Читать книгу Герой на танке. «Пока не умер, я бессмертен!» - Андрей Караичев, Андрей Владимирович Караичев - Страница 6

Железная дорога вела нас в БССР, под Витебск.

Мной снова овладевали необычные раздумья, кругом все отступают: колонны и эшелоны, которым казалось нет конца, двигались в тыл; люди спасались, с молниеносно тающей надеждой вскоре вернуться, ведь наша армия сейчас «оклемается» от вероломного нападения и погонит врага! А мы… мы напротив, – ехали вперёд. Туда, где немец стремительно наступал… куда деваться, ведь именно каждые отдельно взятые и собранные вместе бойцы являлись теми войсками, кто не должен пропустить фашистов вглубь страны; наши защитники и постоянно ловили на себе тысячи взглядов, в которых отражалось: грусть, гордость и вера в Красную Армию.

Стоит отметить, что во времена «Кукурузника» и особенно перестройку, обострялось внимание на то, как мы «Драпали» в сорок первом, какие глупые потери несли, а вот о громадной эвакуации, которую организовало правительство, опускается из виду.

Какой стране ещё под силу было такое провернуть?! Предприятия-гиганты, оборудование, документацию и специалистов вывезти под носом у фрицев и передислоцировать в далёкий тыл СССР, чтобы в фантастический срок возобновить выпуск всего необходимого для фронта?! Никому и никогда такое не удавалось!

Стоит признать, что в первые дни боёв, партия не хотела осознавать катастрофичности положения и массовая эвакуация началась не сразу: что-то успели лишь взорвать, уничтожить; многое досталось нацистам, в том числе и люди… отсюда и количество пленных…

Вскоре начал витать в воздухе призыв, с которым мы пройдём тяжёлую войну, – «Всё для фронта, – всё для Победы!»

К сожалению, из-за проклятых «Юнкерсов» и «Мессеров», которые постоянно кружили над головой, запомнил я в те дни маловато. Как окунаюсь в воспоминания, так: рёв самолётов, свист и взрывы! Представляете, у этих гадов на «Лаптёжниках» (так мы прозвали Ю-87) помимо бомб подвешивались специальные сирены, которые визжали при пикировании, таким образом, они сеяли панику среди людей. Видел в трофейной хронике, как фашистский лётчик управляет штурвалом одной рукой, а другой жуёт шоколадку и смеётся, – это всё при бомбардировке!.. Зачастую мирного населения! Вот когда вздумается вам строчить пьесы о «хороших немцах» (об этом ещё поговорим), посмотрите эти кадры!

Отчётливо помню строгую дисциплину среди отступающих частей РККА. Доходило до абсурда! Вообразите, – курсантам, которых в спешке эвакуировали от приграничных сражений, сутками голодающим и без сна, запрещалось брать еду у гражданского населения! Вплоть до того, что, проходя мимо забора со свисающими через него алыми вишенками или ранними яблочками, нельзя было сорвать и одной! Приравнивалось к мародёрству. Сейчас, в мирное время кажется предельной глупостью, а тогда правильно всё делалось.

Не должен наш воин опорочить себя тем, что вместо защиты народа, объедать его! Ведь знаете, как стыдно отступающим солдатикам становилось, когда на них с укором смотрели и взглядом одним вопрошали, – «На кого вы нас оставляете, родненькие!?», – аппетит у человека с честью или хотя бы совестью пропадал напрочь… хорошо это показано в фильме Сергея Бондарчука с Василием Шукшиным, – «Они сражались за Родину», – как солдат пошёл ведро просить у старушки, раков наварить.

Но, из-за этого, отдельной болью в сердце отдаётся то, что наши ребятки, падая от недоедания с ног, слушались приказа и старались не опозориться перед своими гражданами, нашлись-таки подонки, кто это сделал вместо них! Я не о мародёрах и мелких воришках, эти всегда были есть и будут, при любом несчастье, – падальщики одним словом; что с них взять? Я говорю о «Бранденбурге – 800», немецких диверсантах! Ох и попили они нашей кровушки в начале войны… и на её протяжении тоже… эти «мудрецы», не малую часть которых составляла наша же эмиграция (дети кулаков и беляков, бежавших за границу), т.е. люди русские, что, – «Воевали не с народом, а с большевиками», – переодевались в советскую форму и творили в ней бесчинства! Они же специально дискредитировали бойцов Красной Армии в глазах гражданского населения! Эти диверсанты, немаловажный фактор наших неудач в сорок первом!

