Читать книгу Дневник провинции - Андрей Караичев, Андрей Владимирович Караичев - Страница 3

Утром по-прежнему чувствовал себя неважно, – странно, обычно сильному похмельному синдрому мой организм не был подвержен, возможно, просто простыл.

Сидя за столом на кухне и доедая остатки «роскоши» с былого, новогоднего сабантуя, я пропускал мимо ушей какой-то заливистый рассказ Ксюши. Мои мысли занимало вчерашнее знакомство с москвичом. После его историй, о боевых Московских «делах», чувствовалось какое-то неудовлетворение собой, – душевная пустота. Мне тоже хотелось чего-то необычного, бурных событий, перемен, рискованных ситуаций, адреналина.

С одной стороны, я прошёл немало для своих двадцати трёх лет: успел повоевать немного, попадал в бандитские перестрелки, уходил от ментовских погонь и лежал под прессом ОМОНа; но всё равно: тогда ещё оставался глуп, – мне не хватало бандитской романтики.

– Ты хоть слушаешь или я с цветами разговариваю? – Растолкала меня Ксюша.

Снова «вернулся на землю» и только сейчас обратил внимание, что громко играет магнитофон: звучала нудная и слезливая песня группы «Фристайл».

– Прости, задумался; голова болит. И выключи ты эту чепуху! Лучше Цоя поставь или «Сектора».

– Я их наслушалась вдоволь! А чего с головой? Может пива? Я сбегаю. – Сочувственно предложила девушка.

– Нет! Хорош: знаешь же, у нас это не приветствуется.

– А мне тогда можно?

– И тебе нельзя. Пей свою дрянь горькую из трав. – Предложил заменить ей алкоголь одним из «полезных» коктейлей, рецепт которого она вычитала из зарубежного журнала.

– Куда спрашиваю ночью ходил? До утра не было, ты в курсе, что беспокоюсь и не люблю твоих ночных похождений.

– Сто раз говорил, когда ты привыкнешь только?! – Повысил я голос, – не задавать лишних вопросов, тем более понимаешь: ответа не последует! Не лезь в эту сторону моей жизни! По-моему, такой уговор был, когда я тебя к себе жить брал?

– Ладно, не злись, привычка у меня такая. – Прижалась она ко мне, – сегодня, кстати, ты обещал к старикам своим зайти, хочешь, сейчас пойдём?

– Конечно, не хочу! Но… надо.

– Тогда я собираться? Или? – Прикусила она губу и расстегнула верхнюю пуговицу своей белой рубахе, одетой на голое тело.

– Собираться! Говорю же: голова болит.

– Хорошо. Ты прямо как вредная жена, всё на «голову больную» сваливаешь.

Как я упоминал ранее, Ксюша являлась моей одноклассницей.

Обычная девушка: застенчивая, скромная и умная; всегда слишком податлива со мной, что порой сильно раздражало. Она старалась во всём мне угодить, вероятно, сказывалось то, что она из неблагоприятной, сильно пьющей семьи.

Хоть Ксюша росла среди алкоголиков родителей и их таких же друзей, в окружении гор пустых бутылок, вечных ссор, драк, побоев, скандалов, – сама она стала очень порядочной. Могла выпить немного, не курила никогда (в начале 90 – х это редкость среди подобных ей девушек), и тем более не нюхала клей. А главное, не стала «честной давалкой»; скажем так, девичью честь берегла, по её же словам, – «Для тебя», т.е. меня: так оно и вышло.

Внешне одноклассница моя не то, чтобы красивая или страшная, скорее обычная, – приятная, симпатичная. Знала «на ура» сильные и слабые стороны своей внешности и умело этим пользовалась. Хорошо владела косметикой, которая тогда считалась дефицитом (качественная, разумеется). Ростом эта девушка была 167 см, стройная; увлекалась лёгкой атлетикой (тогда у нас другого спорта в свободном доступе и не водилось); светлые, кудрявые волосы, которые она всегда сглаживала; серые глаза, небольшой прямой нос и маленькие губы, – сочеталось это всё на её, слегка овальном лице, довольно гармонично.

В школе никаких отношений между нами не вспыхивало: дружили немного, списывал у неё постоянно; а после армии, когда меня девушка не дождалась, стали иногда гулять вместе. Выполнять роль моей фактической жены она стала всего чуть больше месяца назад, когда я ещё жил у своих стариков.

