Читать книгу Герой на танке. «Пока не умер, я бессмертен!» - Андрей Караичев, Андрей Владимирович Караичев - Страница 2

В преддверии знаменательного Юбилея Победы в Великой Отечественной войне, мне невольно вспомнился девяносто пятый год, тогда к пятидесятилетию праздника 9 Мая, недавно созданным нами поисковым отрядом производился подъём танка «Т-34» с илистого дна реки «Северский Донец» Ростовской области.

Страна наша в те годы переживала не лучшие времена и, никакого отряда поисковиков не получилось собрать, не помоги нам один «добрый человек», из «Новых Русских», который не только нас основал, но и полностью спонсировал, – далеко не из благородных побуждений… присутствовала его личная выгода. Кстати, этот танк ему захотелось поднять не с целью, чтобы возвести в центре города как памятник, а установить в своём личном музее ВОВ (коллекционер) … единственное: вход и посещение для ветеранов он сделал бесплатным, с остальных за просмотр своих выставок брал определённую сумму… Бог ему судья… жизнь его оборвали настигнувшие нанятые конкурентами киллеры в 1997 – ом, – история о другом.

Остро стояла проблема в том, где нам его найти? Понятно, что затонуло в годы войны бронетехники в водоёмах и болотах много, но мы хотели знать точное место для поисков и, тогда я, ещё совсем парень, уговорил с большим трудом своего боевого деда, ветерана – танкиста, показать нам, где в Ростовской области может сегодня покоиться в объятиях рек или озёр легендарный «Т – 34» (требовалась именно эта модель, с 76 – мм пушкой, – прихоть «блатного»).

Вскоре дедушка согласился, и мы привезли его из Москвы, на нашу малую Родину, где он когда-то появился на свет, вырос… дрался с фашистами…

Главным условием моего почётного ветерана стало одно, – чтобы останки танкистов захоронили с большими почестями, как полагается.

Не смотря на свой преклонный возраст и ослабленное здоровье, дед Гена не только с первой попытки точно указал нам место, где на его глазах зимой 1943 года затонула «Тридцатьчетвёрка», но и предупредил нас:

– Вы ребятки смотрите, он вверх дном там лежит, на башне. Перевернулся, когда под лёд уходил.

Вскоре начались первые попытки поднять боевую машину со дна реки: пригнали множество техники, оборудования, водолазов; любопытствующих собралось много, несмотря на небольшой, периодический летний дождь и нехарактерный для июля холодный ветерок.

Наконец, долгожданная удача постепенно стала к нам приходить, – из-под воды показалось 76-миллиметровое орудие «утопленника».

Старший поискового отряда обратился к моему дедушке Гене:

– Отец, ты говорил в танке должны покоиться останки экипажа, а сколько человек там всего, если не секрет?

– Ты скоро сам увидишь, сынок, когда до конца поднимите машину, зачем тебе?

– Просто: сгораю от любопытства! Та-а-к, сколько?

Ветерану явно не нравилась весёлая обстановка, царящая при подъёме танка. Сам он стоял весьма печальным, наверное, возвращался мысленно к временам военных событий, тем не менее, сухо ответил:

– Пятеро…

Главный, боясь обидеть ветерана, аккуратно пояснил:

– Путаешь ты чего-то Отец, это «Тридцатьчетвёрка» 1942 – го года выпуска, у неё экипаж всего четыре человека! Это на «85 – ой» появится пятый танкист, – наводчик!

Дед Гена медленно достал папиросу из кармана (бабушка ему запрещала курить из-за здоровья, но, сейчас её нет), поджёг спичкой, глубоко затянулся, медленно выпустив дым, ответил:

– Ничего я не путаю, Сынок! Достанешь, тогда сам убедишься! С ними там, в рубке, ещё сестричка находилась, она, когда обстрел начался в башню запрыгнуть успела.

После его слов старшему отряда стало неловко и извинившись, он ушёл давать указания водолазам; дедушка пошёл в палатку отдохнуть, попросив заранее, чтобы перед тем как танк начнут вытаскивать полностью, разбудили его, хотел переодеться для почтения памяти своих боевых товарищей.

Выкатить «Тридцатьчетвёрку» нам удалось на следующий день, после обеда.

