Читать книгу Сибирская кровь - Андрей Черепанов - Страница 5

Хотя до нашего времени не выжила ни одна из «моих» верхнеленских церквей, кроме Верхоленского Воскресенского собора, в Государственном архиве Иркутской области хранится множество дел с метрическими книгами этих церквей, есть и несколько составленных ими исповедных росписей. О них я рассказываю в приложенной к настоящей книге справке с уверенностью, что приведенные в ней подробности, включая распределение православных прихожан по сословиям, будут интересны исследователям.

Здесь же сообщу лишь о том, что старейшая из обнаруженных мною в архиве исповедных росписей верхнеленских церквей – это «Ведомость, учиненная в Иркутскую духовную консисторию ведомства Иркутского уезда Качинской слободы Вознесенской церкви за 1825 год». Она хранится в деле № 3183 описи 1 к фонду № 50. А росписи сразу всех действовавших тогда верхнеленских церквей имеются за 1843 и 1872 годы, и они подшиты в два объемных дела за № 3948 и 5234 той же описи[42]. Есть в ней и дело № 5161 с исповедными росписями Качугской Вознесенской церкви за 1870–1877 годы, а в деле № 975 описи 3 содержится ее роспись 1842 года.

Из них видно (при исправлении найденных мною ошибок нумерации), что в середине 1843 года в поселениях, подведомственных верхоленской, ангинской, бирюльской, качинской и манзурской церквям, всего было 11916 православных прихожан, и подавляющее большинство из них – 10177 – крестьяне. А к середине 1872 года общее число прихожан из тех же поселений достигло 17523 человек, включая 13374 крестьян (без учета крестьянствующих оседлых инородцев)[43]. Существенный рост за те двадцать девять лет произошел по всем церквям, кроме Верхоленской Воскресенской. Но это «кроме» объясняется вышеуказанной передачей в 1861 году части прихода того религиозного учреждения Белоусовской Иннокентиевской церкви. При этом их общий приход также вырос.

А самые «молодые» сохранившиеся исповедные росписи – за 1915 и 1916 годы – принадлежат Качугской Вознесенской церкви и Верхоленскому Воскресенскому собору. Они формируют соответственно дело № 9507 из описи 1 и дело № 492 из описи 7 к фонду № 50. К сожалению, других исповедных росписей «моих» церквей я в архиве за XX век не обнаружил.

Что же касается метрических книг, то их по всем семи церквям оказалось на хранении в Государственном архиве Иркутской области в цельном и фрагментарном видах в отдельных делах свыше тысячи, и для оформления общего фамильного древа верхнеленских Черепановых исключительно важным было найти метрики за каждый год, не пропустить ни одной из них.

Вроде, нет особой сложности – читай названия дел по описям к фонду № 50, заказывай и изучай требуемые. И это, действительно, верно в большинстве случаев. Но, как я уже отметил, зачастую по одним и тем же годам имеется по нескольку дел с аналогичными названиями, чаще всего – «Метрические книги сельских церквей Иркутской епархии», и изначально, еще недостаточно хорошо разбираясь с подчерком переписчиков, я не находил даже имевшиеся в них книги Верхоленской Воскресенской церкви. Заказывал другие книги по тем же годам и, понятно, вновь не находил. Впоследствии приходилось повторять заказы, а ведь по правилам большинства архивов в один день каждому исследователю выдают для изучения ограниченное число дел и к тому же – спустя пару дней после заказа. В некоторых архивах есть даже правило полугодового запрета повторной выдачи дел в те же руки. С оцифрованными документами, конечно, намного проще.

Кроме того, совсем не редко в названии и комплектовании архивных дел скрыты заложенные еще много десятилетий назад ошибки. Скажем, в деле метрических книг за 1787 год оказался лишь первый лист книги за тот год Верхоленской Воскресенской церкви, все же остальные – в деле за 1776 год; книги 1804 года по всем верхнеленским церквям почему-то подшиты в «Метрическую книгу градоиркутской Спасской церкви», а за 1844 год – в «Метрические книги церквей города Иркутска», где как раз-то и нет ни одной метрики городских церквей; несколько листов метрической книги Верхоленской Воскресенской церкви за 1805 «пристроены» к метрикам Спасской церкви Уриковской слободы; часть записей 1853 года подшита в дело за 1801 год. И таких примеров множество. Поэтому я вовсе не исключаю, что еще не каждая из сохранившихся и требуемых для моего исследования метрик обнаружена.

Все же найденные мною метрические записи о Черепановых сведены в три табличных перечня – о родившихся, бракосочетавшихся и умерших. Они составлены по выработанному в ходе моего исследования систематизированному и, как представляется, удобному для составления родословных методу. Для заполнения таблиц и последующего достоверного оформления на их основе общего фамильного древа Черепановых пришлось внимательно изучить сплошным порядком записи всех найденных в архиве метрических книг верхнеленских церквей. А таких записей в совокупности оказалось порядка полумиллиона на сотне тысяч страниц. Зато теперь каждому исследователю истории верхнеленских Черепановых предоставлена возможность самостоятельного изучения по таблицам и древу конкретно своих фамильных ответвлений, не прибегая ко всему массиву архивных дел. Приложенный же к настоящей книге список сохранившихся метрических книг церквей Верхоленского уезда Иркутской губернии поможет как желающим проверить верность составленных мною таблиц метрических записей о Черепановых, так и составителям родословных других фамилий.

