Читать книгу Отпуск - Андрей Эмдин - Страница 3

Мотоцикл стремительно разрезает улицы вечерней Москвы. Я лавирую между длинными вереницами автомобилей, стараясь не слишком приближаться к их сверкающим, раскаленным бортам. Стоит поздняя московская весна, и тысячи любителей натурального хозяйства покидают каменные джунгли, чтобы все выходные самозабвенно отдаваться историческому инстинкту земледелия на своих дачах.

Будучи убежден в том, что фрукты и овощи приятнее всего добывать в супермаркетах, я игнорирую все фермерские инстинкты. Хотя и очень благодарен трудолюбивым дачникам за то, каким опустевшим становится город, когда в пятницу иссякают последние ручейки автомобилей.

Люди со всей России стремятся попасть в Москву, чтобы начать новую, как им кажется, лучшую жизнь. А оказавшись в заветном мегаполисе, при первой же возможности стараются из него удрать. И простояв несколько часов в пробке из таких же уставших жертв большого города, вздыхают потом с облегчением на крылечках своих загородных домиков.

Мегаполис – это настоящее насилие над природой человека. Именно по этой причине изможденные за рабочую неделю люди так рьяно пытаются урвать для себя эти крохотные два дня перерыва. Для меня же лучшим способом противостоять городскому насилию – действовать в соответствии с древним правилом – если драка неизбежна, бей первым. Не сопротивляться царящему вокруг безумию, а принять его, пропустить через себя, самому стать безумцем. И «изнасиловать» мегаполис в ответ. Те, кто воспринимают происходящее в больших городах всерьез – всегда ломаются быстрее остальных. Подсознательно чувствуя приближающийся надрыв, люди сразу же начинают искать сублимативные формы побега от насилия.

Самая простая и доступная форма побега от действительности – алкоголь. Недаром распитие спиртного считается исконно русской забавой, помогающей и в печали и в радости. Но я почти уверен, что первый выпивший в мире человек чувствовал не радость, а глубокую глухую тоску. Потому что тем, кто по-настоящему счастлив, и в голову не придет идея затуманить свое сознание. Напротив: счастливым людям хочется всеми клетками ясного сознания впитывать каждую секунду своего счастья. С несчастьем ситуация иная – несчастным людям хочется максимально расфокусировать сознание, сбежать от колючих и неприятных деталей, утонуть в вязком киселе затуманенных мыслей.

Пьющие на вечеринках люди тоже глубоко несчастны, хоть и по-своему. Их несчастье в том, что они полагают, будто бы не способны испытать настоящую радость без допинга. Я даже не уверен в том, кем быть хуже: радостным алкоголиком или печальным. Пожалуй, пьющие от радости находятся даже в худшем положении: у того, кто пьет, чтобы спиться от горя, всегда есть хотя бы весомый повод.

Можно сколько угодно запрещать рекламу спиртных напитков и ограничивать ночную продажу алкоголя – все это борьба с последствиями. Людям не нужен алкоголь. Они находятся в поиске ощущения счастья, которое пока не разливают по бутылкам и не подают в красивых хрустальных бокалах со льдом.

Большинство дачников – тоже своего рода алкоголики, пребывающие в состоянии похмелья всю рабочую неделю. В каждый из пяти рабочих дней многие из них едут на работу, которую ненавидят, где улыбаются коллегам, которых ненавидят. На них кричит начальник, клиенты что-то требуют, а они уже мысленно находятся где-то далеко. Они в своих мыслях уже окучивают любимую грядку или раскуривают сигаретку вечером на крылечке в своем садовом товариществе. И только тогда похмелье «правильной» жизни отступает.

Существуют и другие сублимативные формы счастья – беспорядочный секс, наркотики, экстремальные виды спорта. Годится все, что оглушает и разрывает привычное течение мыслей, встряхивает топкую повседневность. Если хочется проверить, что все происходящее не сон – традиционно советуют сильно ущипнуть себя. Острый приступ боли призван выдернуть человека из сна, указать на то, где иллюзия, а где реальность. В мегаполисе люди намеренно и регулярно с щиплют себя просто для того, чтобы убедиться, что они всё еще живы.

