Читать книгу Libertas, vale! - Анна Максимилианова - Страница 12

Пролог
IX

Оглавление

Квинтилий Вар отдавал последние приказания по свертыванию летнего военного лагеря на реке Визургий24. Его заместитель Нумоний Вала начал приготовления к маршу легионов несколько дней назад, когда сам Вар был в своей резиденции в Ализоне. Наместник считал прошедшее лето очень успешным. Процесс превращения Германии в полноценную провинцию шёл полным ходом. С покорённой территории почти без проблем собрали налоги. Варвары познакомились с основами римского права. Пропретор много времени посвящал слушаниям в рамках судебных процессов, на которых председательствовал вместе с вождями и старейшинами племён, чтобы лично показать им, как работает судопроизводство империи в провинциях. Военной силы в течение прошедшего лета применялось мало, и потери среди личного состава армии в результате стычек с непокорными племенами были совсем незначительными. Германцы, казалось, поняли, что сопротивление бесполезно, и почти во всём проявляли покорность. Перед отправлением из летнего лагеря нужно было не только упаковать материальное оснащение армии и провиант в обозы, но и закончить все дела с представителями местной власти, чтобы возобновить их в мае следующего года.


Весь предыдущий день римский пропретор провёл в седле, и ему удалось преодолеть расстояние между зимним и летним лагерями за рекордно короткое время. Тем не менее, вчерашняя усталость давала о себе знать ещё и сегодня, поэтому ему хотелось, чтобы многочисленные встречи с вождями и старейшинами племён поскорее закончились. Ему нужен был хороший отдых перед завтрашним длительным маршем.

Последним важным представителем местной родовой знати, с кем Вар встречался сегодня, был могущественный князь херусков Сегест, который в течение двадцати лет считался самым верным другом и союзником Рима на правом берегу Рейна. Он был красивым мужчиной лет шестидесяти, внушительного вида и очень высокого роста, на полголовы выше пропретора, который по римским меркам считался рослым и крупным. Несмотря на свой почтенный возраст, Сегест держался очень прямо и подтянуто, из-за чего казался ещё выше. Проницательный взгляд его голубых глаз говорил о незаурядном интеллекте, а суровое лицо воина – о твёрдом характере. Его слегка волнистые, пышные волосы до плеч были абсолютно седыми, почти белыми, и только коротко и аккуратно подстриженная борода все еще имела лёгкий золотисто-рыжеватый оттенок. Его огромные сильные руки с длинными цепкими пальцами были старательно ухожены и полностью соответствовали его величавому аристократическому облику. Сегест говорил на латыни с характерным акцентом местных варваров. Хотя его звучный баритон был приятен на слух, а грамматика его фраз была почти безупречной, Вара раздражало грубое иностранное произношение, коверкавшее красоту слов его родного языка.


Для германцев Сегест был живой легендой. В народе его называли «заколдованным великаном» и слагали о нём красивые, задушевные песни, проникнутые загадочностью и грустью. Никто толком не мог понять, почему такой смелый и сильный воин, в молодости прославившийся успешными набегами на пограничные территории римской Галлии, вдруг начал прилежно изучать латинский язык и ездить с подарками в Рим. Германцы думали, что эта невероятная и необъяснимая перемена могла произойти только по вине римлян, которые, не желая иметь такого могущественного и харизматичного врага, как Сегест, превратили его в своего друга с помощью злого и коварного колдовства.


Херускский князь был хитрым, насквозь прожженным политиком, который всегда знал, как достичь для себя максимальной выгоды. Но, при этом, он также был одним из тех необыкновенных людей, в которых жёсткий прагматизм прекрасно уживался с восторженным идеализмом. Всякий раз, когда он говорил о достижениях римской цивилизации, глаза его загорались, и лицо становилось моложе. Сегест высказывался о римской культуре с таким энтузиазмом и восхищением, как будто это было что-то возвышенное и благородное, к чему стремятся, но никогда не могут достичь.

Такой глубокий пиетет знатного херуска перед Римом вызвал у Квинтилия Вара полное одобрение. В первые месяцы своего пребывания в Германии он любил беседовать с Сегестом на самые разные темы, от поэзии и философии до военного дела и политики, включая текущую ситуацию в провинции. Ознакомившись с фактами и составив в голове картину о положении дел, пропретор начал действовать по хорошо знакомой ему схеме применения административной и военной власти на подчинённых территориях. Именно с этого момента начались проблемы в его отношениях с влиятельным германским союзником. У них выявилось несколько кардинальных разногласий по важнейшим аспектам управления провинцией. Например, Сегест высказывался против немедленного введения римского судопроизводства в Германии. «Наши вожди и старейшины выносят приговор коротко и ясно на родном языке. Римские судебные заседания очень длинные и сложные. Кроме того, они проводятся на латинском языке, который здесь почти никто не понимает. Применение более сурового римского закона вместо традиционных наказаний неизбежно вызовет у народа смятение и враждебность, которые будут выливаться в опасные мятежи и бунты. Позволь нашим вождям и старейшинам и дальше вершить уже веками заведённый у нас суд. Каждый вынесенный приговор мы будем скреплять официальной формулой „от имени и по воле великого императора Цезаря Августа“ или что-то в этом роде, и, конечно же, все взимаемые штрафы будут полностью идти в римскую государственную казну», – настоятельно предлагал Сегест.