В дополнение к тому я заполнил систематизированные таблицы метрических записей обо всех прихожанах Верхоленской Воскресенской церкви (а не только о Черепановых) за XVIII век – с 1773 по 1800 годы, самых сложных для прочтения[44]. Эти таблицы здорово облегчили мой последующий труд и гарантировали отсутствие недосмотров при оформлении ответвлений родословного древа от чисто мужской линии к линиям происхождения жен Черепановых, ставших моими прародительницами[45]. И, конечно, размещенные в табличном варианте записи – а они заменяют собою более полутора сотен находящихся в иркутском архиве листов метрических книг – помогут исследователям всех верхнеленских фамильных линий. Хорошо, если кто-нибудь продолжит заполнение таблиц метриками вплоть до 1920 года и опубликует их, но это – кропотливая работа на несколько месяцев.

При этом я не стал экономить силы – и советую так же поступать другим – и привел в перечне о рождениях полные данные метрических записей о восприемниках. И такие данные являются важнейшим, зачастую уникальным источником верного составления родословных, ведь они по начало XIX века содержали ссылки на родственные отношения крестных отцов и матерей с отцами новорожденных, если они были самыми близкими родственниками, либо на то, чьей еще матерью, дочерью, женой или вдовой являлась крестная мать.

Кстати, в ходе работы над перечнями я сделал неожиданное для себя открытие. Оказалось, что в те даты до XIX века, которые обычно, по наивности, считаются днями рождений известных россиян, эти россияне были не рождены, а крещены. О самих же датах рождений официальных документов вообще не сохранялось. Как появился такой вывод? Расскажу.

Я обратил внимание на то, что первые четыре раза, когда верхоленские Черепановы давали своим дочерям имя Татьяна, в метриках об их рождениях указывалась исключительно дата 12 января. Так было в 1775, 1785, 1795 и 1807 годах. Добавлением к 12 января тринадцати дней разницы в датах между старым и новым стилем получается 25 января – общеизвестный Татьянин день. Вроде все закономерно: имя православной святой требовалось присваивать в день ее памяти[46] родившимся девочкам. Но в изученных мною исследовательских работах о родословных утверждается, что в метриках приводились дни рождений младенцев и лишь позднее к ним были добавлены столбцы с датами крещений. И меня сильно удивило, как это женам верхоленских Черепановых удавалось в течение первой половины января с 1773 по 1817 годы не родить ни одной девочки в иной день, а попадать с такими рождениями четко на 12 января и поэтому давать им имя Татьяна.

Конечно, это могло объясняться редким совпадением. Но вот обработка большого массива метрических записей – о рождениях в XVIII веке детей всех верхоленских фамилий – показала часто повторяющиеся и солидные бреши с датированием метрик. К примеру, с 1 по 11 января 1776 года не было ни одной записи Верхоленской Воскресенской церкви о рожденных девочках, а 12 января их сразу три, и все – о тех же Татьянах. Или, скажем, с 22 мая по 12 июня 1788 года тоже нет ни одной записи, а на 13 июня выпадает их целых пять, и все – об Акилинах. То же самое произошло в 1790 году, но «на выходе», опять же 13 июня, оказалось уже шесть Акилин. Аналогичная картина с рожденными мальчиками. В частности, с 4 по 17 февраля 1797 года метрических записей о них вовсе не было, а 21 февраля их три – об Евстафиях. Разумеется, это означает, что в условиях навязанной церковью обязанности называть детей в дни крестин исключительно именами «дежурных» православных святых родители дожидались, когда наступит день «раздачи» желательных им имен, и тогда шли регистрировать новорожденных. Ждать с крещением младенцев приходилось и для того, чтобы избежать присвоения однополым близнецам одинаковых имен. Так, верхоленец Петр Шеметов в 1798 году принес своих дочек-близняшек на крещение с разрывом в день, что позволило назвать их по-разному – Параскевой и Настасией. А Филипп Шелковников ждать не стал и дал своим младенцам одни и те же имена: сыновьям в 1797 году – Никифор, дочерям в 1798 году – Ирина.

Вместе с этим открытием я нашел ответ на интересовавший меня с детства вопрос – почему прежде столь почиталось празднование дней именин и зачастую они воспринимались как дни рождений? Ответ оказался на удивление прост: других-то дат, связанных с рождениями, кроме дней крестин, в стародавние времена в документах даже и не фиксировалось и о них не помнили!

«Мои» церкви стали приводить в своих метрических книгах по две даты – рождения и крещения – с 1806–1807 годов[47]. Также по две даты – смерти и отпевания (погребения) – появились в них только в первой половине 1838 года.