Наверное, я глубоко несчастный человек, поскольку тоже время от времени больно дергаю себя всеми возможными способами приукрашивания действительности. Кроме разве что дач: прохлада супермаркетов все-таки мне милее грязи под ногтями и преждевременного радикулита.

Добираюсь до дома за какие-то четверть часа. До ужина с Вадимом и его семьей остается три часа. С мстительным удовольствием думаю, что половину этого времени Вадик будет еще продираться сквозь сонмы автомобилей к себе домой, матерясь на соседей по дороге. Впрочем, матерясь – это вряд-ли. Он, скорее всего, слушает легкую музыку или аудиокнигу и мысленно желает крепкого здоровья каждому подрезавшему его придурку. Что за удивительный человек!

Не удивлюсь, если вечером вместо традиционных для русских гуляний напитков на столе окажется только торт. А жена друга – румяная, молодая девушка, будет разливать по кукольным чашкам в крапинку ароматный чай из носатого чайника. Потом Вадим задует свечи, загадает желание, и в одиннадцать вечера мы отправимся по постелям, в темноте рассказывая друг другу страшные истории про налоговых инспекторов.

Меня так веселит эта проекция воспоминаний из детства, что я не сдерживаюсь и издаю невольный смешок. Стоящий рядом сосед смотрит на меня с интересом: тяжелая кожаная куртка, трехдневная щетина, растрепанные, спутанные от мотошлема темные волосы. Брутальный вид байкера никак не вяжется с задумчивой полуулыбкой на лице, хитрыми зелеными глазами и внезапным, вырвавшемся из него смешком.

Подмигиваю соседу и выхожу на своем этаже. Зайдя в квартиру, привычным жестом нанизываю шлем на крючок, с облегчением снимаю тяжелую куртку. Обычно, приехав домой после пятничного рабочего дня, я сплю несколько часов, чтобы к полуночи отправиться в центр города, где в это время начинаются чудесные превращения.

Днем холеные и причесанные офисные работники с серьезным лицом обсуждают контракты и графики, делая вид, что ничего более важного в их жизни не существует. А ночью эти же приличные люди стягиваются в центр города, где набирает свои обороты праздник городского безумия.

Но сегодня мы празднуем день рождения Вадика – человека весьма далекого от ночных метаморфоз Москвы. К полуночи, как и все нормальные люди, вместо горящего страстными глазами оборотня, он превращается в обычного спящего человека. Целует улыбающуюся во сне дочь, исполняет плановый супружеский долг и погружается в сон, чтобы наутро погрузиться в скучную семейную рутину.

Дверь мне открывает жена Вадима Надя. Мы тепло здороваемся и обнимаемся, как лучшие друзья, хотя мне втайне кажется, что супруга друга меня откровенно недолюбливает. Правда, пока это остается лишь догадками: как и всякая мудрая женщина, Надя никогда не допускает и тени пренебрежения в сторону лучшего друга своего мужа. Когда я однажды поделился своим неприятным предположением с Вадимом, он меня заверил, что ни о каком пренебрежении не может быть и речи, потому что Надя, как и сам лучший друг относится ко мне как неизбежному, непонятному, но все-таки безобидному и родному злу.

Первое время бесшабашный друг Вадима, конечно, вызывал в ней понятное женское беспокойство. Девушка боялась, что дух свободомыслия и культ игнорирования любых душевных привязанностей, распространяемые другом её бойфренда в пространстве, могут ненароком передаться её избраннику и у того возникнут несовместимые с уютным семейным счастьем идеи. Но Вадим был до беспамятства влюблен в свою подругу. Надя, как и все женщины, эту любовь чувствовала подсознательно. А уж когда правильный и честный Вадим сделал ей предложение, расслабилась настолько, что даже перестала каждые полчаса присылать другу обеспокоенные смски, если мы с ним задерживались на работе.

