Читать книгу Анжелика и ее любовь - Анн Голон - Страница 13

Анжелика вернулась на нижнюю палубу, где расположились протестанты, почти как сомнамбула. Она вдруг обнаружила, что сидит в углу около зачехленной пушки, где она развесила кое-какую одежду, не помня, как шла по верхней палубе, держа за руку Онорину, спускалась по трапам, в тумане обходя свернутые канаты, какие-то ушаты, посудины с паклей и матросов, драивших палубу. Из всего этого она не увидела ничего…

И теперь она сидела в углу и сама не понимала, когда и почему оказалась там.

– Госпожа Анжелика! Госпожа Анжелика! Где вы были?

Хитрое личико маленького Лорье было обращено к ней. Северина своей худенькой ручкой обняла ее за плечи:

– Ну почему вы молчите?

Дети окружили ее. Все они были укутаны в жалкие лохмотья, в полотнища от материнских юбок, которые матери разорвали, чтобы укрыть от холода своих чад, в их одежде торчали соломинки. Лица детей были бледны, носы покраснели.

Привычным жестом она протянула к ним руки и приласкала:

– Вам не холодно?

– О нет, – быстро ответили они.

Малыш Гедеон Каррер пояснил:

– Боцман, этот морской карлик, сказал нам, что теплее здесь уже не будет, разве только поджечь корабль, потому что мы находимся неподалеку от полюса, но скоро пойдем опять к югу.

Она слушала их, не слыша.

Взрослые, те держались в стороне и время от времени издали кидали взгляд в ее сторону: одни с ужасом, другие с жалостью. Что означало ее долгое ночное отсутствие? Ее возвращение – увы! – подтверждало самые ужасные догадки и те обвинения, которые Габриэль Берн накануне вечером высказал в адрес хозяина корабля.

«Этот бандит считает, что имеет права на всех нас… на нас, на наших жен и дочерей… Братья мои, теперь мы знаем, мы идем вовсе не на Острова…»

И поскольку Анжелика не возвращалась, Берн решил отправиться на ее поиски. И был очень возмущен, обнаружив, что дверь заперта на ключ. Тогда, несмотря на свои раны, он принялся высаживать ее, помогая себе деревянным молотом, и она наконец дрогнула. Видя, что он не успокоится, Маниго завершил дело, нанеся сокрушительный удар. На пушечную палубу ворвался ледяной ветер, и матери шумно запротестовали, не зная, как защитить от холода детей.

И тут, изрыгая проклятия, неожиданно появились шотландец-боцман и три крепких парня, они схватили Берна и поволокли куда-то в темноту. С тех пор они его не видели.

Потом пришли два плотника, с невозмутимым видом починили дверь и снова заперли ее. Судно жестоко швыряло. Инстинкт подсказал женщинам и детям, что ночь предстоит грозная. Они прижались друг к другу и сидели молча, а мужчины долго обсуждали, как им вести себя, если случится какая-нибудь неприятность с их компаньоном мэтром Берном или с его служанкой.

Увидев, что Анжелика спокойно разговаривает с детьми, Абигель и юная булочница, которые очень любили ее, решились наконец подойти к ней.

– Что он сделал с вами? – шепотом спросила Абигель.

– Что он сделал со мной? – переспросила Анжелика. – Кто это – он?

– Он… ну… Рескатор.

При звуке этого имени в голове Анжелики словно что-то щелкнуло, она поднесла руки к вискам и поморщилась от боли.

– Он? – сказала она. – Но он ничего мне не сделал, почему такой вопрос?

Те, смутившись, не знали, что ответить.

Анжелика даже не пыталась понять причину их смущения.

Одна-единственная мысль не оставляла ее. «Я его нашла, но он меня не признал. Он не признал меня своей женой, – твердила она себе. – Я так мечтала об этом дне, так желала его, так надеялась, и вот… Я и сегодня вдова».

Ее начал бить озноб.

«Это безумие… Что-то немыслимое… просто страшный сон. Сейчас я проснусь».

Маниго, подталкиваемый женой, подошел к Анжелике:

– Нам надо поговорить, госпожа Анжелика… Где Габриэль Берн?

Она взглянула на него, ничего не понимая, и резко ответила:

– Я ничего не знаю!

Он поведал Анжелике о ночном происшествии, вызванном ее отсутствием.

– Не исключено, что этот пират сбросил Берна в море, – вмешался адвокат Каррер.

– Вы сошли с ума!