Произошло это следующим образом.

Вернулся я домой около одиннадцати часов вечера с очередного «дела»: бабушка с дедом не спят, шумно как-то слишком в квартире. Старушка встретила меня в коридоре и прошептала:

– Ксюша у нас в гостях. Прибежала в слезах вся… батька синяк ей поставил под глаз! Пойди пожалей её хоть.

Из семьи, повторюсь ещё раз, Ксюшка неблагополучной, отец, равно как и мать, были типичными алкоголиками середины 90 – х.

Я прошёл в ярко освещённый зал, где в кресле сидела одноклассница всё ещё хныкая, и приобняв её за плечи, спросил:

– Что на этот раз? Успокаивайся давай и рассказывай.

Девушка протёрла глаза рукавом.

– Как обычно, пришла с работы (трудилась в ларьке продавщицей) отец начал на водку просить, я ни в какую, он и завёлся: тебя мне припомнил, как мы допоздна гуляем, сказал, что моему хахалю… тебе… рога посшибает.

– Погоди, погоди. Не тараторь, а он в курсе, кто я?

– Нет, ты что? Просто знает, что мой однокашник. Можно, я у вас останусь сегодня? Боюсь домой идти.

В комнату вошла бабушка и ответила за меня:

– Конечно, хоть живи у нас деточка.

Одарив бабулю строгим взглядом, за вмешательство в чужой разговор, я вышел в коридор, где на тумбочке стоял телефон (ещё дисковый) и набрал номер своего товарища Томпсона, к счастью, тот оказался дома.

Попросил его приехать к моему подъезду и взять ещё кого-нибудь с собой из пацанов, попутно отвергнув предложение друга поднять всех на уши, заверив, что дело плёвое, – справимся сами.

Положив трубку и отозвав старушку в кухню, я ей пояснил:

– Значит, так: присмотрите пока за Ксюшей, я с друзьями к отцу её сгоняю, мозги вправлю.

– Правильно, – махнула она рукой, – нечего детей бить, ступай с Богом.

– Погоди, а где Дед? – Я только сейчас заметил его отсутствие.

– Пошёл за успокоительными в аптеку.

– Знаю я его «успокоительное!» Небось к Нинке за пол литром побежал.

Вместо ответа Бабушка сделала недовольную гримасу лица, словно это я виноват в, что Дедушка у нас большой любитель выпить.

Томпсон, на своём «Москвиче-2141» (на таком погиб Виктор Цой) припарковался у моего подъезда минут через десять, с собой он взял Бича, – это наш хороший друг, по имени Максим, а кличку «Бич» получил за то, что постоянно непотребно одевался и ел всякую гадость, даже будучи при деньгах. Зато, парнем был боевым, крупного телосложения, ни одной разборки или драки без него не обходилось. Вот и сейчас, когда я сказал, что едем «вправлять» мозги одному чёрту, он даже не поинтересовался кому и куда, – ему плевать.

Ксюшин дом находился в частном секторе недалеко от моей пятиэтажной новостройки, – пару минут и мы оказались на месте.

Во флигеле её родителей горел свет; из открытых окон слышались крики и матерная брань: судя по отрывочным фразам, доносившимся до наших ушей, присутствующие в доме угрожали расправой кому-то, кого не находилось рядом с ними.

– Нас, наверное, убивать собираются, – засмеялся всегда весёлый Томпсон.

– Я тебя умоляю! – Воскликнул Бич и направился размашистой походкой как у Порфирия Иванова по тропинке в дом.

Измученная голодом собака даже не вышла из своей будки, стоявшей возле входа, чтобы облаять непрошеных гостей.

Макс открыл мне дверь, предлагая войти первому (согласно иерархии бригады).

Когда мы втроём оказались внутри помещения, перед нашими глазами предстала типичная картина пьянки алкашей: овальный стол, вокруг которого сидели четыре мужчины и одна женщина, – мама Ксюши, её я узнал сразу, отца разглядеть пока не успел; на «поляне» стояло несколько пустых бутылок из-под водки и одна полуполная. Из еды: кусок хлеба, соль, пару кислых, надкушенных помидоров с традиционным в таких случаях, солёным огурчиком.

Мы с товарищами совсем не вписывались в данный интерьер: Томпсон, высокий, худой блондин с позолоченными зубами, вечно улыбающийся и показывающий их тем самым окружающим; Бич, чуть ниже 190 см Томсона, но намного шире его в плечах и я, самый низкий по росту из всех нас… зато, – более солидный.