Квинтилия Вара подобные высказывания очень раздражали, как минимум, по двум причинам. Во-первых, он считал неприемлемым, что какой-то варвар, пусть даже очень влиятельный и могущественный, указывает ему, полномочному представителю римского императора, как управлять завоёванной территорией. Во-вторых, в глазах пропретора предложение Сегеста было абсолютно абсурдным и неприменимым на практике, так как в полноценной римской провинции должен действовать единый для всех территорий римский закон, во всей его силе и без всяких исключений.


После нескольких месяцев применения римского правосудия сразу в нескольких племенах начались волнения и беспорядки, так как люди считали вынесенные приговоры несправедливыми. Многие стали громко заявлять, что, вместо обещанного порядка, римляне принесли с собой жестокость и произвол. И снова огромная фигура Сегеста возвышалась над римским наместником, а его густой баритон сотрясал воздух очередным неугодным советом: «Я проявил бы сейчас осторожность и гибкость и начал бы избирательно действовать по методу кнута и пряника, поощряя покорных и затыкая рты бунтовщикам. Нам не нужно массовых казней и сожженных деревень. Пожалуйста, доверься мне в этом вопросе. Я поговорю с вождями племён, в которых вспыхнули мятежи. Я знаю наших людей и чувствую, где можно посильнее нажать, а где лучше совсем отпустить». В этот раз пропретору было труднее проигнорировать предложение Сегеста, потому что в глубине души он был с ним согласен.

Но Квинтилий Вар находился в Германии не в качестве частного лица, а в качестве официального представителя самого великого в мире государства. Его функцией являлась постоянная демонстрация военной мощи и технологического превосходства над отсталыми племенами. Дикари бросили вызов Риму и должны получить по заслугам. Наместник не мог послать кого-то от своего имени договариваться с ними и умасливать их. В ушах Вара до сих пор звучал приказ императора: «Ты должен установить дисциплину и порядок в этой проблемной провинции, чего можно добиться только с позиции силы. Но не мне тебя учить, Публий, ты сам знаешь, что делать. Только вспомни о своём опыте в Иудее». Пропретор вдруг снова почувствовал на себе тот многозначительный, немного лукавый взгляд Октавиана Августа. Низкий гудящий голос Сегеста вывел его из задумчивости: «Так что мне передать вождям племён, где начались протесты против римской власти?» «Ничего, Сегест, совсем ничего. Или можешь сказать, что виновным придётся очень несладко, – рассеяно и немного грустно ответил ему наместник Германии и тут же леденящим тоном добавил. – Давай договоримся, что ты больше никогда не будешь давать мне рекомендаций по управлению провинцией, если я тебя об этом не попрошу».

С тех пор между двумя лидерами не состоялось ни одного откровенного разговора, но зато росло недоверие и взаимное недовольство. Сегест по-прежнему сетовал на полное отсутствие гибкости в местной политике пропретора, а римского наместника всё более и более раздражали тщеславие, напыщенность и самомнение Сегеста. Херускский князь, очевидно, считал себя самым сильным и мудрым вождём между Рейном и Эльбой. Он имел неприятную привычку смотреть на своих собеседников свысока и в прямом, и в переносном смысле.

Вот и сейчас откуда-то сверху престарелый великан вещал о якобы готовящемся против пропретора заговоре. В своей обычной подчёркнуто торжественной манере он обвинял своего молодого соплеменника Арминия в предательстве и подготовке нападения на легионы по маршруту их следования. Сегест педантично перечислял названия участвующих племён и имена вовлеченных вождей. И в конце концов, он опять сделал то, чего наместник категорически не выносил, а именно, дал ему настоятельные рекомендации к действию: «Прошу тебя, пропретор, арестуй Арминия и всех вождей названных племён, включая меня самого. Постарайся сделать это как можно скорее, самое позднее – сегодня ночью, во всяком случае, до выхода войск из летнего лагеря. Затем нужно было бы провести срочное и подробное расследование, чтобы определить вину или невиновность каждого представителя местной знати. Пожалуйста, последуй в этот раз моему совету, и ты не пожалеешь. Уверяю тебя, что заговорщики не смогут атаковать без своих вождей, и кровопролитного конфликта можно будет избежать».

– Во-первых, мне хорошо известно о непримиримом соперничестве и многолетней вражде между тобой и фамильным кланом Арминия, – холодно ответил Квинтилий Вар, – и я подозреваю, что именно из-за этого ты решил очернить Арминия ложными обвинениями. Во-вторых, если бы я последовал твоему совету и велел заковать в цепи вождей, официально принявших верховенство власти Рима, то такое неблагодарное и неуважительное обращение наверняка оттолкнуло бы остальных представителей родовой знати в провинции. В-третьих, расследование по установлению виновности или невиновности князей и вождей заняло бы несколько дней, но у меня совсем нет на это времени. Войска завтра выступают, чтобы до конца месяца прибыть на зимние квартиры в Ализон и Ветеру, по дороге подавив восстание ангриваров. Сейчас совсем неподходящий момент, чтобы разбирать склоки между вашими кланами, и я не буду этого делать. Мой тебе совет, Сегест, чтобы положить конец многолетней межклановой розни, отдай свою дочь замуж за Арминия. Лучшего мужа для неё тебе не найти.

24

Лагерь находился неподалёку от современного города Миндена.

Libertas, vale!

Подняться наверх