Она начинала быстро осознавать реальность. Значит, пока она этой ночью спала в каюте Рескатора, Берн, бросившись ей на помощь, учинил скандал. Рескатор, должно быть, знал об этом. Почему он не сказал ей ни слова? Правда, у них был такой серьезный разговор.

– Послушайте, – сказала она, – перестаньте кипятиться и запугивать детей всякими нелепыми предположениями. Если мэтр Берн своим буйством этой ночью, когда одно лишь управление судном требовало напряжения всех сил и от команды, и от капитана, действительно вынудил монсеньора Рескатора на крайние меры, то, я полагаю, он просто где-нибудь изолирован. Я убеждена в этом.

– Увы! Такие люди скоры на расправу, – мрачно сказал Каррер. – И тут вы ничего не поделаете.

– Вы глупы! – крикнула Анжелика, с трудом сдерживаясь, чтобы не влепить пощечину в его желтое, словно старое сало, лицо.

От крика ей стало легче и еще оттого, что, оглядывая их одного за другим, она говорила себе, что жизнь все же продолжается. В тусклом свете нижней палубы, где из-за холода задраили все порты, ее спутники смотрели на нее, и лица их были такими привычными. Они были здесь, поглощенные своими заботами. И они просто не оставляли ей времени углубиться в свою драму, поставить ее во главу угла.

– Ну что ж, госпожа Анжелика, – сказал Маниго, – если вы требуете, чтобы мы не жаловались вам на агрессивность этого пирата, то ваше право. А вот мы весьма обеспокоены судьбой мэтра Берна. Мы надеялись, что вы знаете, где он.

– Я сейчас узнаю, – сказала она, вставая.

– Не уходи, мама, не уходи! – заревела Онорина, решив, что сейчас она снова на много часов останется одна.

Таща девочку за собой, Анжелика вышла.

На палубе она сразу же увидела Николя Перро. Сидя на куче снастей, он курил трубку, а его индеец, скрестив ноги и склонив голову, словно причесывающаяся девочка, заплетал в косички свои длинные волосы.

– Жестокая была ночь, – сказал канадец с понимающим видом.

«Неужели он что-нибудь знает?» – подумала удивленная Анжелика. Потом поняла, что канадец имеет в виду всего лишь те тяжкие часы, когда они боролись с ураганом и льдами. Команда всю ночь буквально падала с ног от страшного напряжения.

– Нам грозила смертельная опасность?

– Благодарите Бога, что вы пребывали в неведении и что вы живы, – сказал он, крестясь. – Здесь прóклятые места. Уж скорее бы вернуться на мой родной Гудзон.

Она спросила, можно ли узнать, где находится один из протестантов, мэтр Берн, пропавший этой бурной ночью.

– Говорят, за неповиновение его заковали в кандалы. Монсеньор Рескатор сейчас у него внизу, допрашивает.

Из всего этого она смогла сообщить своим спутникам только одно: их друг не брошен за борт.

Пришел дежурный матрос с неизменным чаном кислой капусты, кусками солонины и, для детей, с кусочками засахаренных апельсинов и лимонов. Пассажиры с шумом рассаживались. Только еда да еще прогулка в полдень вносили в их жизнь разнообразие. Анжелика получила свою порцию, за которую, покончив со своей, с живостью принялась Онорина.

– Ты не ешь, мама?

– Что ты все время только и твердишь: мама, мама… – сказала раздраженно Анжелика. – Раньше ты так не липла ко мне.

До ее ушей доносились обрывки разговоров.

– Вы убеждены, Ле Галл, что мы вообще не будем проходить Зеленый Мыс? – спросил Маниго.

– Абсолютно, сударь. Мы на севере, далеко на севере.

– А куда же мы попадем при этом курсе?

– В воды, где ловят треску и бьют китов.

– Ура! Мы увидим китов! – крикнул один из мальчиков и захлопал в ладоши.

– И где же мы можем причалить?

– Кто может знать? На Новой Земле или в Новой Франции.

– В Новой Франции? – вскричала жена булочника. – Но ведь там мы попадем в руки папистов. – И она запричитала: – Теперь уже все ясно: этот бандит решил продать нас.

– Замолчите, безмозглая! – решительно вмешалась госпожа Маниго. – Имей вы хоть каплю здравого смысла, вы бы поняли, что бандит не стал бы рисковать своим судном под стенами Ла-Рошели и бросать там якорь ради того, чтобы потом продать нас на другом конце океана.

Анжелика с удивлением взглянула на госпожу Маниго. Жена судовладельца, как всегда величественная, восседала на перевернутом деревянном чане. Сиденье, возможно, не слишком удобное для ее полной фигуры, но это не умаляло аппетита, с которым она ела из восхитительной дельфтской тарелки серебряной ложкой.