Наконец, хозяева нас заметили, в комнате повисла тишина, я хотел было выдвинуть длинную, поучительную речь, которую прокручивал в голове, пока ехали сюда от моего дома, – не успел.

Макс без разговоров и приветствий сбил сильным ударом кулака ближайшего к нему забулдыгу, сразу же схватил стул, где тот сидел за мгновение до этого и обрушил его на второго мужика, об голову которого табурет разлетелся на мелкие щепки, благо, что тот оказался деревянным и дышал давно на ладан.

Двое оставшихся резко вскочили со своих мест: решили защищаться. Бич с завидной быстротой, взял со стола доску для резки овощей скинув с неё крошки хлеба и словно теннисной ракеткой по мячику, ударил ею в лицо третьего алкаша, – любит он выпендриться! Нравится ему, когда всё выглядит красиво и эффектно.

Я решил последовать его примеру, и как только четвёртый неприятель кинулся к кухонному ножу, ударил ему, что нашлось силы правым боковым в челюсть. Затем, схватив обеими руками так, чтобы он не успел упасть, с разворотом бросил бедолагу в сторону окна, проем которого оказался большим по размеру, и алкоголик легко в него вылетел на улицу, сопровождаемый осколками и шумом битого стекла. Холодный, зимний воздух, моментально проник к нам в комнату.

Вот и всё: конфликт длился не больше сорока секунд.

Женщина, мама Ксюши, в это время забилась подальше в угол, – неглупая, ввязываться в драку не посмела.

Макс сел за стол и подставив другой стул мне:

– Присаживайтесь, пожалуйста.

– От души. – Я опустился на табурет.

Для вида отряхнув стол рукой и оперившись об него обоими локтями спросил у хозяйки дома:

– Узнаёте меня?

– Да, – покачала она головой.

– Почему я здесь, вы тоже, наверное, догадываетесь? Где глава семейства?! Разговор к нему имеется.

– Он вот, лежит, – ткнула она пальцем в сторону и, обернувшись по её указанию, мы с Бичом поняли, что это тот, кто недавно получил в голову доской для нарезки.

– Приведи его в чувства, мы спешим. – Пробасил я холодным голосом.

– Да, сейчас. – Она, шатаясь от выпитого спиртного ранее, подошла к мужу, лёгкими ударами похлопала его по щекам. Когда он стал издавать непонятные звуки, налила ему половину стакана водки, протянув со словами, – «Выпей, люди поговорить пришли! Ну-у вставай».

Поднялся он на удивление быстро и без недавней агрессии устроился рядом с нами… правда, на полу. Поняв, что он будет смирным и готов слушать, я начал беседу:

– Здесь я из-за вашей дочери. Пришёл сегодня к себе домой: а там заплаканная девушка, со ссадиной на лице. Как прикажешь понимать?

– Ну, как его… это… епт… – Начал он бормотать.

– Яснее говори, валенок! – Прикрикнул на него Томсон.

– Ну, я в воспитательных целях… ну чего она шляется… чтобы воспитание было, так сказать. – Попытался, наконец, он сформулировать.

– «В воспитательных целях», ты только что получил со своими дружками! И шляешься, тоже ты, – ткнул я его указательным пальцем в лоб, – по блатхатам, да в поисках выпивки! А дочь воспитывать раньше надо было, причём, – трезвым! Явно не в таком состоянии, как ты это делаешь. Тебя самого надо уму-разуму учить!

– Чем мы, видимо, и займёмся. – Снова вмешался Макс, отрезая себе кусочек хлеба.

«Опять жрёт» – промелькнула у меня мысль.

– Это… не надо. – Виновато бросил в ответ отец Ксюши.

– А как надо?! Давай, ты скажи мне, – что делать? Какой выход ТЫ видишь? Оставить тебе её сейчас, в этом бардаке, я не могу: права не имею! Говори, твоё предложение, твой вариант. – Начали сдавать мои нервы.

– Я не знаю. Честно мужики.

– Мужики на базаре, – захотел поумничать Томпсон.

– У меня пока поживёт, – озвучил я своё решение, поднимаясь со стула, – а за вами обоими, я присмотрю: воспитывать вас поздно, жизнь сама это сделает, – сдохните от палёной водки или сгорите от окурка по пьянке.

Делать там больше было нечего, и мы направились обратно к машине.