Прохожу в гостиную и вижу нескольких наших общих знакомых и парочку школьных товарищей. Обвожу взглядом комнату, и замечаю Илью – нового приятеля Вадима. С этим человеком меня Вадим познакомил совсем недавно: я однажды застал их в офисе, что-то горячо обсуждающими. Илья, развернув ноутбук экраном к Вадиму, что-то горячо ему рассказывал, а партнер, подперев ладонью подборок, внимательно вглядывался в изображение. Как я понял позже, Илья руководил одним из направлений нашего потенциального клиента и обратился к нам в агентство за услугами. Какими именно услугами, я у Вадима уточнять не стал: мы обычно не совали свой нос в проекты друг друга, поскольку и своих забот всегда хватало. Если Вадиму требовалась моя помощь, он обычно просил об этом напрямую, а без надобности мы друг друга не теребили.

К моему удивлению, Илья тоже оказался сегодня в числе приглашенных гостей, и когда я вошел, мужчины о чем-то тихо переговаривались, сидя на углу стола.

Глядя на эту внезапно вспыхнувшую приязнь между клиентом и его потенциальным подрядчиком, можно было бы заподозрить друга в кривлении душой во имя коммерческих интересов агентства. Однако, стоило чуть внимательнее приглядеться к Илье, как сразу становилось понятно, чем объяснялась эта внезапная деловая дружба.

Илья был точно таким же уютным, предсказуемым и семейным человеком, как и мой друг. Его плавная мимика, манера строить фразы и неторопливые жесты сытого кота выдавали в нём те самые качества, которые так ярко выделялись в Вадиме. Даже на праздник Илья пришел со своей тихой и скромной супругой (не расслышал её имени, когда она представилась) и маленьким сынишкой. Сходство впечатления, которое производили новоиспеченные партнеры, было настолько сильно, что я готов был поспорить, что обнаружу на парковке второй уродливый мини-вэн, если прямо сейчас предложу джентльменам спуститься вниз.

Гости над чем-то смеются, когда я захожу в комнату, а Вадим, первым замечая мое появление, поднимает руку в приветствии:

– О, Сашка, проходи. Я как раз недавно рассказывал ребятам о твоем сегодняшнем подарке.

С деланным смущением кланяюсь присутствующим:

– Ты рассказал им, как наложил штаны при виде дяди Бориных орлов? Ребята, какую версию он вам рассказывает? Как героически противостоял бравому отряду бойцов? Не верьте ни единому слову, а лучше заходите к нам в офис, я попросил дядю Борю сохранить запись с камер видеонаблюдения. Кино, я вас уверяю, прекрасное! Разогреем попкорн в микроволновке и посмотрим.

– Я тоже хочу! – подает голос Надя.

Ребята смеются, а я сажусь за стол. Передо мной тут же появляется тарелка, и дальнейшее застолье течет по классической схеме: мы ужинам, выпиваем и желаем имениннику разных благ, не сильно утруждая себя оригинальностью поздравлений.

Оглядываю взглядом веселую, захмелевшую компанию и думаю о том, как мне нравятся эти люди. Большинство наших общих с Вадимом приятелей с детства за годы жизни отсеивалось по естественным причинам. Эти клявшиеся в вечной верности когда-то на школьном дворе друзья все, как один, исчезали из нашей с ним жизни, стоило им упасть в омут семейного счастья. Мы некоторое время пытались таких людей не отпускать и продолжали приглашать на различные совместные мероприятия. Но получив несколько ответов, в духе «простите парни, Мариночка не может», опустили руки. В конце концов, насильно тащить людей в свою жизнь – занятие неблагодарное.

А потом, вдруг начавшие разводиться, многочисленные приятели вновь показывались на нашем с Вадимом горизонте. Мы первое время принимали их с радушием и снова в воздухе звучали жаркие клятвы в вечной дружбе и верности. Однако потом мы убедились, что прояснение в сознании этих людей носит лишь временный характер. «Вечная дружба» всегда длилась ровно до того момента, пока в жизни заблудшего друга не появлялась очередная «Мариночка», которая «не могла». После чего история повторялась сначала.