Сколько линий связи вырезали, складов на воздух подняли и внесли различной дезинформации, а также втираясь в доверие, мол, – «Мы свои из окружения пробиваемся с боями», – перебили ребяток со спины!? Никто не сосчитает! А сегодня, – это опять старательно умалчивается, приписывается всё нашим солдатам, – «Вот большевики зверствовали! Резали своих, насиловали, а немцы добрые, пришли освобождать!» – Нет! Всё это фашисты творили, – в нашей форме! Помните, – если вам насаждают подобную мысль, что Красные воины плохие, а немцы солдаты чести, – это эхо из прошлого всё говорит! Совсем не «Кукурузник», а доктор Геббельс! Его пропаганда в перестройке ходила, его-о…

Так что, следователям НКВД, до появления СМЕРШа тяжко приходилось… выявлять этих подонков! А их очень много разгуливало в нашем тылу и на передовой! Даже после войны этот «Бранденбург – 800» вылавливали! Не одни же немцы заинтересованы в своих шпионах среди советских солдат были, – много кто!

Танкист, Дмитрий Лоза, он на «иномарках» (машины, полученные от союзников по ленд-лизу) воевал, вспоминал, как его после войны дёргали к особистам, подтвердить показания однополчанина, знаете, как обернулось? А тот гад на немцев работал, в плен, когда попал его завербовали! Он рассчитывал, что свидетели его перебега к врагу погибли в бою и просчитался! Его уже после войны отправили с «легендой» и заданием обратно в Союз: просто устроиться, работать честно как передовик и ждать приказаний! Вот и судите сами, когда выслушиваете о невиновно репрессированных! Ладно, к этой теме по ходу рассказа ещё обратимся, не станем к политике возвращаться.

На пути в Витебск застали разбомблённый состав с танками, из нескольких десятков сохранилось машин пять.

Снова комиссар проявил себя с лучшей стороны и сумел договориться со станцией (и высшим начальством) чтобы уцелевшая техника отправилась на фронт с нами, в качестве пополнения, – всё равно пропадать! Проблема возникла с рабочими, слишком мало рук оставалось свободных, а делов много! Солдатики помогали и гражданские.

К своей великой радости встретил двух ребят: учились вместе; техники, как и я. Они, увидев на мне петлицы сержанта танковых войск, удивились:

– Никак разжаловали?! – Потрогал мой воротничок Ваня: рыжий и щуплый, но талантливый в моторах парень, – за что?! Ты ведь самый дисциплинированный из нас!

– Сплюнь, – убрал его руку, – нет! Сам согласился на перевод «С понижением», чтобы не техником оставаться, а в танкисты попасть! Всегда хотел, а здесь, такой шанс, – грех отказываться! А карьерой, после войны станем заниматься!

– Командир ваш говорил, ты в боях участвовал с фашистами?! – С нотками зависти и уважения поинтересовался Арсений Громченко: тоже не плохой техник, но жутко безалаберный, всегда при работе обязательно терял какой-нибудь инструмент, бросал где попало и забывал потом.

– Немного совсем, – стараясь скрыть гордость, отвечаю я, – в роли мехвода «Т – 34».

– Как он в атаке?! – Дуэтом завопили парни, – правда, что немецкое оружие её не берёт?!

– Что вам сказать… танки их против нас гадость! Но, если руки не из того места у танкистов, могут и подбить! Не мне вам рассказывать, что необученный человек для техники хуже любого снаряда, – сам угробит!

– Это верно!

– Хороши наши танки, спору нет! – Гордо выправился я, заметив подходящего комиссара, а потому, нарочно повысил голос, – но, необходимо знать слабые и сильные стороны как своих машин, так и противника! На фронте научитесь!

Виктор Илларионович показал мне часы и жестом показал, что на прощание с товарищами осталось пять минут, я кивнул, – «Понял!»

Приятели начали меня уговаривать, чтобы тоже взяли их с собой на фронт.

– Не хотим в войну техниками драться, хоть как ты, с понижением! Замолви словечко за нас с командиром! Ты нас знаешь, мы свои люди, вместе больше толку от нас выйдет!

– Сложно это, – пообещал я, – попробую! Комиссар не мой же приятель близкий! Ждите.

Действительно, техником мало кто хотел в войну служить: хоть в танках, хоть в авиации, – везде! Это герои, остающиеся в тени тех, чьё оружие готовят к бою, – все лавры доставались непосредственно воюющим. Считаю, что это не совсем справедливо!

Уговорить комиссара не вышло, и так творилась полная неразбериха! Тем не менее Арсений отправился с нами, только по своим прямым, должностным обязанностям. Он как-то исхитрился, тогда перед отправкой шепнул мне:

– Договорился, поеду с вами «обслугой», авось дальше как ты смогу в механики-водители выбраться! На фронте всё проще!»

Ивана же я больше никогда не встречал, не знаю ничего о его дальнейшей судьбе.

Пока наш эшелон не отправился, мы со свободными железнодорожниками и солдатами-помощниками успели снять некоторые необходимые запчасти (что уцелели чудом) с разбитых бомбами танков, – ох как это не зря сделали тогда, как окажется позже!