К нашему удивлению, ветеран вышел «встречать» танк со дна в военной, советской форме старого образца, с орденами: «Красного знамени», «Красной Звезды», «Ленина», медалью «За отвагу» и… Золотой Звездой Героя Советского Союза, только одной, всего у него имелось их две.

«Именно эти ордена и висели у дедушки на мундире, когда на его глазах данная „Т-34“ затонула», – догадался я.

Привычных для обывателя погон на форме бывалого танкиста не оказалось, вместо них красовались петлицы с «кубарями» старшего лейтенанта танковых войск.

Снова главный поискового отряда решил «упрекнуть» деда Гену:

– Отец! Так, в 1943 году погоны ввели, почему в петлицах?

Старик лукаво улыбнулся.

– Верно, сынок! Только приказ вышел одевать всем погоны с 1 по 15 февраля 1943 года, если память мне не изменяет, а танк этот затонул в конце января! Более того: я даже на «Курской дуге» ещё петлицы встречал, – то-то!

Ветеран снова вышел «победителем» в споре со старшим отряда, вогнав последнего в густые краски.

Когда «Тридцатьчетвёрка» выезжала на полый берег Донца, дедушка стоял по стойке «смирно», приложив руку (воинское приветствие) к своему танкошлёму.

Дед Гена оказался полностью прав: в танке мы обнаружили останки пяти человек, среди экипажа находилась и погибшая медсестра, на её подгнившей санитарной сумке до сих пор сохранился цвет красного креста.

После того, как останки экипажа и девушки мы передали в руки сотрудников местного военкомата, а танк освобождённый от боеприпасов и залежей ила был погружен на тягач для транспортировки и последующей реставрации, дедушка вновь переоделся в гражданскую форму и присел рядом с молодёжью у костра, молча смотря на противоположный берег реки, где когда-то, он дрался с фашистами.

Долго наслаждаться тишиной ему не пришлось: вокруг ветерана быстро образовалась немалое количество людей со всеобщей просьбой, – рассказать подробности того сражения, когда провалился под лёд, недавно поднятый нами танк.

– Война шла! – отмахивался вначале дед Гена, – тогда многие гибли, случай не такой и редкий, чего тут рассказывать?! Одно меня радует: безымянными танкисты похоронены не будут, двоих имена и фамилии я до сих пор хорошо помню, документация подразделения где они служили должны сохраниться в архивах, восстановим всё! Половина века минуло, только сейчас Герои упокоятся в земле, которую самоотверженно защищали.

– Расскажите! Нам всем интересно, а я в журнале об этом напишу! – ласково уговаривала его девочка корреспондент из областной газеты и ветеран всё-таки согласился на рассказ.

Со временем в памяти многое сгладилось, расплылось, я что-то помню хорошо, отчётливо, в деталях, а что-то совсем спуталось.

Я не должен был здесь оказаться, не моя это бригада просто! Попал в госпиталь, его разбомбили и, оторвался от своих, в пехоте успел повоевать, потом приказ Сталина о танкистах вышел и на время «прикомандировался» здесь.

Мои сослуживцы под Сталинградом как раз страшные бои вели, я, конечно, туда рвался очень, но, приказ есть приказ! Везде воевать надо! Хоть шёл не сорок первый год, конечно, да танкисты всё равно в высокой цене ходили! А хорошие специалисты, – подавно!

Странная штука: вплоть до «Курской дуги», наша бригада как лягушка-путешественница была! Куда только нас с боевыми товарищами не кидало! Лишь после «перелома» оставались в одной танковой армии.

Тот день, когда Коли Ермоленко не стало, – это командир поднятой сегодня машины, ничем особенным не отличался. Здесь проходили небольшие, так называемые «Бои местного значения»; мой экипаж и его, послали на подмогу пехотному батальону сюда; ещё один танк дали в распоряжение, – это лёгкий «Т – 70», поехали втроём на задание.

Боёв никаких серьёзных не намечалось, вокруг всё оставалось спокойно, посыльный сказал, что наш батальон выбил немцев на тот берег Донца и практически всех уничтожил. От нас же требовалась то ли просто поддержка, если понадобится, то ли «Разведка боем», – не припомню точно.

Поскольку ничего серьёзного не предвиделось, командир пристал к нам с Колей, мол, – «Возьмите себе в экипаж мехводов молодых, они только с училища, выпустились по ускоренной программе, не умеют ничего! Хоть немного подтягивать их надо! Всё равно пока „безлошадные“; ваши то парни опытные, берите и учите молодых!»