В конце концов, мы с Вадиком стали с легкой душой отпускать таких людей из жизни и больше внимания уделять тем, чье желание быть рядом не зависело от семейной конъюнктуры.

В отличие от непостоянных друзей, мы с Вадимом не давали друг другу никаких высокопарных обещаний, но не считали себя обязанными выбирать между семейным счастьем и друг другом. Я спокойно воспринял тот факт, что Вадим с какого-то момента будет проводить со мной меньше времени, поскольку он и раньше всегда чувствовал себя неуютно там, где я находился, как рыба в воде. Среди таких же сорвиголов и бесконечных подруг, чьи имена Вадим, как человек приличный, честно старался запоминать до поры до времени. Но потом бросил это дело, как бесперспективное.

Я видел, что моему тихому другу неуютно среди этого культа удовольствия и вечного праздника, в котором проходила моя жизнь. Так что я понимал Вадима и был благодарен за усилия, которые он прикладывает, чтобы составить мне компанию. В качестве ответного жеста старался не слишком часто настаивать на совместных диких вечеринках и стойко поддерживал Вадима в таких вот семейных посиделках, какими был сегодняшний вечер. Послушно слушал разговоры о рыбалке, мини-вэнах и особенностях детского воспитания.

Когда Илья поднялся и пошел на балкон, мы с Вадимом увязались за ним. Мы иногда позволяли себе курить, если выпивали в компании курящих друзей и сейчас, как все эпизодические курильщики, неумело выуживали из протянутой Ильей пачки сигареты.

– Саш, я давно хотел спросить, – говорит Илья, поднося огонек зажигалки к моей сигарете, – почему ты не женишься?

Затягиваюсь едким дымом и кашляю. Со стороны это выглядит, как будто я поперхнулся от вопроса. Вадим улыбается – он знает ответ.

– Потому что не хочу, Илья, – отвечаю я любопытному приятелю, прокашлявшись.

– Как это не хочешь? – изумляется тот.

– У меня есть очень простая теория на этот счет. Я считаю, что невозможно желать связать себя узами брака, исходя из абстрактного желания женитьбы. Желать жениться или выйти замуж можно за конкретного человека, которого сначала нужно встретить. Потом понять. А потом искренне надеяться, что этот человек примет тебя в ответ со всеми твоими особенностями и благодарить Всевышнего за каждый день, который он соглашается провести с тобой. В вопросе «почему ты не женишься» я вижу призыв к ответственности за несоблюдение какого-то обязательного социального ритуала. А я редко руководствуюсь в своих действиях ритуалами, больше предпочитая следовать чувствам.

– Но если ты говоришь о чувствах, – Илья неловко стряхивает пепел в окно и Вадим заботливо пододвигает ему пепельницу поближе, – неужели тебе не хочется испытать серьезные чувства? Любовь?

– Использование в одной фразе слов «любовь» и «серьезность» вызывает у меня тоску. Уж чему-чему, а любви точно всякая серьезность противопоказана. Хочешь, я расскажу тебе о серьезности?

В какой-то момент наши с Вадимом одноклассники вдруг повально увлеклись серьезными отношениями. Настолько серьезными, что все, как один, парни и девчонки ловко связали себя узами брака. В те моменты, когда ленты социальных сетей белели вуалью, сверкали золотом колец и чернотой смокингов, счастливые друзья с торжественными аватарками призывали меня стать ответственнее и серьезнее.

В их понимании выход замуж или женитьба являлось главным критерием человека, способного брать на себя ответственность. Но знаешь, где сейчас все эти серьезные люди? Большинство из них развелись, матери-одиночки воспитывают детей, некоторые пошли по второму кругу бракосочетания. Разве это серьезно? Разве брошенные дети – это лучший образец ответственности?