Наконец, прибыли в расположение бригады.

Комиссар, точнее теперь полковник, – он подобно мне сменил в Москве «род войск» и одел вместо «Политических», армейские погоны, приняв управление танковой бригадой.

Меня, как командира низшего звена определили мехводом, – я первый оказался в составе своего экипажа, путаница ведь с кадрами, но Илларионович дал мне право выбирать кого пожелаю к себе в машину, в том числе и командира-наводчика.

«Бригада», – это громко сказано! Не так я себе её представлял! Вместо стройных рядов новеньких блестящих танков, выстроенных «По трассировке» и гладковыбритых, опрятных, а главное, – ОБУЧЕННЫХ бойцов с командирами.

Перед нашими глазами предстала характерная картина для первых дней войны: смешанные машины, всего несколько «КВ» и «Т-34», а остальное так: «БТ», «Т-26», «Т-28»; пулемётные танкетки «Т-37/38» и бронеавтомобили. Бойцы все чумазые; часть в грязных, запёкшихся на солнце кровью бинтах; голодные, уставшие и заросшие… смотреть страшно! Им же в госпиталь прямая дорога, а после него в санаторий недели на три, – а не в бой! Но, собрали то, что осталось. К нам даже пара сбитых «Летунов» пристала, их всё гнали, – «Идите в небо! Вгоняйте в землю стервятников гитлеровских, в танках и пехоте справимся без вас!», – глупости, конечно, куда бы они пошли, когда немец рядом, а если и добрались до частей, на чём там летать?! Авиация практически уничтоженной оказалась в приграничных зонах…

Хорошо хоть те люди, которые прибыли с нами эшелоном оказались «свежими»: не раненными, не истощёнными, – у меня порой голова покруживалась. Но я не говорил никому, в госпиталь загреметь боялся; ещё больше, – стать обузой, а не достойным воином своей Родины!

Мне комиссар (полковник), помимо выбора экипажа предложил вместо «Тридцатьчетвёрки» взять на себя вождение и уход за тяжёлым «КВ».

– Ты знаешь толк в обоих танках! Садись на «Клима», броня, во! – Показал он большой палец своего огромного кулака, – шансов уцелеть поднимаются в разы!

– Нет, спасибо, – отказался я, – «КВ» отличная машина, но я резкость люблю, скорость! «Т-34» это продолжение моего тела! Я на нём справлюсь!

– Ох и упрямец! – Похлопал Виктор Илларионович меня по плечу, – ты только при подчинённых не спорь со мной, хорошо?

– Так точно, я и не думал.

– Молодец, мой боевой друг! Ну смотри, передумаешь, выделим тебе тяжёлый танк.

Полковник устроил мне такую популярность среди всей бригады и особенно моего батальона, словно я не в паре коротких боёв дрался, а ещё с «Империалистической» во всех конфликтах, что СССР участвовал и сражался! Ко мне подходили, руку жали, спрашивали, советовались… знаете, – стыдно так стало! Я покраснел, хорошо чумазый весь после проверки танков ходил, а то заметили бы! Сразу появилось острое желание, – скорее в бой! Доказать, подтвердить свою репутацию и то, что я достоин большого доверия Виктора Илларионовича!

Словом, – скоро у меня появится такая возможность, фашисты очень близко приближались к нам.

«Комиссар» (полковник, но я его по привычке, всегда либо «Батей», либо «Комиссаром» звал и до сих пор так зову) незадолго до вступления в бой ответил мне, когда я спросил, – «Зачем вы меня так нахваливаете, зазнаюсь же!»

– Генка, мой боевой друг, так оно лучше! Воины малость упали духом, им сейчас нужен живой пример отваги, который ходил в атаку и, который рядом с ними сражается, плечом к плечу! Поэтому пойми правильно: если в бой смертельный я тебя посылаю, это не потому, что больше некого мне послать, а чтоб в пример тебя ставить на политзанятиях! Надеюсь, что с тобой ничего не случится, – я доверяю, своему чутью!

– Постараюсь не подвести ваших ожиданий, товарищ полковник! – Принял стойку «Смирно».

– Это по-нашему, по-большевистски! Жаль не удалось тебе награды какой ни будь выбить в Москве: времени мало и подтверждения наших подвигов тоже недостаточно! Вот как покажешь себя в бою, сразу представление напишу!

– Виноват, но я сражаюсь не за награды, а за Родину.

– Молодец! Сейчас свободен, через 20 минут общее построение… в разведку боем добровольцев назначать станем; тебе необязательно соглашаться, это верная погибель, мой боевой друг!

«А я соглашусь!», – думал про себя, уходя из наскоро выкопанной землянки командира.