– Мужики, а где это я? – Спросил у нас недавно вылетевший в окно алкоголик, растерянный и сидевший в сугробе.

– В Москве! – Бросил ему Саня и захохотал.

Ребята подвезли меня до дома. Немного поболтав с ними перед подъездом, мы разошлись.

Когда вернулся в квартиру, Ксюша уже успокоилась, – улыбалась от выходок моего пьяного Деда.

– Как прошло? – Подскочила она ко мне и повисла на шее, не давая разуться.

– Всё хорошо, – жертв нет. У меня поживёшь пока, если ты сама хочешь, конечно.

– Хочу, – посмотрела она на меня чистыми, преданными глазами.

Поужинав, мы отправились готовиться ко сну в мою комнату. Тогда я с ней спал (в прямом смысле, в одной кровати) впервые. Она заснула раньше, поскольку я имел давнюю привычку думать о разных вещах перед сном, вглядываясь в темноту ночи и покачиваемые ветром верхушки деревьев сквозь окно.

Мне понравилось, когда спящая Ксюша ласково обнимала меня, и я принял решение: стану переезжать на съёмную квартиру, обязательно возьму её с собой. Приятно так с ней стало, словно она, – «Бальзам, на больную душу».

Именно так я ненадолго связал свою личную жизнь с бывшей одноклассницей.

Теперь же, кода Ксюшка переоделась и приготовилась к выходу, мы отправились к моим Бабушке и Дедушке, поздравлять с наступившим, новым, 1995-ым годом.

Я не очень-то любил навещать своих стариков по резонным причинам: постоянная ругань между ними, вечное недовольство мной, родом моих занятий и попытками учить меня жизни.

Дед обычно был «навеселе», а бабуля, которая сама же постоянно давала деньги на выпивку, а потом, после этого обязательно долго и громко ругалась с ним. Наш визит, ничего толком не поменял: радуясь встречи и разговаривая с нами, старушка находила время одновременно ссориться со стариком.

Итог тоже был для меня привычным: несмотря на крепкий мороз, дед собрался идти пешком на дачу, – это где-то час ходьбы, если на срез по заснеженной лесостепи.

– Он не замёрзнет? – спросила Ксюша.

– Нет, не первый раз такое. Щас литр водки себе возьмёт, придёт на дачу, электроплиту включит, если электричество не отключили и ляжет спать.

Старик попросил у меня немного денег. Когда я их дал, он выскочил через входную дверь, пока бабушка не успела его задержать. Из подъезда доносилось пение деда, – «Конь боевой с походным вьюком».

Девушка разговаривала с бабушкой, а я безучастно сидел рядом с ними и смотрел в окно, как одинокая женщина рвёт вишнёвые ветки. Делала она это для того, чтобы сделать себе некое подобие чая, в те годы, многие жители нашей страны находились за чертой бедности и голодали. Мне не было перед ними стыдно, за то, что я мог «шиковать», поедать дорогие и дефицитные продукты, – нет. В их беде не я виноват. По сей день, – никаких угрызений совести я не испытываю.

Вечером, вернувшись домой, мы смотрели кино по видику; играли в приставку «Денди» или «Сега», – примерно так проходили зимние вечера того времени, когда у меня не возникало никаких «дел» или гулянок.

После того вечера, когда Зелех возил меня на знакомство с Витьком, жизнь моя постепенно стала входить в другое русло… хотя, тогда я этого не понимал.

Сразу как Юрка вернулся из Москвы, в нём что-то сильно надломилось, его словно подменили: он был менее весел и развязан как раньше, часто о чём-то надолго задумывался, строил планы на будущее, а главное, – стал опасаться своего окружения, тех троих «приближённых»; к счастью, мне он по-прежнему всецело доверял. Заходил ко мне в гости чуть ли не через день и засиживался допоздна, чего раньше за ним особо не наблюдалось. Обычно он предпочитал видеться где-нибудь на «нейтральной полосе»: кафе или какой-то клуб. Причём находясь у меня в гостях, он зачастую даже не говорил о каких-то делах или чём-то серьёзном, просто вёл дружеские разговоры; если же темы заходили о более конфиденциальном, как правило, в эти моменты Ксюшу приходилось куда-либо сплавлять из дома под любым предлогом.

Однажды, когда Зелех дал мне понять, что тема беседы предстоит серьёзная и мою девушку следует отправить погулять и это было мной сделано, он почему-то спросил не к месту:

– У тебя к ней как, серьёзно? Любишь?

