Читать книгу Там, за Невидимым Пределом - Андрей Павлович Глебов - Страница 2

В тот год пожаловали на землю загорскую полчища игмедов. Вынырнули на поджарых своих лошадях, деревни и сёла головнёй покатили. Вот и взялись мужики калиновские за мечи и топоры боевые для привычного отпора супостатам, да не тут-то было. Игмеды снюхались с онлавами и ударили совместно. Хан Эншехир опытен, на кривой козе его не объедешь. Но втемяшилось в его упрямую башку захватить-таки калиновскую столицу. А самому не под силу, дважды зубы ломал об этот орешек. И вот сподобил онлавов в поход с собой выступить.

– Сзывайте мужиков со всех весей, – скомандовал воеводам князь Людота. – Сами не совладаем с врагом.

И отправились гонцы из дебрей лесных по рекам, ручейкам и тропинкам в Сохатое и Гагановое княжества собирать воинство на сечу. Покуда собирался народец калиновский, Кумогоры тем временем вооружались да кипятили смолу в котлах на случай осады. В кузнях ковали багры – врагов с коней стаскивать. Ребятня день деньской строгала стрелы. Лишь немощные и полуслепые старики маялись бездельем, не имея сил чем-либо помочь.

Людота стакнулся с Эншехиром ещё на подходе к Метелице: когда за спиной вода, то и воевать сподручнее. Половина войска ханского так и не умылась из Метелицы, но и калиновцы поредели. Пал в бою и сам Людота. Эх, крепкий князь был! Правил землями по-хозяйски: и бояр не забывал, и с народа подати не драл в три шкуры. А что за княжество без князя? Всё равно, что плуг без пахаря: силу людскую кто-то направить должен, а иначе всё пустое будет.

Воеводы кумогорские, само собою, начали за власть цапаться: наследника-то у Людоты не было! Хоть супостатов помяли и пощипали, но видать не до конца уморили – зубом на калиновцев так и щёлкают.

Эншехир не решился сразу на Кумогоры двинуться: надумал войску отдых дать и силы прикинуть. И вот, наконец, на берегу ханская конница выстроилась. Два дня кумогорцы и Эншехир друг на друга через реку пялились. Потом вражина стал плоты вязать, чтоб лошадей и всё остальное через речку перетащить.

Калиновцы ощетинились пиками, разогрели смолу, заготовили стрелы с паклей, чтобы жечь неприятеля на воде. Поигрывая кистенями, взирали на конников с дубовых стен.

Эншехир выехал к орде на белом жеребце. Дорогая сбруя сверкала на солнце, позвякивала. Игмеды и онлавы приветствовали хана криками.

Кумогорцы за сборами следили внимательно. Когда из-за деревьев показался хан, на стенах столицы кто-то крикнул:

– Сам вышел, стервец! Сейчас ему пятки-то поджарим.

– Ага, жди! Полезет он в пекло! Так с коня и не слезет!

– Экий гусак! – проговорил ополченец, глядя на неприятельский берег из-под руки. – Небось, самому-то штаны мочить не хочется, других посылает.

– У них и без речки штаны намокнут!

На стене грянул хохот. Девицы давились смехом, закрывая рты платками; дружинники и мастеровые, не в силах вымолвить ни слова, тыкали пальцами на тот берег, корчась и вытирая набегавшие слёзы.

Порыв ветра донёс хохот до ушей Эншехира.

– Чему рады загорцы? – спросил он тысяцкого.

– Не знаю, но когда враг смеётся перед боем – это плохой знак, мой хан.

– Заткнись! – взревел полководец.

Тысяцкий опустил глаза к земле, отступая. Эншехир обвёл твёрдым взором войско и кивнул.

– Давай! – прокатилась команда по всему берегу.

С гиканьем и воплями игмеды и онлавы принялись сталкивать плоты в Метелицу. На реке плотов было как листьев на осенней луже. Враги жаждали крови. Смех среди загорцев поутих.

– Эх, только бы до завтра дожить, – говорил шестнадцатилетний белокурый парнишка, теребя пальцами ворот рубахи. Рядом его отец перекидывал из руки в руку боевой топор.

– Ничего, Белогур, не впервой учить незваных уму-разуму, – повторял Увар сыну. – Посмотришь, как это делается, а потом и своих детей научишь. Вот накостыляем этим рожам и снова заживём счастливо.

Едва плоты приблизились к песчаному бережку, как из-за стен полетели булыжники. После первого залпа десятка два врагов свалилось в воду. Гребцы старались вовсю. Стрелы тёмными стаями взвились в воздух, на брёвнах началась суматоха. Игмеды, суетясь, сталкивали друг друга в Метелицу.

– Вот так, братки, окунитесь! – приговаривал отец Белогура.

Плоты подошли к берегу. Только показалось дно, самые нетерпеливые попрыгали в воду и кинулись к стенам Кумогор. Тут же взметнулись приставные лестницы – будто саранча налетела. Загорцы сбивали врагов пиками. Те с воплями падали вниз в заросли полыни и лопухов. Завязались поединки и на стене. Первые смельчаки вступили в бой.

Увар махал топором, не забывая поглядывать на сына, который рядом орудовал мечом. Белогур, крепкий в отца, в свои шестнадцать был выше игмедов и онлавов на полголовы, а некоторых и на целую голову. Рубился он старательно, удерживаясь от гнева. Гнев в таких делах – плохой советчик и только силы отбирает.

Сражающиеся скользили на пролитой крови. Обезглавленные трупы, рассечённые тела падали одни на другие. На них валились воины, пронзённые пиками, мечами и саблями; отовсюду слышались стоны умирающих, а с реки подходили новые силы.

– Эх, соседи не успеют подтянуться, – в перерывах между ударами сетовал Диян, княжеский дружинник.

– Авось сами справимся, – ответил Увар.

– Многовато вражин-то.

– Делаешь – не бойся, боишься – не делай. Стой, где стоишь.

Хан Эншехир наблюдал за сражением. Калиновцы стоят как скала, не свернёшь. Как бы и в этот раз удача не прошла мимо.

К вечеру измождённые долгим боем онлавы нашли силы прорваться за стены. Стычки завязались на улицах. Обе стороны истекали кровью. Хан решился на последний шаг: направить свежие сотни в город, оставшийся почти без защитников.

Белогур вскрикнул, предупреждая отца об ударе сзади, но мощный игмед размозжил Увару череп. Отец умер сразу. Белогур на миг замер, что едва не стоило ему жизни. Увернувшись в последний момент, отбил летящий навстречу клинок и тут же атаковал. Поверженный противник рухнул к ногам победителя. А потом ещё один. И ещё.

Кровь тихо сочилась из многочисленных ран, унося силы. Копившееся напряжение последних часов горой навалилось на плечи и опустило на землю. Всё заволокло красным. В ушах звенело.

Очнувшись, Белогур разлепил веки. Шум сражения утих. Ни мучительные стоны, ни трудное шевеление раненых не могли отвлечь взгляд от закатного неба. Недолгая жизнь Белогура подходила к концу. Жаль умирать, так и не начав жить.

Такие сражения остаются в памяти народной на века. Благодарные потомки слагают песни и былины, а седовласые бояны напевно прославляют безымянных героев. Народная фантазия приукрашивает события многовековой давности, но от этого не уйдёшь: былина – это рассказ о прошлом, о том, что действительно было. Былина – от слова "быль".