С наградами тогда, в первые дни войны очень туго дела обстояли, – это правда. Не знаю, почему так, но многие герои, кто большие подвиги совершал в начале ВОВ, достойно не награждались, им вместо положенного по всем канонам Героя СССР запросто давали орден Ленина или Красного Знамени…

Построение проходило в торжественной обстановке, насколько это возможно по тогдашним обстоятельствам. После «Пламенных речей», преклонения перед знаменем и его поцелуем, слегка опустив головы и помолчав, командиры тихо добавили:

– Требуются добровольцы для разведки боем, вам необходимо вызвать огонь на себя, чтобы противник демаскировал свои позиции, по возможности определить их количество.

По сути, если читать между строк сказали нам следующее, – «Кто готов погибнуть? Понимаем, что это верная смерть, но, – Родина Мать зовёт!», – выжить шансы у того, кто на такое подпишется равнялись чуть больше, чем нулю, я прекрасно всё понимал и… согласился. Те, кто в боях ранее участвовали смотрели на меня как на сумасшедшего. Но, с другой стороны, стыдились, что добровольно из батальона вызвался я один… немного подождав, вызвались ещё несколько танкистов, для целостности экипажа.

Арсений тоже захотел со мной, говорит:

– Давай, стрелком-радистом пойду с тобой! Мне же нужно себя проявить! Коли ранят тебя или ещё что, быстро смогу заменить, рядом ведь располагаемся, шансов уцелеть танку больше вдвое, если мы вместе!

Сначала его довод показался мне очень правильным. В другое время, когда не стояло бы такой острой нехватки подготовленных кадров для новой техники, – согласился, не раздумывая. А сейчас, возразил:

– Нет Сень… не уговаривай… понимаешь, если нас обоих сожгут, кто останется? С новой техникой во всей бригаде несколько человек в идеале знакомы, а в нашем батальоне только мы! Поэтому нам двоим головы в одном бою сложить никак нельзя…

Он с печалью, но согласился.

Позже, перед выездом ко мне подошёл «Комиссар» и отчитал:

– Ты понимаешь, ведь это верная погибель и когда я говорил, что тебе нужно проявить себя в бою для поднятия духа остальных, имел в виду не это, не чистое самоубийство!

– Так точно, понимаю, – вяло улыбнулся я и добавил, – не переживайте, товарищ командир! Пока не умер, – я бессмертен! – Не знаю, с чего мне в голову влетела последняя, по сути, абсурдная фраза, которая насмешила Виктора Илларионовича, но она в дальнейшем стала моим девизом на всю войну… на всю жизнь!

– Эка ты загнул! Тебе в политработники нужно, а не за рычаги! У нас это не положено, – суеверия, но, скрещу пальцы, чтобы ты живым вернулся!

Мы крепко, по-товарищески обнялись.

– Покажи им там чертям! Мой боевой друг! – Поднял свой здоровенный кулак вверх комиссар.

Одному из командиров, которых принято называть «Самодурами» взбрела в голову идея отправить нас в разведку боем на «БТ», это он обосновал так:

– Быстроходный танк манёвреннее! Вы сможете стремительным броском проскочить сквозь огонь врага и вернуться к нам целыми и невредимыми, а возьми «Тридцатьчетвёрку» или тем более «КВ»? Столько снарядов на себя примите, товарищи бойцы! Подумайте сами!

Удалось его переубедить с трудом, не без помощи полковника. Я и экипаж отправились на «Т – 34», на этом я настаивал. В сопровождение нам дали два танка именно «БТ» … здесь этот «Самодур» оказался непреклонен. Зачем для смертельного боя понадобилось ещё добавлять две машины? Тут хоть и жестоко, по законам войны, но стратегически правильно, – немцы могли запросто не поверить в то время, что мы идём в серьёзную атаку на одном танке, а так три штуки, считай взвод… должны клюнуть фрицы.

По-хорошему, кроме стрелка-радиста, чтобы в критическом случае, – ранении меня, помогал с передачами или вовсе заменил, можно в ту разведку было никого с собой и не брать, зачем людей гробить?! Но, тактика боя такова, что танк на ходу должен стрелять по противнику! Пусть совсем не прицельно, но вести огонь! Даже приказ такой выйдет вскоре, – идти в атаку с выстрелами из главного орудия! Это ещё нужно для «отвода глаз», – надавить фашистам на нервы, чтобы не выдержали и ответной стрельбой обнаружили свои позиции.

Позади нас, скрытно и на расстоянии пошли два бронеавтомобиля и танкетка, – это чтобы вычислить и по возможности сосчитать силы противника, чей огонь мы вызовем по себе. Т.е. команду они получили «В бой не вступать», – только разведка… вот так, – каждому своё…

Провожать нас, «смертников» вышли все: с печалью во взгляде, жалостью и стыдливостью. Прыгая в люк мехвода, я ещё раз громко крикнул, чтобы слышали окружающие: