Читать книгу Рассказы из пиалы (сборник) - Андрей Волос - Страница 11

В феврале на холмах за Нагорной расцветал миндаль – розовой пеной стекал по склонам. В апреле, налетая из-за гор, долго кружили над потемневшей долиной ливни, пухли волнистой водой переполнявшиеся арыки. Мутными потоками заливало улицы и дворы. Ветер корежил ржавые жестяные крыши и, бросив в воздух горстью черной фасоли, швырял из стороны в сторону истошно орущих скворцов-майнушек.

После этого те, у кого были зонты, надолго клали их в шкафы и комоды. Наступало лето. Мы раздевались.

Надька Чоботова всегда ходила закутанная с пяток до самой головы, в кофточке с воротничком под самый подбородок. Открытыми оставались только кисти рук, лицо да еще иногда узкая полоска на ногах между низом длинной юбки и гольфами. Но хватало и этого – вся ее кожа была покрыта серо-розовыми пятнами шелушащихся струпьев.

Когда ее принимали в игру, то сама игра вскоре кончалась, потому что все старались быть от Надьки подальше. Надька замечала это и уходила, не навязываясь.

Порой обнаруживалось, что Надька, сидя в сторонке и, допустим, натирая песком осколок оконного стекла (потому что весь двор трет песком осколки оконных стекол, то и дело подбегая друг к другу и показывая: «Смотри, какое у меня матовое!»), добилась большого успеха: у нее получилось самое красивое, самое матовое, ровно непрозрачное стекло, чистое, белое, без окошечек и царапин. Выслушав наши уханья, выражающие завистливое восхищение ее замечательным умением, она смотрела на дело рук своих, как будто удивляясь – что-то ее может кому-то нравиться! – коротко улыбалась, оставляла стекло и уходила, не пытаясь продолжить дружбу. Молчаливая, она не походила на своих писклявых сверстниц и дружила бы, наверное, с нами, не сторонись мы ее из-за кожи, исковерканной диатезом, – который, впрочем, как говорили, должен был пройти с годами: буквально со дня на день.

Жили они в небольшом финском доме на две семьи, примыкавшем к нашему двору и обрамленном живой колючей изгородью. Мать Надьки и отец (а были еще бабушка, дедушка и прабабка, бытовавшая за неимением другого места в кухне на узком и коротком диванчике) вечно зазывали нас в гости. Должно быть, они надеялись, что кто-нибудь все-таки подружится с Надькой и мало-помалу втянет в наш круг, вернее, разорвет круг перед ней, избавив тем самым от одиночества. А может быть, просто любили детей, но своих больше не заводили, потому что Надькина короста, как я однажды подслушал, была результатом дурной наследственности и еще чего-то такого, что называлось обезьяньим словом «резус». Никто к ним особенно не рвался: ничего там хорошего не было. Если все же заходили, то сама Надька молчаливо стояла в сторонке, ожидая, пока каждый из нас получит свою витаминку, на чем обычно визит и заканчивался. Витаминки раздавал дед – доставал из серванта несколько пузырьков и наделял каждого белым или оранжевым шариком. Весь дом пах витаминами – горьковатым таким запахом. Надьку пичкали, чтобы избавить от диатеза, а мы сосали просто так – как конфеты. С дедом же ходила она и на музыку – в музыкальную школу. Дома у них пианино не было. Да его и поставить-то там было негде.

Однажды у Надьки появился брат. Первое известие об этом мы получили вечером, когда играли в лянгу[3].

Играли обычно у гаражей. В этот раз дело шло вяловато. Жирный Пашка, скосив от напряжения глаза к носу, растопырив пальцы и тяжело подпрыгивая, делал уже пары. Мы, сидя на корточках и качая головами вверх-вниз, безнадежно смотрели, как мохнатая лянга, будто резинкой пришитая к его ноге, подлетает с мягким хлопком и снова падает на ногу, и снова подлетает. Пашка кончил пары и поймал лянгу. Разгладив шерсть, он подул в нее и хрипло сказал:

– Люры!

Мы согласились.

– Р-р-раз! – рыкнул Пашка и, грохоча тяжелыми ногами, приземлился. Лянга красиво висела в воздухе. – Дв-в-ва! Тр-р-ри!

С четвертой люры лянга сорвалась и, чиркнув свинцом по ботинку, упала на землю.

– Четыре люры, – сказал Пашка, отдуваясь, и сел на мое место.

Я сделал простяшки. С последней, пятой, лянга улетела далеко в сторону. Повернувшись за ней, я увидел Надьку. Она стояла невдалеке и смотрела. Я поднял лянгу.

– Виси, – хмуро сказал Олежек.

Я ошибся на первой же и сел на его место.

– Ну чего стоишь? – спросил Пашка. – Хочешь в лянгу играть?

Мы засмеялись. Девчонки в лянгу не играли.

– Нет, – сказала Надька и подошла ближе. – Не хочу.

– Виси-пары, – сказал Олежек.

Лянга упала, и он сел на Пашкино место.

Теперь Пашка снова грохотал своими слоновьими ногами. Четыре! Пять!