– Ты знаешь, – ответил после коротких раздумий, – нет. Я, если честно, думаю уже, как бы с ней мирно порвать? Может, определить её в какой университет Ростова? Там новый круг знакомых, обстановка, – увлечётся, загуляется и сама от меня отпадёт.

– Хорошо, прикинем чего-нибудь по этому вопросу.

От обычных, повседневных «дел», Юра меня нарочно отстранил тогда же, ещё в январе: моя основная задача теперь состояла в том, чтобы навести порядок среди своей бригады; своевременно снабжать всем необходимым Витька и… Зелех поставил меня старшим среди проституток. Не сутенёром, а скорее крышей, – я должен обеспечивать охрану девочек как от буйных клиентов, так и от тех самых, их же «папиков».

Как бы там ни было, и, какой репутацией работницы «древней профессии» не славились, общался я с «ночными бабочками» вежливо и много: они очень хорошо ко мне относились, потому что я не осуждал их за выбранный род занятий, не приставал к ним и не принуждал спать с собой, скорее, они сами предлагали себя, – я отказывался.

Гораздо позднее, я догадался, зачем именно Юра пристроил меня к ним, – проститутки, делились по классам, – это дорожные, индивидуалки (на съёмных или своих квартирах принимали клиентов), бордельные, по вызову и т. д. Но главное, распределялись путаны по уровням: простые, бизнес и элитные, а, следовательно, все вместе, девочки обслуживали без малого весь наш город и его гостей.

Они знали много, про всё и всех, не исключением были и наши братки, – как известно, мужики под выпивку девочкам любят похвастаться, взболтнуть лишнего. Поскольку отношения с «жрицами любви» у меня стали отлично налажены, то и сливали они мне всю нужную и ненужную информацию по полной. Зелех предусмотрел всё это, знал он, что с моим характером и способностями, я начну получать все те «тайны», которые есть у проституток по нужным людям в городе. Потому и поставил к ним.

Юрка собирался изменить структуру, всю суть нашей группировки. Много говорил о какой-то легализации, о больших и официальных делах; о переменах, другом времени; а главное, он стал многому учить, взращивать из меня авторитета и «большого» человека, – постепенно, разумеется.

Знала ли Ксюша о том, что я стал работать с проститутками? Да, знала, – я не скрывал.

Характер такой у меня, просто поставил её перед фактом, – нравится тебе или нет, но я работаю с путанами. Здесь мне на руку сыграло девичье самолюбие одноклассницы: она посчитала, что раз я живу с такой личностью, как она, то не стану пользоваться услугами «грязных» шлюшек. Кстати, – в чём-то она права.

Ещё Юра настоял на том, чтобы я занялся собой, в частности, – обустроил личное жильё. Квартиру я хоть снимал официально, по факту, она вскоре должна стать моей собственностью, разумеется, не совсем законно, тем не менее так и вышло.

Мы ходили вместе с Ксюшей по магазинам, выбирали новые: обои, ковры, шторы, мебель, картины, бытовую технику; посудные причиндалы и прочее барахло, которым в 90 – е были завалены всевозможные прилавки. Она постоянно грезила о какой-то «нашей семье», о том, что скоро пойдут дети, спрашивала, кого я хочу больше: мальчика или девочку? Хех, – глупенькая, она тогда ещё не понимала, что сама в мои планы на будущее, никак не входит.

Лично для себя, разорвать с Ксюшей я решил окончательно как раз тогда, когда мы бродили с ней за многочисленными покупками. Вот, не хватало к ней какой-то душевной теплоты, радости, она была для меня словно подруга, сестра. Хотя нет, не сестра, – я чувствовал, что рядом со мной, чужой душе человек. Но, Ксюха этого не замечала… жить я с ней больше не хотел несмотря на то, что свою важную роль в моей жизни эта девушка сыграла в определённое время.

Да, она ждала меня так, как я хотел, чтобы ждали, – ведь к весне того же года, я снова занимался довольно небезопасными делами и приятно было знать, что дома меня кто-то ждёт, волнуется. Мне нравилось приходить уставшим после разных, скажем так, «дел» и разговаривая с ней, отвлекаться от нелёгкого дня, садиться за вкусно пахнущий, накрытый стол или после ванной наслаждаться расслабляющим массажем… и не только им.