Мы, конечно, пробовали возражать, но, услышали только одно, – «Это приказ! Выполняйте!»

Пришлось своих механиков высаживать на время, а себе брать молодых… куда деваться?!

Отъехали мы от нашего расположения на пару километров; у меня в груди что-то защемило, если хотите, – интуицией назовите или ещё как, но, я этому чувству всю войну доверял! Может, потому и жив остался! Остановил наши машины, заряжающего посадил на своё место (командира-наводчик), он парень смышлёный был, с орудием немного знаком, думаю, – «Случись чего, справится!», – молодого механика на место заряжающего, хлопец крепкий, сбитый, в самый раз! Я устроился за рычагами.

Кольке посоветовал последовать моему примеру, но он ни в какую! Говорит:

– Да брось ты, командир! Ничего не случится! Двум смертям не бывать, а одной не миновать! Молодых тоже учить пора начинать, пускай моточасы накручивает, пока есть возможность.

Двинули дальше, к берегу.

Когда приехали, картина вырисовывалась следующей: немцев наши бойцы действительно хорошо побили, справились без поддержки танков и артиллерии, здесь просто надо понимать, что такое «бой местного значения». Убитые по льду реки лежали, не прям, чтобы много, но имелись как наши, так и фрицы. Раненые стонали, медсёстры им помогали, кого-то на носилках несли, кого перевязывали прям на снеге.

Даю команду: медленно, по одному, на ту сторону реки перебираться, лёд-то толстый был уже, мороз крепкий стоял третий месяц, но, на всякий случай пошли по очереди. Переправились благополучно, ко мне командир пехотный подбежал, крикнул:

– Немцев побили! Наша главная задача сейчас раненым помочь, хорошо бы укрепиться, но солдат почти не осталось в строю, надо или подмоги ждать, или к своим возвращаться! А, что танки прислали, – это хорошо, мне так спокойнее!

Капитан этот метров на сто от моей машины отбежал и здесь снаряд близко с ним взорвался!

Немцы с высоты, где полуразрушенные дома ещё оставались, начали нас поливать всем, что только у них имелось: пулемётный огонь, пушечный, миномёты! Да всё разом! Они, гады отлично замаскировались, даже я, имея большой опыт, никого не заметил, пока стрелять не начали, не обнаружили свои позиции!

Естественно, лёгкая паника поднялась!

Солдаты бросились врассыпную, а сестричка наша, Валентина, я успел заметить, к Ермоленко на танк заскочила и нырнула в башню. Соображаю быстро: надо вперёд мчаться, у подножия пригорка прятаться, там «слепая зона», – не достанут! Рванул резко, маневрируя, за мгновения добрался куда планировал и лихо развернул танк, сдав ещё немного задом для надёжности… Ох, – что я тогда увидел, сквозь свой слегка приоткрытый люк!

Колькин «Т-34» закрутился на месте и по льду в обратную сторону попёр! Я за голову схватился, кричу ему, – «Дурак, назад! Назад!» – Смешно и глупо, конечно, разве он мог меня слышать? Рации у нас к тому времени стояли на танках, да вот связью их назвать, язык не поворачивается! Понятно, у него просто мехвод молодой запаниковал… шутка ли!? – После ускоренного выпуска под первый обстрел попасть? Испугался, наверное, а Ермоленко не успел на него повлиять, может, ещё сестричка в башне суматохи навела, – другого объяснения я не вижу…

Решали ведь там всё считанные секунды… они доехали до середины реки, и снаряд попал в десяти метрах от их танка, прочность льда нарушилась, и «Тридцатьчетвёрка» кувыркнулась под лёд… вот так.

Танкетка «Т-70» которую нам дали в помощь, грамотные оказались, не ожидал я! Они не растерялись, обстрелянные вояки попались (там экипаж два человека всего), резво маневрируя и ведя огонь с ходу, ко мне сумели прорваться в слепую зону, уцелели.

Пехота… кто успел на обратный берег перейти с ранеными, те спаслись, потом отстреливались слабенько, но молодцы, товарищей своих обездвиженных не бросили на верную смерть!

Я быстро принял решение, что оставшимся в живых нужно срочно прикрыть отход и рванул вдоль холма налево. Метров пятьсот проскочил и свернул на реку, – там отмель должна тянуться, как я помнил: если лёд лопнет, танк наш тогда глубоко в воду не уйдёт, проскочили бы вброд.

