Читать книгу Пригород. Стихотворения - Андрей Драгунов - Страница 10

Я помню всё, что не могу забыть —

уже – с двух лет от своего рожденья…

и всё, что помню – множится… троится…

подковой гнётся над входною дверью,

куда входил – теперь уже – полвека! —

ждал на ступенях, забывал про время,

оставшееся мне до новой встречи,

перебирал слова – почти, как пальцы,

выкручивал – костяшками навыверт…

и воробьям раскрашивал горбушку ржаного хлеба…

Перебивался сам водой и хлебом…

поскольку рано вылетел из стаи

и мог рассчитывать – лишь – на случайный завтрак,

когда случится переночевать – не на скамейке…

в парке, где качели и кукольный театр «Арлекин»,

в обнимку с бабой – без висла – со скрипкой.

Садово-парковая жизнь без продолженья,

но и без видимых причин – закончить раньше…

среди качелей, чтоб испортить праздник

идущему за нами поколенью.

Запоминание – единственная радость

доступная – пока ещё – поэту —

в добавок к ручке и листу бумаги —

никто так не изводит целлюлозу,

как жадный – до писания – подросток…

Овидий – на песке – писал слова и там их оставлял…

но то – Овидий! – не ведавший ни страха, ни сомнений,

хотя, и он, наверное страдал —

от одиночества и недопониманья —

каких-нибудь родных и сослуживцев…

В чужих краях – так! – часты разногласья

по поводу ведения хозяйства

и содержания общественного строя…

Когда находишь место, где потише —

вдруг понимаешь – всё не так уж плохо,

как выглядит при первом впечатленье.

Везде есть жизнь! – сказал святой Иосиф…

и расписался в книге посещений…

но память сокращается до буквы —

сказавший «а» – всем говорит – Прощайте! —

и исчезает, как воскресный голубь,

оставшийся без крошек для обеда —

в почти пустом – откупоренном небе —

в той его части, где чуть-чуть светлей…

и менее заметно появленье

неместного в растрёпанной одежде

и сношенных ботинках… Память сердца! —

это когда всё кажется привычным…

и всё, как будто, по своим местам —

слова и вещи, звёзды и погода,

то есть, когда – зимой – зима… весной – цветочки…

и птичий щебет – бесконечно длинный,

когда – что видишь – кажется знакомым

и можешь дотянуться и потрогать,

даже, купить и положить в карман

истёртого пальто – стать совладельцем

и наслаждаться странною покупкой…

чтобы – потом – запомнить ощущенье —

когда ты что-то трогаешь руками —

на пальцах остаётся пыль от вещи

и чувствуешь – как – кто-то это сделал —

не для тебя, наверное, но всё же…

как та дорожка с тополиным пухом,

который снова подожгут мальчишки,

чтобы увидеть – как сгорает май,

а с ним весна… Обугленные тропы…

на память остаются лишь деревья

и жёлтая трава – к началу лета.

У памяти – над жизнью превосходство,

как у судьбы – над длинной строчкой в ЗАГСе…

где чувствуешь себя каким-то лишним,

так как не знаешь, что тебе там впишут —

в какую часть пожизненного списка,

чтобы потом послушно зачеркнуть…

сдать на хранение и ни о чём не думать,

по крайней мере – о твоём происхожденье

здесь, в этом городе, где ты – всего лишь строчка

в амбарной книге – жалкий иждивенец

небесной канцелярии… хранитель

ненужных слов – в определенье жизни —

по мнению друзей, знакомых, близких

и просто обезумевших соседей,

что никогда не открывали книги

и не писали длинных, длинных писем…

и помнят – только – даты поминаний —

ничто не длится бесконечно долго,

пока итог не закреплён в чернилах…

Вода, как память, растворяет камни

и, даже, плиты на чужих могилах

не долго остаются без изъяна —

вода разносит камни, ветер – листья…

бумага это терпит, но недолго —

всего лишь – как признанье в преступленье! —

которое – ещё – когда-то – в детстве

случайно совершил… и не заметил,

став навсегда преступником… Изгоем!.. —

из-за того лишь только – что родился —

не вовремя, не к месту, спутав карты…

носил чужое имя, жил в домах,

где, даже, призраки давно не проживают,

пил воду, зачерпнув из грязной лужи…

смотрел на мир, где я был третий лишний,

пытался сохранить воспоминанья,

чтобы теперь об этом рассказать,

хотя бы так – в бумаге и чернилах —

не стать ещё одной строкой в амбарной книге.