Так кто из нас проявляет большую ответственность: я, разумно и трезво принявший себя таким, каким я являюсь и не пытающийся построить замки из песка или они, увлеченные блеском ритуала, не узнавшие толком себя и того, чего они на самом деле хотят в жизни?

Я не святоша, это правда. То, что мы в жизни наломали много дров – это бесспорный факт. Но я изначально признаю себя дровосеком и не пытаюсь изображать строителя. Мои намерения не расходятся с действиями. Ни одной из своих подруг я не клялся в вечной любви и верности, чтобы потом быть застуканным в постели с другой, как это часто происходит в браке. Так что не надо мне говорить про ответственность.

Вадим улыбается. У нас уже был однажды похожий разговор. Вадим тогда, хоть и не разделивший моей позиции до конца, все-таки признал, что в ней есть логика и его несогласие связано исключительно с нашими различиями во взглядах на жизнь. Теперь он, не скрывая, наслаждался нашей беседой, видя себя в запнувшемся в отсутствии аргументов Ильи.

– Даа… – задумчиво тянет Илья. – Я вижу, что ты долго над этим думал.

– Ты просто неправильно задаешь вопрос. Правильнее было бы узнать, почему я до сих пор не встретил ту, на которой бы захотел жениться. А может быть, и не захотел, но был бы от этого не менее счастлив с нею без штампа в паспорте.

– Так почему же?

– А черт его знает, – совершенно искренне отвечаю я и щелчком отправляю окурок в окно. Вадим смотрит неодобрительно, возмущенный то ли моей бестактностью в ответе, то ли актом утилизации мусора в мировое пространство через окно. Тем не менее, никак не комментирует и демонстративно тушит свою сигарету в пепельнице.

Мы некоторое время молчим, глядя поверх деревьев на светящуюся клетку окон соседних домов, раскинувшуюся до самого горизонта. Тишину снова нарушает Илья.

– А знакомства в сети ты когда-нибудь пробовал? – неожиданно спрашивает он.

Услышав вопрос, Вадим с интересом поднимает на меня глаза. Ему любопытно услышать мой ответ, ведь мы раньше никогда не обсуждали с ним способы, которыми в моей жизни появляются женщины.

– Пробовал несколько лет назад, – честно отвечаю я, – ничего хорошего.

– Почему же?

– Мне кажется, проблема любых сайтов знакомств в том, что в них отсутствует одна жизненно необходимая вещь.

– И какая же?

– Контекст! – многозначительно выдаю я и смотрю на реакцию приятелей.

Они молчат и ждут продолжения:

– Всем современным искусственным способам знакомства не хватает контекста. Какими бы навороченными ни были эти приложения и сайты, они все страдают одной болезнью: единственный контекст, объединяющий потенциальную пару – это само приложение. То есть единственная объединяющая в этот момент двух людей цель – это поиск новых знакомств. Я нахожу это сомнительным поводом для возникновения влечения. Приложение искусственно насаждает людям друг друга. Возможно, им повезет: и они случайно окажутся теми, кого оба ожидают. Но чаще происходит иначе. Это лотерея, Илья, а я с детства не люблю доверять свою жизнь воле случая.

– Что же такое, по-твоему, этот загадочный контекст? – включается в разговор Вадим.

– Что угодно! Два человека, столкнувшиеся на улице, из-за того, что оба увлеченно читали в этот момент книгу, имеют уже на порядок больше шансов найти общий язык, чем искусственно скрещенные алгоритмами дейтингового приложения безликие профили. Я, конечно, человек прогрессивный, но по-прежнему считаю, что люди должны знакомиться там, где им больше всего нравится проводить время.

– Они скорее столкнутся, вперившись в экраны своих мобильных телефонов, – хохочет Вадим. – Но скажи мне, много ли у тебя общего контекста с женщинами, на которых ты охотишься в барах?

– Много, – вполне серьезно отвечаю я. – Достаточно того, что мы оба пришли ночью в одно и то же место, чтобы как следует повеселиться. Можно по разному оценивать серьезность контекста, но ночью в баре мы вполне органичны друг другу. Наши намерения и интересы схожи, и знакомство развивается так, как нам обоим этого хочется.