Я не хотел её обижать и для расставания организовал целый план, не без помощи Юрки… об этом чуть ниже.

Для того чтобы мне стало удобнее снабжать Витька, Зелех подарил свою синюю «Девятку», ту самую, на которой мы ездили после Нового года на знакомство с московским гостем. Для нашего городка в то время такая машина оказалась очень даже неплоха, я поистине был счастлив и благодарен наставнику за такой подарок.

Ездил к Витьке, как правило, один или два раза в неделю, если требовалось, то чаще, – привозил ему продукты, выпивку, бытовые мелочи, что-то ещё по его просьбам, как, например, видеокассеты; иногда засиживался с ним надолго. Во-первых, – он являлся отличным собеседником, и я обожал слушать его рассказы о крутых столичных делах. Во-вторых, – я понимал, что человеку, который живёт один, ещё и скрываясь, просто необходимо общение.

Байки о братве из Москвы и их жизни, мне, конечно, очень нравились, в то же время они усиливали мою внутреннюю пустоту, – хотелось тоже пожить подобным образом.

Порой я замечал одну странность: Виктор, как и Зелех, пытался вывести меня на какой-то очень важный и серьёзный разговор, но не решался.

Однажды, 23 – го февраля, я приехал его поздравлять и немного отметить заодно (да, в то время выпивший человек за рулём был не редкостью), он протянул мне чёрно-белую фотографию со словами:

– Посмотри.

Взяв, я пристально изучил фото: с карточки улыбалась какая-то девочка лет семи, обычная такая, ничем не запоминающаяся, на обороте снимка стояла кривая надпись, сделанная явно детской рукой, – «Любимому папе от Даши».

– У тебя есть дочь? – Предположил я, возвращая фото.

– Да, угадал. Дашка моя. Давненько её не видел, раньше как-то и не сильно нужна была, знаешь: есть ребёнок и есть. Живёт там себе у бабки с матерью и ладно. Я ж крутой парень, Москва и все дела. А вот последний год, скучаю сильно по ней, увидеть хочу… пока нет возможности.

– Мило, – сказал я и полагая, что он не просто так давал фото, поинтересовался, – ты, зачем её показывал, какое-то дело? Не поверю, что из-за сентиментальности.

– Дело? – Задумчиво переспросил Витёк даже не меня, а скорее собственные мысли, – возможно, оно появится. Об этом позже. Пока рано. Что скажешь, красивая девочка, нравится?

– Она ж маленькая, ты чего? – Посмотрел я на него как на дурака.

– Не такая и маленькая, – наполнил стоявшие перед нами рюмки приятель, – ей 18 лет в декабре этого года стукнет: брат как-то звонил, говорил, – «Девка, – огонь! Устала пацанов от себя отгонять», – думаю, тебе тоже понравится, только тебе бы я её и доверил. Ладно, вздрогнем. – Поднял он своей огромной рукой стакан, едва не ударив им об потолок.

Я понимал, – он что-то задумал, и всё связано с его дочерью. Расспрашивать не стал, это не принято, захочет, – сам расскажет. Хотя, заинтриговал он меня сильно, не отрицаю.

После каждой беседы с москвичом моё душевное состояние ухудшалось. Меня словно разрывало изнутри: я лежал ночью рядом с Ксюшей и тяжело вздыхал, она часто спрашивала, – «Ты чего так вздыхаешь», – я всегда отбрехивался, не говоря правды. Просто молодость, – она такая! Вроде бы всё есть, понимаешь, что у многих жизнь гораздо хуже, а тянет к большему, чему-то запредельному. Да и моя «вторая половинка» меня тяготила всё сильнее: пришла пора расставаться с Ксюшей.

Однажды, за чаепитием на кухне, я честно поделился с Зелехом своими чувствами. Давалось это мне нелегко, но выговориться хотелось, а, кроме него, об этом я не стал бы говорить больше ни с кем на свете. Это точно.

Его ответ оказался очевиден, правда, для начала он просто рассмеялся.

– Ты нормальный?! Серёг, тебе мало романтики? Вся эта дурь, – он покрутил пальцем у виска, – через пару лет из твоей башки вылетит со свистом! И захочется тебе: богатства, стабильности, безопасности, крепкой семьи… в конце концов, – не бояться, что завтра останешься ни с чем на помойке. Поверь моему опыту, не дури. А, насчёт второй проблемы, Ксюши твоей, – это решим быстро. Сейчас давай, снег сойдёт, буквально в апреле, отправим её в Ростов, там у знакомой моей поживёт: осмотрится, поработает. Потом подаст документы в ментовской… точнее, юридический или как его там ещё, этот Вуз. Поступит гарантированно, там у меня крепкие связи.

