Читать книгу След Кенгуру - Андрей Виноградов - Страница 18

Мыслишка отступиться от утром задуманного подросла до размера мысли так же быстро, как сам Антон за последнее лето превратился из пацанчика в пацана. С той лишь разницей, что не понадобились ей ни три месяца, ни полцентнера подгоревших каш с хитрым желтым взглядом разомлевшего плевка масла из середины тарелки.

Трамвай отбивал колесами положенный ему ритм, приближая Антона к его остановке и с каждой минутой ему становилось понятнее и яснее, что и с «неудобоваримым» внутри себя вполне можно жить. И эта ясность возвращала мальчишке привычную бодрость и предвкушение еще не родившихся шкод. Он старался думать о старой жизни, сравнивая ее с так и не наступившей новой, неторопливо, сдерживая подступившее вдруг лихорадочное возбуждение, размеренно, обстоятельно, как если бы объяснял все это вслух кому-то из взрослых.

У него получалось.

«В самом деле, как-то же дожил до этого дня! Нормально дожил, можно сказать, неплохо. А то, что раз в две недели скандал в школе, что ремень, как отец выражается, с задницей дружит «неразлейвода», так нас «того-этого», а мы, как говорит Колька из девятого «А», только крепчаем. Раньше, вон, в пятом классе каждую неделю «разбор полетов» предки устраивали. Как по расписанию: пятница, дневник, скандал, ремень, без кино, два часа гуляния в воскресенье, все остальное время – уроки. А теперь, глядишь, нет-нет, и нормальные попадаются выходные.».

По всему получалось – налицо явный, неоспоримый прогресс. Что, собственно, и следовало доказать.

То есть, новая жизнь сама подкралась к Антону без звонков и прочих оповещений, и была она не «шапкозакидательской», без наскока, а вполне себе умеренной и деликатной. О такой только мечтать. А он, балда, не заметил. Так что начинать «самую новою» или «новейшую» – это уже вышел бы перебор. «Лучшее – враг хорошего», – вспомнил он еще один бытовавший в семье афоризм. Правда связан он был, по обычаю, с бытовухой, от того, наверное, и бытовал. Вряд ли кто из Кирсановых, что постарше, прибегнул бы к его помощи в таком вот контексте.

– Опа! – крутанул Антон с восторгом мешок со сменкой из-за спины, бессознательно, забыл в возбуждении, где находится. Через голову крутанул, из за спины и вперед, но в последний момент, опасаясь задеть тройку болтливых девушек, скорее всего из медичек-первокурсниц, дернул шнурок на себя и. это было ошибкой. Мешок, в котором, кроме кед, лежали две книжки для внеклассного чтения, отказавшиеся помещаться в ранец, сменил маршрут и прилетел туда, где его не ждали и куда вовсе не следовало прилетать. Да-да, именно в то самое место. Антон завис, как парашютист на проводах: думать – поздно, дышать – страшно. Сплошной ужас. Звук, вырвавшийся из горла, соответствовал позе: «У-у!» А тут еще бесчувственные девицы покатились со смеху. Беззлобно, но и без всякого понимания – куда им. Лишь кондукторша, сердобольная, посочувствовала:

– Вот накормят говном каким детей в этих школах, а потом дивятся, что малохольные повырастали. Веселятся тут, козы. Чего ржать-то? Своих вон рожайте. Байстрюков.

«Байстрюков» – повторил про себя Антон новое слово и тут же его забыл, окрыленный облегчением, отмечая, как к нему возвращается счастье дышать, бремя думать и способность стоять выпрямившись.

«Это мне прилетело за то, что, не подумав, начал еще одну новую жизнь, – определил он источник возмездия. – Вот только что теперь с этим делать?» От такой задачи мозг мог в два счета свернуться, как ложка сливок в чашке чая с лимоном.

Антон буквально за день до этого схлопотал дома знатный нагоняй за эксперимент с чаем, сливками и лимоном. Зато теперь он наглядно, до мелочей представлял себе, что может произойти в его голове, если он не послушает голос разума, взывающий к осторожности.

– Жопа, а не пионер, – привычно высказалась бабушка, не распознавшая вовремя замысел внука. Прозвучало это, как прогноз погоды в Прибалтике – чуть отстраненно, но убедительно: «Надо ехать, самое время – море, сосны, дюны.» Так бы все и осталось, не призови бабушка на кухню родителей. Море вспенилось, сосны нагнулись, а дюны снесло. Наверное, все из-за того, что лимон был последним, «пайковым», и Антон его израсходовал весь, без остатка. «На науке экономить неправильно» – он сам слышал по радио эти безусловно важные слова, но чувствовал, что радио, когда речь идет о последнем лимоне, – вряд ли такой уж надежный союзник.

В самом деле, я вот тут что подумал. А если бы Менделеев на всем экономил, жадничал? Так бы и жили без водки, никчемные. Без армии, потому что нечем было бы солдатский дух укрепить, помянуть героев, родственников, друзей утешить, генералов усовестить. Без газет и журналов, потому что откуда им взяться без журналистов? Нет верующих – нет и религии. И вообще остались бы мы без таблицы. Как следствие, ремонты кабинетов химии в школах существенно возросли бы в цене, потому как пришлось бы белить замызганные участки стен, прикрытые нынче масштабным детищем гения Дмитрия нашего Ивановича.

А Антон же подумал вскользь о бабуле: «Такие мелочные все становятся к старости!» Без неприязни, без обиды даже, просто подумал. Откуда ему, малолетке, было прознать, что редко у стариков по-другому бывает: крупное-то по жизни давно разменяно и разложено по заветным шкатулкам, расставлено в парадных рамках по трюмо и комодам – золотое, бумажное, черно-белое, цветное – какая разница.