андрей Черепанов - Страница 18

Оставим пока что в стороне рассуждения, откуда точно пришли в Верхоленский острог Федор и Иван Федорович Черепановы, и займемся выяснением происхождения илимских и якутских казаков Черепановых.

Об атамане Богдане (по крещению – Ипате) Черепанове из Илимска известно, что он носил отчество Иванович⁹⁴, но, разумеется, не являлся сыном сосланного на илимскую пашню черкаса Ивана Фомича Черепанова: хоть и имелась адресованная якутскому воеводе 20 октября 1649 года царская грамота о поверстании в службу ссыльных людей⁹⁵, но назначение их чуть ли не сразу, еще до 1653 года, в пятидесятники, а тем более – в городничие и атаманы казачьи – это уж слишком.

Конечно же, государева служба Богдана Ивановича Черепанова проходила через согласование в Якутске, ведь Илимск был тогда в его ведении. Очень вероятно, что и начиналась она в Восточной Сибири с Якутского острога вместе с Терентием Ивановичем Черепановым, назначенным около 1646 года целовальником в Верхнеянское зимовье, а впоследствии приказчиком Олекминского острожка. Смею предположить даже, что они были родными братьями, ведь оказались в якутском ведомстве в одно или примерно в одно время, имели одинаковое отчество, не столь распространенную одинаковую фамилию и оба получили высокие должности. Но тогда откуда они были родом?

Надеюсь, на этот вопрос ответит составленная 5 июля 7155 (1647) года наказная память[155] якутского воеводы Василия Пушкина сыну боярскому Василию Власьеву и целовальнику Кириллу Коткину. В ней говорится: «в нынешнем же во 155 году, июня в 15 день, писал в Якуцкой острог к прежнему к стольнику и воеводе к Петру Головину с Ковыми реки[156] томоженной целовальник Петрушка Иванов сын Новоселов, а в отписке его написано, что де ныне на Ковыме реке у служилых людей у Фтарка Гаврилова с товарищи у девяти человек аманатов пять человек… Да того ж числа с Ковымы ж реки писали в Якуцкой острог служилые люди Вторко Гаврилов с товарищи да тот же целовальник Петрушка Новоселов и послали з государевым ясашным и з десятинным збором служилых людей Гришку Фофанова да Селиванка Харитонова да с ними ж для государевой соболиной казны для провожанья торговых и промышленных людей: Ивашко Иванов Черепанов Пустозерец с товарищи…». Известно, что команда прибыла в Якутск летом того же года на коче⁹⁶ – деревянном одномачтовом парусно-гребном судне северных и сибирских промышленников.

Из этого следует, что в 1647 году казаки с реки Колымы (вероятнее всего, из Нижнеколымского зимовья[157]) сопровождали в Якутск группу людей, доставлявшую для государевой казны соболиные меха. И во главе той группы был выходец из Пустозерска, наверняка купец Иван Иванович Черепанов. Замечу: купец Черепанов – также Иванович, также не рядовой, и его ремесло также связано с восточносибирскими острогами. Стоит думать, что он – отец или брат казаков Богдана и Терентия Черепановых, и все они происхождением из Пустозерска. А верхоленские посадские Федор и Иван Черепановы – их близкие родственники. Они – потомки купца Ивана Ивановича Черепанова – пустозерца или его брата. И тогда самый дальний из ставших известным по моему исследованию предков всех якутско-илимско-верхоленских Черепановых – это Иван, отец купца Ивана Ивановича, рожденный в Пустозерске еще в XVI веке[158]. В пользу такой гипотезы приведу пять обстоятельств различной степени важности.

Первое. Из ревизских сказок и метрических записей видно, что представители нескольких поколений верхоленских Черепановых в течение XVIII века числились купцами, а добиться права заниматься купечеством было не просто, оно часто передавалось по наследству, давалось за собственные заслуги или заслуги предков, ближайшей родни.

Второе. Мой семижды прадед Иван Федорович Черепанов сразу двух своих сыновей назвал Иванами, сделав их тем самым Иванами Ивановичами. Его сын Иван малой и внук Иван Григорьевич последовали тому же примеру, дав имя Иван своим сыновьям. И это имя-отчество в то время у моих предков было очень популярным, явно популярнее, чем у других верхоленских фамилий[159]. Оно могло присваиваться в честь высокочтимого родственника, о котором тогда еще хорошо помнили.

Пустозерский острог. XVI век

Третье. Вряд ли в середине XVII века семейству Черепановых требовалось наличие в своем составе сразу нескольких купеческих семей для организации поставки государству якутской пушнины. Наверняка с такой работой справлялась и одна. Не исключено еще, что было даже гласное или негласное табу во избежание монополии и злоупотреблений допускать к занятию пушным купеческим промыслом группы представителей одной фамилии. А какая-либо иная купеческая специализация в первые десятилетия освоения Русью якутских земель, вероятно, не была востребована. Причины – в здешнем суровом климате, отдаленности и сложности коммуникаций с другими сибирскими регионами, от чего Якутский и ближайшие к нему остроги и зимовья не производили товары, имевшие в тех регионах спрос. Поэтому другие перебравшиеся в Якутию Черепановы могли не купечествовать, а служить казаками или речниками.