– Общие интересы – это выпить и потрахаться на диване в офисе? – хитро прищурившись, спрашивает Вадик. И добавляет, видя мои удивленные глаза: – Ой, Саш, ну, конечно, я все знаю.

Пожимаю плечами.

– Возможно, в вашей вселенной, парни, все женщины хотят исключительно семью, детей и вот это вот всё, – неопределенно машу рукой я в сторону гостиной. – Но я вас уверяю, что женщины не всегда хотят следовать роли, которая им рекомендуется обществом. Некоторым из них… да большинству, если честно, тоже хочется вполне простых человеческих удовольствий и безответственных приключений. Они приходят вечером в бар не для того, чтобы найти себе мужа. Они приходят выпить с подругами. Потанцевать. Если повезет, увлечься каким-нибудь особенно активным небритым зеленоглазым брюнетом, который легкой рукой снимет с них груз общественных обязательств и позволит хотя бы на мгновение проявить свою настоящую женственность. Другое дело, что искреннее проявление женщинами сексуальной инициативы в обществе почему-то до сих пор рассматривается, как девиантное поведение. Поэтому женщины о своих желаниях никогда не говорят напрямую. Но умалчивание не означает отсутствия этих желаний.

И я ведь даже не соблазняю этих женщин. Соблазнение подразумевает акт навязывания человеку собственных желаний, но разве можно считать соблазнением ситуацию, в которой эти желания обоюдны?

– Моя жена таких женщин называет ш… – начинает говорить Илья, но не заканчивает фразу. Лишь машет рукой, мол, вы поняли.

Понимающе улыбаюсь:

– Ну, это такой страшный бабайка для женщин. Сильнее растекшейся по глазам туши женщин беспокоит только то, не выглядят ли они так, как их называет твоя жена. И каждую секунду женщины балансируют между разрывающими их желаниями и ритуалом недоступности, который навязывает им общество.

Мужчина, который может показать женщине, что уважает и открыт к её естественным проявлениям себя – успешен у женщин. Мужчина, всем своим видом демонстрирующий серьезные намерения, получает полную программу, социальный олл-инклюзив, с конфетно-букетным периодом. В этом вся ирония отношений полов – обе стороны старательно следуют известным обоим правилам, чутко следя, чтобы все правильно исполняли свою роль.

– Дела… – задумчиво тянет Илья. Потом снова открывает пачку, думая закурить вторую, но отказывается от этой затеи.

– Ну а вы-то с женой как познакомились? – спрашиваю его я, переводя тему.

– На работе, – уклончиво отвечает он. – И у нас был контекст.

– Поздравляю, мой старомодный друг, – одобрительно улыбаюсь я. – Рад, что ты не из тех, кто играет в рулетку на любовь. Во все азартные игры лучше играть на раздевание. А любовь – материя тонкая! Шуток не терпит. Как и искусственного оплодотворения через все эти ваши «дейтинги».

Илья задумчиво кивает, я дружески хлопаю его по спине, призывая не воспринимать всерьез все, что он услышал, и мы возвращаемся в комнату.

Спустя час, прощаюсь с гостями и выхожу из квартиры в компании Вадима, который вызвался проводить меня до машины.

– Спасибо, что заехал, дружище. Душевно пообщались. Обычно ты как ураган носишься вокруг, и мне иногда не хватает таких глубоких разговоров. Каждый раз с ужасом понимаю, что ты не просто жуткий бабник, но бабник идеологический. Это страшная, неизлечимая смесь!

– У меня совершенно запущенный случай, медицина бессильна! – с врачебным авторитетом комментирую я диагноз друга, и мы смеемся. – Спасибо за приглашение! Попрощайся с Надей, я не стал ждать, пока она уложит твою принцессу.

– Давай, до понедельника. Кстати, помни, что следующая пятница может стать для тебя последней! – неубедительно шутит Вадим, намекая на свою очередь готовить мне сюрприз на день рождения.