«Ого, она все же исхитрилась пронести их под своими юбками, когда садилась на корабль», – мелькнула у Анжелики мысль.

Мэтр Маниго не без досады взял на себя труд разъяснить своей супруге:

– Вы просто удивляете меня, Сара! Вы говорите ерунду, и только потому, что хозяин этого судна счел своим долгом угодить вам… вашей причуде, подарив вам эту тарелку, совсем утратили здравый смысл. Я привык к тому, что вы рассуждаете более логично.

– Мои рассуждения не глупее ваших. Человек, который умеет с первого взгляда уловить общественное положение, благородство и понять, кому прежде всего должен оказать внимание, такой человек, я не говорю – внушает доверие, но утверждаю – не глуп.

Она нерешительно обернулась к Анжелике:

– А что вы думаете об этом, госпожа Анжелика?

– О чем вы? – спросила Анжелика, от которой все время ускользала нить их разговора.

– Да о нем! – хором вскричали женщины. – О хозяине «Голдсборо»… пирате в маске… о Рескаторе! Госпожа Анжелика, вы же знаете его, скажите нам, кто он?

Анжелика растерянно уставилась на них. И это ей задают такой вопрос! Ей! В тишине послышался голос маленькой Онорины:

– Я хочу палку. Я хочу убить Черного человека.

Маниго пожал плечами и возвел к балкам подволока глаза, призывая всех в свидетели глупости женщин:

– Вопрос не в том, чтобы узнать, кто он, а в том, куда он нас везет. Вы можете сказать нам это, госпожа Анжелика?

– Сегодня утром он снова заверил меня, что везет нас на Американские острова. Северный путь тоже ведет туда, как и южный.

– Вот те на! – вздохнул судовладелец. – А что ты думаешь об этом, Ле Галл?

– Что ж, черт побери, это возможно… Северным путем пользуются редко, но, если идти вдоль американского берега, мы должны в конце концов прийти в Карибское море. Возможно, наш капитан предпочитает этот путь более привычному, где много судов…

Неожиданно и неслышно вдруг появился боцман и жестами показал им, что они могут подняться на палубу. Несколько женщин остались, чтобы навести порядок.

Анжелика снова погрузилась в свои мысли.

– Почему ты спишь, мама? – спросила Онорина, видя, что она закрыла ладонями лицо.

– Оставь меня в покое!

Но постепенно Анжелика все же выходила из оцепенения. Голова, правда, продолжала оставаться тяжелой, словно от удара. И тем не менее истина начинала проясняться в ее мозгу. То, о чем она столько мечтала, свершилось не так, как ей представлялось, но свершилось. Ее много лет оплакиваемый муж уже больше не далекий фантом, блуждающий неведомо где, а вполне реален, тут, рядом с нею. Думая о нем, она сейчас говорила себе: «Он». Ей трудно было называть его Жоффреем, – настолько он казался ей непохожим на того, кого она некогда называла этим именем. Но он уже не был для нее и Рескатором, таинственным незнакомцем, который необъяснимым образом так притягивал ее.

Но этот человек не любит ее, не любит больше!

«Но что же я сделала такого, что он не любит меня больше? Из-за чего он так сомневается во мне? Разве я стану упрекать его за те годы, когда в его жизни для меня не было места? Ведь ни он, ни я – никто из нас не хотел этой разлуки. Так почему же не попытаться вычеркнуть ее из жизни, забыть? Но мужчины рассуждают совсем иначе, с этим надо считаться. Из-за кого – из-за Филиппа или же из-за короля он не любит меня больше? Даже хуже, я стала ему безразлична…»

Ее охватило жуткое беспокойство.

«Может, я просто постарела? Конечно, я, должно быть, очень изменилась за эти несколько недель, ведь перед бегством из Ла-Рошели было столько изматывающих забот…»

Она оглядела свои загрубевшие, потрескавшиеся руки – руки служанки. Есть от чего прийти в ужас знатному эпикурейцу.

Анжелика никогда не придавала чрезмерного значения своей красоте. Конечно, она следила за собой, всегда одевалась со вкусом, но у нее никогда не было страха, что ее красота померкнет или хотя бы потускнеет. Этот дар Божий, разговоры о котором она слышала с детства, как ей казалось, будет с нею вечно, всю ее жизнь. И сегодня впервые она вдруг почувствовала, что красота тоже преходяща. Он убедил ее в этом.