Читать книгу Libertas, vale! - Анна Максимилианова - Страница 8

Ранним утром Квинтилий Вар сидел за своим письменным столом в таблинии, просторном рабочем кабинете с яркими фресками на стенах и мраморными бюстами римских политиков и греческих философов вдоль стен. В центре мозаичного пола красовалась сцена «Орфей выводит Эвридику из подземного мира». На массивном письменном столе из чёрного дерева царил безупречный порядок. Свитки папируса и пергамента были аккуратно разложены на краю стола. Перед пропретором стояла изящная стеклянная чернильница. Рядом с ней лежала покрытая воском табличка со стилусом для черновых записей, которые можно было стирать тупым концом стилуса. Столешница была украшена великолепной инкрустацией с цветочным узором. Пальцы правой руки пропретора нервно барабанили по её лакированной поверхности. Вид у наместника Германии был усталый и озабоченный. Он плохо спал прошлой ночью, так как мысли о мятеже ангриваров в северном округе провинции не давали ему покоя. И время, и место этого бунта были очень проблематичными.

«Как люди, вообще, могут жить в окружении такой непроходимой чащи?! Цивилизованные люди не могут. Только дикие варвары влачат там своё жалкое существование, – думал Вар. – Хорошо, что Арминий так прекрасно может ориентироваться в здешнем лесу. Он вместе с храбрецами из вспомогательных конных отрядов тщательно разведал местность, оценил положение в мятежных селениях и предоставил мне срочный отчет. Когда вернусь в Рим, нужно будет лично ходатайствовать перед принцепсом о щедрой награде для Арминия. Он её заслужил».

Размышления Вара были прерваны приходом его домоправителя Актеона. Это был долговязый, сухопарый грек с густыми седыми волосами, подстриженными на римский лад с ровной чёлкой до середины лба. Масса его почти белых волос слегка закрывала мочки ушей и была похожа на шапку. У пожилого мужчины были внимательные глубоко посаженные серые глаза и острое лицо с глубокими морщинами вокруг тонкого рта. Наместник Германии знал этого незаменимого в доме человека с раннего детства. Тогда Актеон был ещё совсем молодым домашним слугой и в своё свободное время любил развлекать маленького Публия Квинтилия и его сестёр забавными играми. Актеон был необыкновенно предан Вару, и патриций по заслугам оценил его верность, даровав ему свободу пять лет назад. Старый вольноотпущенник и не думал покидать своего хозяина после этого радостного события. Он с удовольствием продолжал заведовать огромным хозяйством Квинтилия Вара и всегда стремился обеспечить ему и его семье приятную и комфортную жизнь даже вдалеке от Рима. Тепло поприветствовав Актеона, Вар сразу перешел к делу:

– К сожалению, мне нужно немедленно вернуться в летний лагерь, хотя мы с тобой ещё не до конца обсудили детали по организации перевоза моих домочадцев и моей здешней собственности в Рим. Двух-трех дней бы хватило, чтобы закончить наши приготовления, но я должен уехать сразу после нашего разговора, поэтому придётся отложить переезд в Могонтиакум и далее в Рим до следующего месяца. Надеюсь, что нам не потребуется много времени, чтобы усмирить взбунтовавшихся варваров, и я вернусь примерно через две недели. Ты тем временем начинай заниматься сборами к отъезду пока в том объеме, в котором мы уже всё обсудили.

– Всё будет исполнено согласно твоей воле, господин, – ответил старый управляющий и осторожно добавил. – Позволь мне обратиться к тебе на счёт одного щекотливого вопроса.

– Конечно, Актеон, говори! С тобой я могу беседовать о чём угодно.

– Прости за откровенность, господин, но мне кажется, что наша молодая госпожа питает нездоровую привязанность к раненому варвару, которого ты спас от смерти и хочешь отправить в школу гладиаторов.

– Правда? И в чем заключается эта «нездоровая привязанность»? – удивленно спросил Вар.

– С того самого дня, как его доставили сюда, она большую часть своего времени проводит у изголовья его кровати, собственноручно меняет повязки на его ранах, кормит и поит его.

– У моей жены очень доброе сердце, Актеон. Вспомни, как охотно она занималась благотворительностью, когда мы жили в Риме: призывала раздавать хлеб городской бедноте, заботилась о сиротах.