Смеюсь, открывая дверь подкатившего к подъезду такси:

– Хорошо, хорошо. Но учти, что прошлогодняя затея с внезапной беременностью уже тухляк. Я с тех пор внимательно слежу за тем, чтобы не оказаться счастливым обладателем абонемента в детский мир. Придется тебе придумать что-нибудь получше. Справишься или помочь?

Вадик кривится в дразнящей гримасе и пародирует последние слова, коверкая их.

– Ну, ей Богу, Вадик. Беременность? Ты серьезно? – сажусь в желтый автомобиль. – Это ведь так неэтично – использовать в своих гадких намерениях невинную милашку Светку!

– Настю, – поправляет Вадим. – Ту девушку звали Настя. И она была не такой уж невинной, насколько я помню по твоим рассказам.

Грожу ему пальцем.

– А ты все-таки меня слушаешь, когда делаешь вид, что тебе не интересно? Грязный извращенец!

– Мог бы и запомнить имя потенциальной матери твоих детей, несостоявшийся папаша! – он пропускает мою реплику мимо ушей. – Класть лицом в пол половину моего офиса, по-твоему, этично?

– Это и мой офис тоже, – я пожимаю плечами. – Зато нам всем было весело!

– Не сомневаюсь, что вы с Борисом Сергеевичем отлично провели время, пока твоего друга укладывали лицом в стол. Я чуть с ума не сошел. Кстати, торт был отличный! – говорит Вадим и закрывает за мной дверь автомобиля. Я опускаю стекло, чтобы бросить приятелю очередную шутку, но Вадим вдруг перебивает меня совершенно серьезным тоном:

– Езжай домой и не езди сегодня к своим девкам. Побереги себя хотя бы до следующей пятницы: не порти мне удовольствие отыграться.

Улыбаюсь нетрезвой улыбкой, киваю, и таксист трогается с места. Салон автомобиля погружается в ночную черноту переулка. Мы некоторое время петляем по улицам спального микрорайона, прежде чем выезжаем на шоссе и спустя полчаса оказываемся в центре мегаполиса.

Летними пятничными ночами город изменяется до неузнаваемости. Всегда собранная, строго взирающая на нас ровными гранями деловых центров, дневная Москва ночью выпускает своих демонов наружу. Она расцветает тысячей маленьких маяков, на которые, точно мотыльки, из своих спальных районов стекаются усталые люди.

Женщины с удовольствием снимают с себя узкие офисные юбки и облачаются в струящийся сверкающий шелк. Мужчины меняют галстуки на рубашки с широким воротом, рваные джинсы и кеды. Не важно, кто они днем – ночью можно быть кем угодно. Нужно быть кем угодно, главное – не собой.

Люди толпами стекаются со всей Москвы в оживающий ночью район Красного Октября. На дорогах желтеют сверкающие бока многочисленных такси. Изредка мелькают дорогие автомобили людей, для которых понты оказались дороже алкоголя, и они согласились самостоятельно сесть за руль в обмен на несколько минут восхищенных взглядов на подъезде к ночному клубу.

В какой-то момент ловлю себя на мысли присоединиться к набирающему обороты празднику. Ночная Москва гипнотизирует и запускает липкие щупальца в души всех случайных ночных гуляк. Она манит и зовет тысячами рассыпающихся огней, громкой музыкой, переливчатой роскошью и обещанием безответственных удовольствий. Прикоснешься к ней, поддашься этому влечению – и тебя унесет, закружит в океане света, сигаретного дыма и беснующихся в экстазе людей. Чертовски заманчивые перспективы!

Часы показывают половину первого. Прислушиваюсь к своим ощущениям и понимаю, что лучше последовать совету Вадима и поехать домой. Тихие семейные разговоры и нравоучения Ильи погасили весь кураж, и лучшим вариантом развития событий сейчас кажется оказаться дома, принять душ и уснуть под бессмысленную колыбельную какого-нибудь телеканала.

Пускай Москва эту ночь поживет без меня.