Читать книгу Кочевник - Андрей Мирошников - Страница 3

Каменный ангел
1998
Зимняя тетрадь

Оглавление

«Ах, любовь моя, мука нежная…»

Ах, любовь моя, мука нежная,

Мне бы стать твоей лодкой быстрою,

Да зима сейчас больно снежная,

А на реках – лёд

                        вечной пристанью.


В сердце холодом чувство смутное,

Но от встречи мы не откажемся.

И святые мы, и беспутные.

То ли правы мы, то ли кажется?


Если свидимся – словно светимся —

От молвы людской не упрятаться.

Расстаёмся – надвое делимся.

То ли встречи ждать, то ли каяться?


Али в прорубь нам, да поставить крест?

Али кануть нам в ночь на саночках?

Пусть потом беду назовут «гротеск».

Да под лак её. Да под рамочку.


«Чей-то ангел на крыше гоняет чужих голубей…»

Чей-то ангел на крыше гоняет чужих голубей,

Отбивая чечётку,

                       свистит,

                             расправляет немытые крылья,

Вереща по-дурацки на древнем своём языке…

Хоть убей, но когда заиграет рассвет на трубе

И нацелится в окна светило,

                                    как опытный киллер, —

Голубятня окажется вдруг на замке.


И, босыми ногами по жести, похожей на наст,

Прямо к краю,

                к обрыву строительно-правильной кручи,

Безнадёжно скуля,

                 словно твой деревенский придурок,

И, печалясь за нас,

                          тех, кто верует больше в спецназ,

Тех, кого никогда ничему доброта не научит,

Он заломит крыла

                        и отчаянно рухнет в проулок…


Будет всё, как обычно: участковый,

                                     медэксперты, акт,

Пьяный дворник, зеваки,

                                 держащие дворик в осаде,

И всякий, как Шерлок,

                            понятлив и в версиях смел…

Только им не понять,

                            что имеющий крылья чудак,

Так неловко лежащий в сугробе,

                                    как будто в засаде,

Так любил голубей потому, что летать не умел.

Он хотел научиться, он так научиться хотел…


Чей-то ангел, скорее приблудный,

                                     бездомный, ничей,

Лихо свищет, ногами сучит,

                          матерясь, как безбожный сапожник,

Гонит ввысь голубей, подставляя восходу лицо.

Этот – парень не промах:

                                     есть все дубликаты ключей,

И божественных птиц от него запереть

                                               невозможно…


«Пресыщение от добычи…»

Пресыщение от добычи,

Отвращение после лжи.

Утопает в мечтах девичьих

Та, что рядом ещё лежит.


Сонно шепчет свои капризы,

И в объятиях душит стыд…

Кто-то пристально, с укоризной,

В окна смотрит из темноты.


Чай да сахар, любовь да ласка,

Но украденной я не рад.

И привычная дрожь опаски

Обращает усладу в яд.


И пылает чужое ложе

Шапкой, вспыхнувшей на воре…

Смотрит в окна, в сугробе ёжась,

Ангел каменный во дворе.


Он – бесчувственный соглядатай,

И ему ли меня судить?

Но мой серый двойник крылатый

Продолжает за мной следить…


Чутко спится в чужой постели,

Неуютно, как на костре.

Вьюга песни всю ночь свистела,

Куролесила во дворе.


Окна шкурит колючий ветер,

Бьёт по стёклам вчерашний снег.

Пламя страсти, чужой, неверной,

Обжигает и в полусне.


И ожог не унять снегами,

Не укроет метель и мгла —

Злую горечь обмана камнем

Кто-то бросил в узор стекла.


И ворвался ревнивый ветер

С белым крошевом на крыле.

Ты найдёшь на пустом конверте

Вместо адреса – мокрый след.


Сердце мучается похмельем,

И не хочется с ним на «ты».

Смотрит ангел, от снега белый,

Из предутренней темноты.


«Был день тяжёл, был сумрак сер, как никогда…»

Был день тяжёл, был сумрак сер, как никогда.

Пугали шум и слишком тёмная вода.

И ты боялась чёрных туч и всё ждала —

Ждала весны и белых птиц.

                                    Ждала тепла.


Дома стояли, как тома закрытых книг.

Тянулся миг, на сотню лет тянулся миг.

И словно пытка – голоса, шуршанье ног,

И этот город – безымянное пятно.


И краски старились на сером полотне,

Твой алый шарфик становился всё бледней,

И бедный скверик обречённо скрыть не мог

Немытых веточек графитовый дымок.


А ранним утром этот город чистым был —

Белей, чем мел, белей изысканных белил.

И краски пели, как живая акварель,

И ни к чему была печаль, что не апрель.


Мы шли легко, и каждый шаг оставил след.

И тот же шарф алел как кровь, как маков цвет

Пылали щёки. Сердце билось как во сне.

Была зима. И ты была. И падал снег.


«Снег идёт – боль крадёт…»

Снег идёт – боль крадёт

И не просит разрешенья.

Город тот и не тот —

Завершённей, совершенней.

Снег идёт – сеть плетёт,

Ловит съёженных прохожих.

Люди, скверы, литьё —

Все на этот снег похожи.


Снег идёт. Что нас ждёт?

Так не хочется об этом…

Если нам повезёт —

Нас с тобою не заметят,

Не узнают друзья

И подруги не осудят.

Снег идёт, и нельзя

Знать о том, чего не будет…

                         Снег идёт.


Не найдёт

Нас никто: мельканье это

Спрячет нас, заметёт,

Убаюкает до лета,

А потом – трын-трава.

А потом? Забудь об этом:

Снег идёт. Ты права —

Мы одни на белом свете…


Снегопад – нега, спать…

Белый снег постелью свежей.

Засыпать…

             Засыпать

Будет снег, ласкать и нежить.

Снегопад. На губах

Вместо слов

              снежинки тают.


Нас жалеет судьба,

Понимает, обнимает.


Белый снег. В полусне

Все слова —

             безумный лепет —

Тлеют в зимнем огне,

Белый снег —

                холодный пепел.

Всё грустней белый снег

Опускается на плечи.

Всё тесней белый свет,

Всё синее ранний вечер…


«Даже если снег лавиной…»

Даже если снег лавиной —

Будет всё не так, как прежде:

Будет всё наполовину,

А любовь утратит нежность,


Что нашла ты, отыскала

В муках, терниях и корчах…

В неизвестность зубы скалит

Чёрный пудель зимней ночи.


Белым зноем сон заноет,

Заболит истомно-тонко,

И запляшет за стеною

Белый шут ночной позёмки…


Кочевник

Подняться наверх