Читать книгу Кочевник - Андрей Мирошников - Страница 4

Каменный ангел
1998
Проводы

Оглавление

Женщина – ваша тень: когда вы идёте за ней,

она от вас бежит; когда же вы от неё уходите —

она бежит за вами.

Альфред де Мюссе

«Напраслина лести и блеск эпатажа…»

Памяти Н. Л.

Напраслина лести и блеск эпатажа,

И ложная скромность, и гордость назло —

Мы были любимы, любили однажды.

Нам было красиво. Нам страшно везло.


И ныне, когда я немыслимо старше,

И скучен, и зол, и роднёй окружён,

Я снова готов это имя – Наташа —

Царапать на парте карманным ножом.


На чистые стены, морозные стёкла,

На чёрные доски, в большую тетрадь —

Что пальцы посмели, что сердце исторгло…

Ах, первое чувство! Ах, Божья искра!


Шершавы осенние голые ветви,

Тяжёлые листья тропических рыб…

Твои в поцелуе опущены веки,

И пальцы легки в ожиданье игры.


Волшебное слово. Магический символ.

Я знал эту тайну. Я знал. Я забыл.

И всё, что осталось – печальная ива,

Холодное небо, бесстрастная пыль.


И что мне мелодии, трели, пассажи? —

Как ветер без воздуха, дым без огня.

Мне прошлое тихо шепнуло: «Наташа» …

Но прошлое больше не примет меня.


«Эта женщина – художник…»

Эта женщина – художник,

Пишет письма как рисует —

В этих строчках плачет дождик

И холодный ветер дует,

Листопад в осеннем парке

Клёном плечи обжигает,

Облака, касаясь арки

Триумфальной,

Набегают.


Эта женщина – художник.

В этих письмах – поздний вечер,

Шторм на море бьёт наотмашь,

Кораблей тела калеча.

Я читаю птичьи стаи,

Прячу голову под зонтик,

Исповедую усталость

Облаков до горизонта.


Этих писем почерк нервный

Режет пальцы, как осколки.

В этих буквах – колкость терний,

Можжевельные иголки.

В них и раненая нежность,

И изнеженная ярость,

Растревоженная спешность:

«Сколько мне ещё осталось?»


Эта женщина – художник.

Эти письма – буйство красок.

От распутства до святоши —

Откровенно, но без грязи.

Обнажённость – как закланье,

Обречённость на смиренье,

И шаманское камланье,

И монашеское пенье.


Эти письма, этот почерк,

Эти символы призыва —

То ли танец, то ли корчи —

Так ужасна, так красива.

И ласкает, и калечит,

И свои тревожит язвы…

Только мне ответить нечем:

Ни любви, ни слёз, ни фразы.


Проводы

I

Жизнь идёт по порядку —

Школа, свадьба, семья.

По утрам – физзарядка,

В выходные – друзья.

А ночами нам снится

То работа, то лес…

Греет руки синица,

И живётся, как есть —

И привычны все вещи,

И по кругу Земля…

Но однажды, под вечер,

Видим след журавля

И высокие дуги

Семицветных мостов.

И движенье по кругу

Прерывается – «Стоп!»


И по первым сугробам

Сердце скачет – «Весна!»,

«Кто ты?» – вместо работы,

А ночами – нет сна.

И синичка щебечет —

«Заболел? Заболел?»

И старается, лечит,

Поправляет постель,

Улыбается бодро,

Витамины шприцом,

Понимая – мол, возраст,

Перегрузки при всём…


«Как же дети?» – Не глядя,

Не боясь высоты,

С чемоданною кладью

Улетаем. «Прости…»

К многоцветию радуг,

Многоточию звёзд.

Нарушая порядок,

Что в сознание врос,

Мы бросаемся с жаждой,

Торопливо трубя…

Но однажды,

Однажды

Вдруг приходим в себя,

И тогда осторожно

Остываем – «Ну-ну?» —

Нам, шутя, ненадёжность

Вдруг вменяют в вину…

Вспоминаем законы,

Обрываясь с небес,

После долгих агоний

Мы на прошлое – крест.


Так уходят в «завязку»,

Так бросают курить,

Так вчерашняя сказка —

Это просто «Дурить» …

Оставляем без боли

Тех, кого «Никому» …

Так бегут из неволи,

Так сдаются в тюрьму.


И сбываются слёзы:

«Ничего, приползёшь!» —

С чемоданами, в осень,

Через слякоть и дождь,

На коленях до спальни —

«Будет всё, как тогда!..»

И, кодируя память, —

«Ничего, никогда…» —

Клеим рваные снимки

И карьеру свою,

Ставим те же пластинки,

Возвращаем уют…


Уж не косятся снобы,

Тянут руки друзья.

И послушнее зомби —

Дом-работа-семья.

Плотно в рамках приличий

Весь порядок игры.

…Коготки у синички

Оказались остры…


Жизнь идёт по порядку,

Всё по тем же часам:

По утрам – физзарядка,

На ночь – чай и бальзам.

Так, по той же дороге,

Доживая года.


Будет сказано много.

Но «Люблю» – никогда.


II

Этот воздух прощаний

Слишком трезв и сух.

Никаких обещаний,

Ни сокрытых, ни вслух,

Только тенью – неловкость:

Много сказано зря…

Рубит утлую лодку

Острие топора.

И – удар за ударом —

Пополам, пополам…

Ни горячки, ни жара,

Ни упрёка, ни зла —

Так старательно егерь

Валит лес-сухостой.

Так во время побега

Не решают: «Постой!» …


Руки, точно верёвки:

Что ни жест – невпопад,

Словно вёсла у лодки

Попадают не в такт.

Так в бессилии крыльев —

Неуклюжесть лопат,

И напрасны усилья —

Впереди водопад.

Вот обрушится плоскость —

Дух захватит испуг, —

Просмолённые доски

Разнесёт на щепу…

Белой пеной потока

Спеленает – Тони!..

Мы спасёмся. Но только

Будем слишком ОДНИ.

Нас сломает о камни,

Иссечёт, отрезвит.


…Будет тихая гавань,

Но, увы, – только вид,

Как с картинки рекламной

Отпечаток в глазах.

Будет небо над нами,

Солнце, ветер, гроза.

Но, как груз за плечами,

Будем вечно таскать

Этот воздух прощаний.

Суть его – пустота.


III

Провожаешь – походкой

И дрожанием рук.

В ожидании кротком

Узнаю медсестру,

Мать, монашку, сиделку…

Терпелива настоль —

Ухожу, надоела —

Ты не скажешь: «Постой».


Натыкаешься взглядом

Невесёлым: «Привет».

А ведь я ещё рядом.

Для тебя – уже нет.

Расплетаются корни,

Распадается связь.

И покорность – короной.

Ты свята́.

Я не свят.


Кочевник

Подняться наверх