Повезло, – по нам даже не стреляли! Немцы сосредоточили огонь на отступающих с ранеными, – шибко этим увлеклись стервятники!

На другой стороне чуть вперёд проехали, забрались на удачную возвышенность, я снова занял своё место командира-наводчика и начал обстреливать обнаружившие себя немецкие позиции; «Т – 70» последовал моему примеру! Хороший всё-таки экипаж воевал в танкетке! Не растерялся, – бил метко! Потом лично ходатайствовал об их награждении. Главное мы сделали: предоставили возможность отойти нашим, эвакуировать раненых.

Но, Колька с экипажем и сестричкой там на дне, больше чем на пятьдесят лет так и остались лежать…

– Извините, – прервала ветерана девочка корреспондент, – вы не боялись под трибунал попасть? Вы ведь, получается, покинули место боя?

– Нет… за что? Приказа не поступало высотку брать, а «разведку боем» мы выполнили: примерное количество и расстановку сил противника выяснили, не одним же танком с танкеткой нам воевать? Пехота наша перебита почти вся, кто уцелел отступили, – приказ нами выполнен! Позже, ближе к вечеру вернулись мы со свежими силами; наши данные о примерном количестве и вооружении врага оказались правильными. Тогда за ночь, эта высота пять раз из рук в руки переходила! Выбьем немца, – они контратакуют! Мы откатимся назад, перегруппировку делаем и обратно! Только через сутки сумели окончательно выбить противника и надёжно закрепиться.

– Скажите ещё, – это тоже очень интересно: вы знали лично эту медсестру или нет?

Дедушка помедлил немного и после, тяжело вздохнув ответил:

– Да. Это ведь война! Там человека знаешь пару дней, а кажется, – всю жизнь знаком! С Валентиной мы недели две плотно общались. У нас что получилось: приехал я из боя с какой-то царапиной, окалиной от брони плечо разодрало, она и пристала ко мне, со своей медициной, так и познакомились. В минуты затишья даже наподобие танцев ходили с ней, хорошая была девушка, молоденькая совсем, едва девятнадцать лет исполнилось, она правда по отношению ко мне очень некрасиво поступила, – это являлось как моё личное проклятие в войну! Не одна она так делала.

– Как же, если не секрет?

Ветеран что-то прокряхтел и ответил с лёгкой улыбкой на лице:

– «Сдавала» меня особисту. Тут я сам, наверное, виноват: в личных разговорах своих мыслей и чувств не скрывал, порой лишнего болтал! Тогда некоторые побаивались этого, мол, – «Вдруг я специально такие, не совсем патриотичные беседы с ними веду, проверяю?!» – Вот и шли к НКВДшнику… Я обиделся на неё сильно тогда. Но, во-первых, она не первая кто так со мной поступил; во-вторых, – чего обижаться? Война идёт, девочка молоденькая совсем, глупая, жизни и не видела, помирились мы с ней в итоге, – через несколько дней, она утонула.

– Дедуль, а ты сильно по ней тосковал? – Сочувственно вырвалось у меня.

– Некогда горевать мне было! Говорю же: бои потом сильные шли, хоть бы полчасика выкроить себе, подремать, не до горевания! После да, конечно… Каждый день люди погибали, каждый час, минуту…

– А-а-а, кто ещё вас сдавал особисту? Тоже девушка какая-то как я поняла? – Записывая в блокнот рассказ, поинтересовалась корреспондент.

– Да, но, это отдельная история, – тяжёлый случай! Ещё с самого начала войны попалась одна «пиявка», также вот, сдала чекисту в своё время, а меня как раз в партию должны принять вот-вот… особист тогда выручил наш, девочка эта потом не знала, как прощения. Мы позже практически всю войну с ней вместе, бок о бок прошли… но, обида на неё сильно в душе осела, – не так, как на Валентину позже, ой не так…

– Расскажите! – Почти хором снова все обратились к дедушке.

– Это долгая история и начинать её надо издалека! Что же я вам, весь свой боевой путь начну рассказывать?

– Да!!! – Снова в унисон поддержали все ветерана.

Дед Гена широко улыбнулся.

– Хорошо! Может завтра расскажу, если настроение, подходящее найдётся! А сегодня, я уже устал сильно, извините, не молодой давно! Пойду на боковую…