– Давай! – Повеселел я, отойдя от первоначальной обиды на его смех.

– С одним условием, – прищурился Юрка.

– Каким?

– Чтобы этой дури о жизни по Витькиным рассказам в твоей голове не западало! Я думаю, как деньги отмыть, легализоваться в бизнес, а мой первый помощник желает обратного. Не дело это, братан!

– Хорошо, не буду. – Пообещал я и на том мы разошлись.

Апрель уже подходил к концу и мне никак не удавалось уговорить Ксюшу уехать в Ростов. Вот не хотела, и всё! Как я ни старался доказать ей, что это для её же блага, там перспективы, мы будем видеться по выходным, а может, я, вообще, скоро приеду туда к ней жить и т. д.

Нет, – не помогало! Она отвечала примерно одно и то же, – «Мне лучше там, где ты, поедешь ты, поеду и я». Либо, – «Скажи в глаза, что ты меня не любишь и тогда я уеду».

Я её не любил, но сказать прямо не мог. Такой вроде весь из себя крутой, а такой мелочи в глаза девочке выговорить не сумел… обидеть боялся… ведь у меня тоже «есть душа».

Можно, конечно, напиться и тогда точно ей всё сказать, как есть! Хотя, она бы в ответ отчеканила, – «Протрезвеешь, поговорим».

Я стал загуливаться допоздна или засиживаться у Витька, – всё без толку.

Даже хотел попросить ребят, чтоб, они постреляли в меня у подъезда, мол, – покушение! Может Ксюша испугается и согласиться уехать из соображений собственной безопасности? Зелех надавал мне «по шапке», когда узнал об этом, зато, сразу же помог сам. Не знаю до сих пор, о чём они там с Ксеней говорили, только на следующее утро она собирала вещи.

Помню день, когда она уезжала.

Я провожал её на автовокзале. Мы долго сидели в ожидании автобуса, слушая частые передачи по радио о вновь прибывшем или, наоборот, отбывавшем рейсе; молча наблюдали за голубями, которые бегали под ногами и клевали семечки специально для них бросаемые людьми на асфальт.

Было душно несмотря на то, что едва началась середина весны; слишком много людей находилось на автобусной площадке, – «Кто-то прощался, а кто-то встречал», – как пелось в какой-то песне приблизительно тех времён; цыгане бегали и просили денег, якобы «на хлеб», впрочем, то же самое делали и русские алкоголики, только последние клянчили мелочи на «поправку здоровья», некоторые из таких, уже «подлечившись подобным», теперь по соседству с нами на лавочке мирно спали, распространяя неимоверную вонь.

Атмосфера вокзалов мало чем изменилась с тех пор, – она, наверное, вечна.

Наконец, подъехал автобус, который мы порядком устали ждать; я поднял сумку, загрузил её в багажное отделение и пошёл прощаться с девушкой.

– Ты уж не забывай меня совсем, ладно? – Прикусила она губу.

– Не забуду! Да и ты, приезжай, если что, дед и бабушка рады будут только.

– А ты? – Она взяла меня за руку.

– Тоже. – Я погладил её ладони, обнял и поцеловав в щеку сказал, – до встречи, береги себя там.

– Кому надо беречь себя, так это тебе!

– О себе как-нибудь позабочусь, – потрепал я Ксюшу за плечи, – не люблю прощаться, долгое расставание – лишние слёзы! До встречи.

Такой, короткий и сухой разговор произошёл у нас в день расставания.

Автобус тронулся, и только тогда, через стекло я увидел, что она заплакала и погрозил пальцем, в ответ девушка улыбнулась и мы ещё раз помахали друг другу на прощание. Когда транспорт скрылся за горизонтом трассы, я прошёл к машине, за рулём которой сидел Томпсон.

– Куда теперь? – Спросил он бесстрастно.

– Домой отвези, там дальше сам справлюсь.

Я прекрасно знал, что мимолётная грусть от расставания на вокзале, – это чушь! Ксюша приедет в Ростов, потоскует какое-то время, а там, найдёт новых друзей и снова влюбится, особенно когда начнёт учиться.