Постепенно и добыча для государевой казны «мягкой рухляди» – пушнины – перестала приносить доход из-за прежде интенсивного истребления соболя[160] и введенного в конце XVII века царского указа о запрете русским его промышления в Сибири. Пребывание же в посадском (купеческом) сословии было накладным: требовалось не только платить немалый годовой оброк, но и делать дополнительные взносы «для служб». Так, в 1701 году «по указу великого государя и по грамотам из Сибирского приказу собирается с посацких людей 10-я деньга; и таких денег с посацких и с торговых людей во 196 г. для Крымскаго походу[161] собрано 70 руб.»⁹⁷. Значит, тот из Черепановых, кто унаследовал купечество от пустозерского Ивана Ивановича, а вероятно, и он сам, мог перебраться из Якутии в иное сибирское поселение с более мягким климатом, и уже его потомки – почему бы ни верхоленские Федор и Иван? – продолжили купеческую династию на южных от Якутска землях. Скажем, занялись торговлей зерном.

Четвертое. Уже говорилось со ссылкой на расходную книгу Якутского острога за 1648 год о двух Черепановых – Гавриле и Ларионе Федоровичах. Из-за относительной редкости их фамилии резонно полагать, что они – родственники купца Ивана, казаков Богдана и Терентия Ивановичей Черепановых, отправившиеся вслед за ними в Якутск из одной и той же местности. И эта местность, полагаю, «вычисляется» по двум архивным источникам, отстоящим друг от друга более чем на семьдесят лет. В вышеназванной расходной книге имеется приписка, что у Лариона Черепана имелся племянник Дорофей Корнилов, и тот племянник вступил вместо своего дяди в должность толмача, прежде же он служил в Енисейском остроге. А в также ранее упомянутой переписной книге Якутского острога за 1720 год говорится о Корнилове (Корнилеве), но Абраме, который жил тогда в доме казака Семена Черепанова. Судя по единой фамилии и приведенному возрасту, Абрам, скорее всего, – сын Дорофея и, соответственно, близкий родственник якутским Черепановым. Как сказано в той переписи, он – сын боярский из Енисейска. А известно, что основанный в 1619 году Енисейский острог заселялся в том числе поморами, включая пустозерцев. Жители Пустозерска Черепановы с отчеством Федоровичи, да и Ивановичи, либо еще их отцы-пустозерцы могли перебраться изначально в Енисейск, а вскоре уже оттуда одной или двумя «волнами» – в Якутск.

И, наконец, пятое. Как-то в детстве я спросил своего отца, имеют ли к нам отношение те Черепановы, что на Урале построили первый в России паровоз. И он ответил, что это вполне может быть, ведь по запомнившимся ему семейным сказаниям наши предки пришли в Сибирь с Урала. Теперь же, после проведенного исследования, мне стало понятным, что если рабочие из среднеуральского Нижнего Тагила Ефим Алексеевич Черепанов[162] и его сын Мирон – наши родственники, то уж очень дальние. И, значит, корни верхоленских Черепановых надо искать в других поселениях Урала. А Пустозерск – это город-острог в Заполярье, и что важно – в Заполярье именно уральском.

Основан он был в 1499–1500 годах московскими воеводами по распоряжению царя Ивана III на берегу реки Печоры, рядом с озером Пустое[163]. Это был первый русский форпост на Крайнем Севере, «поставленный для опочиву Московского государства торговых людей, которые ходят из Московского государства в Сибирь торговать»⁹⁸, и, вероятно, для защиты расположенных поблизости месторождений серебра и меди[164] со стороны моря от чужестранцев, а со стороны тундры – от кочевников. Первыми жителями Пустозерска стали более четырех тысяч выходцев из Вологды, Устюга, Вятки и еще – татарские лучники, остяки и зыряне. Но затем за ненадобностью столь большого населения многие из них вернулись в родные края, и к концу XVI века здесь жило около тысячи человек – русских, литвин и крещенных татар.

Пустозерск действительно смог обеспечить надежную связь европейской части страны с зауральской, «закаменной» самоядью[165]. Каждой зимой в период ясашного сбора здесь проводились торговые ярмарки. К их началу в Пустозерск «подкорчевывало» до трех тысяч самоядов (с XVIII века их стали называть самоедами) с оленями, пушным товаром и моржовым клыком, съезжались русские купцы из Архангельска, Холмогор, с Пинеги, Мезени, Вологды и даже из Москвы. Главным же средством заработка жителей Пустозерского уезда были морские промыслы. Сначала Пустозерск превратился в центр, откуда промышленники из других регионов России ходили в экспедиции в самое устье Печоры, в Болванскую губу, затем на арктические острова Колгуев, Новую Землю, Вайгач, а наиболее предприимчивые и отважные пустозерцы сами «в неуклюжих баркасах… в конце XVI и в начале XVII веков пускались морем в Обскую губу и далее в р. Таз и в Мангазею».

Вскоре для них промысловые поездки в Сибирь стали обыденными. Хорошо изведав пути в Мангазею, пустозерцы пошли на Енисей и, обосновавшись там, перебрались на Лену и еще дальше на восток. К примеру, известно, что летом 1643 года группа промышленных людей во главе с Иваном Корепановым[166], представителем ранее широко распространенной в Пустозерске фамилии, совершила переход на кочах из Индигирки в Жиганск[167].

Так бы и развивался Пустозерск, приобретая выгоды от открытия в нем в 1597 году таможни, если бы не Смутное время, начавшееся на Руси уже на следующий год после того открытия. В условиях бесконтрольности со стороны властей расцвела контрабанда, в первой декаде XVII века в Пустозерске вовсю хозяйничали английские и датские купцы в обход таможни. В 1620-х годах царские власти принялись наводить на Севере жесткий порядок, даже чрезмерно жесткий, включая запрет любым торговцам, невзирая на их государственное подданство, проходить на Мангазею через Вайгач и Ямал. Тем самым путь из Пустозерска на Мангазею стал почти исключительно речным, неудобным, и уральский город начал медленно, но неуклонно увядать.

Ужесточением правил воспользовались карачеи (харючи), самый влиятельный ненецкий род. Они занялись, как сегодня принято называть, «серым бизнесом», перехватили прежний торговый заработок Пустозерска и в результате обзавелись арсеналом огнестрельного оружия, подчинили себе другие племена, перешли к разбоям. Так, в 1644 году карачеи захватили в плен не успевших скрыться за стенами острога женщин и детей, в 1661 и 1663 годах убили воеводу, разграбили город и сожгли острог, в 1668 году разорили рыбацкие промысловые избы и тони.

Трудности усугублялись тем, что пахотного земледелия в Пустозерском уезде не было из-за неблагоприятных климатических условий: это «место тундряное, студеное и безлесное, и зимою порою, тундра с водою смерзается». Вот и кормились пустозерцы, лишенные былых торговых доходов, только «зверем, да рыбою, да травою» и хлебом, когда удавалось его выменять на рыбу и пушнину. В переписных книгах уезда нередко делались такие записи: «умерли с голоду всей семьей в прошлых годех», «обнищал до конца, скитается меж дворов з женою и детьми», «кормятся по миру работой и христовым подаянием».

К середине XVII века Пустозерск, как и через сотню лет после того Верхоленск, стал местом ссылки и заключения. Здесь содержались участники восстаний Степана Разина и Кондратия Булавина, сюда же был сослан предводитель старообрядчества протопоп Аввакум со своими сподвижниками[168]. Четырнадцать лет просидел Аввакум на хлебе и воде в земляной тюрьме в Пустозерске, но продолжал свои проповеди, рассылал грамоты и послания. Очередное резкое письмо к царю Федору Алексеевичу с осуждением действий его отца Алексея Михайловича и патриарха Иоакима привело в 1681 году к сожжению Аввакума и его товарищей в пустозерском срубе.

И многие жители Пустозерска еще в начале XVII столетия стали покидать родные места, переселяться в Сибирь – в зауральский Енисейск и далее на восток. Поэтому историки утверждают о наличии архивных документов по населению Пустозерского уезда, пестрящих сообщениями о том, что такой-то житель «сбежал в Сибирь», «сошел в сибирские городы з женою и детьми»[169]. Наверняка и Черепановы из Якутского острога середины XVII века, если все они действительно происходили из Пустозерска, назад уже не вернулись, остались в Сибири навсегда. Для убеждения в этом я изучил в Российском государственном архиве древних актов переписную книгу Пустозерска 7187 (1679) года⁹⁹ и не нашел в ней ни одного носителя своей фамилии, а, скажем, Корепановы там еще были.

В 1762 году Екатерина II распорядилась Пустозерский острог разобрать, бревна от него «употребить на топление». Вскоре был упразднен и Пустозерский уезд. А уже при советской власти, в 1924 году, когда в Пустозерске осталось менее двухсот жителей, он потерял статус города, затем – центра района. Последний удар по нему нанесло природное бедствие: из-за шторма в Баренцевом море погибла лодка с рыбацкой артелью, куда входила большая часть пережившей войну пустозерской молодежи. Древнее поселение осталось без будущего, и в 1962 году, в год моего рождения, его покинула последняя жительница. Пустозерск исчез, теперь на его месте всего лишь луг с колышками и крестами.