– О да, я никогда не забуду проклятый год консульства Валерия Мессалы Волеза и Корнелия Цинны Магна, когда на Рим обрушились великие несчастья в виде длительного голода и большого пожара. Шайки обезумевшего от голода и лишений плебса нападали на зажиточных людей и грабили их. В государственных амбарах не хватало зерна для регулярных бесплатных раздач хлеба бедноте. Наша сердобольная госпожа уговорила тебя пожертвовать часть пшеницы их твоего личного зернохранилища на нужды городского плебса. В результате этого спонтанного решения мне пришлось отослать часть твоих городских рабов в твои загородные поместья, так как в Риме их нечем стало кормить.

– Не ворчи, Актеон. Это было неплохое решение. Зерно было справедливо распределено в нашей трибе от моего имени. Люди были благодарны. Популярность среди плебса – это важный политический капитал, к тому же никто из моих рабов не умер от голода. В моих загородных имениях было достаточно продовольствия.

– Да, конечно, но мне приходилось вести твоё огромное городское хозяйство с горсткой оставшихся в Риме рабов. Это было нелегко.

– Тебе всегда что-нибудь не нравится, Актеон. Но твоё вечное ворчание совсем не злит меня. Оно напоминает мне о моём детстве. Я был несносным мальчишкой, и тебе часто приходилось журить меня за ужасное поведение. Но скажи мне, что плохого в том, что благородная Клавдия ухаживает за раненым варваром? Женскому полу, очевидно, нравится возиться с больными и слабыми. Разве ты забыл, с каким удовольствием мои сёстры в детстве выхаживали захворавших котят и щенков? Я уверен, что моя жена занялась уходом за раненым варваром из-за милосердного желания облегчить его страдания. Когда я приехал сюда из лагеря, она сразу забросала меня вопросами о его родных и близких и заметно расстроилась после того, как я не смог рассказать ей ничего утешительного. Клавдия Пульхра испытывает к раненому жалость и сострадание. Это вполне нормально для чувствительной женщины.

– Я тоже так думал в течение нескольких недель, но сегодня утром Амира сообщила мне, что высокородная госпожа вчера подсыпала в вино дикаря порошок из корней сатириона, действие которого, я думаю, тебе известно.

– Какая чушь! Какая мерзкая клевета! – гневно воскликнул Вар, сверля старого вольноотпущенника яростным взглядом. – Если бы кто-то другой сказал мне подобную дерзость, я бы на месте убил его! Ах, мой верный старина Актеон, у меня в голове не укладывается, как ты мог поверить лживым словам этой мерзавки Амиры. Она, наверное, видела, как её хозяйка добавляла в вино варвара какой-нибудь лечебный порошок по предписанию врача, и в её шальную голову пришла мысль, что можно опорочить честь хозяйки, заявив, что это был афродизиак. Тебе лучше меня известно, что между моей супругой и этой низкой тварью никогда не было теплых отношений. Другие слуги тоже не раз жаловались на несносный нрав Амиры. Моя жена насквозь видит её порочную натуру и не скрывает своего презрения к ней. Кроме того, в этом году благородная Клавдия страдала тяжёлыми приступами хандры и иногда, не сдержавшись, выливала свои негативные эмоции на служанку. Теперь эта мерзавка решила отомстить моей жене своими лживыми утверждениями. Вели хорошенько выпороть её и пригрози, что, если она ещё раз откроет рот, чтобы порочить честь моей супруги, я прикажу отрезать ей язык. Более того, я не хочу больше видеть её в этом доме. Поручи ей какую-нибудь грязную работу за его пределами. Пусть чистит конюшни и спит там же. Красивая жизнь в роскоши ударила ей в голову и совершенно испортила её нрав.

Слегка успокоившись после своей гневной тирады, Вар заговорил с управляющим доверительным, почти дружеским тоном:

– Естественно, что редкая красота моей жены может пробудить самые смелые мужские фантазии, поэтому я некоторое время после свадьбы пристально наблюдал за ней в общении с молодыми мужчинами. Она никогда ни взглядом, ни жестом, ни словом, не давала повода усомниться в её целомудрии. Каждый раз, когда я видел отчаяние в глазах дерзких соискателей её благосклонности, я горячо благодарил богов за верность и преданность моей жены. Я знаю, что ничто не проходит в моём доме без твоего внимания, так скажи мне откровенно, были ли случаи в Риме или здесь, когда Клавдия Пульхра заглядывалась бы на мужчин или поощряла их внимание к своей особе?

– Никогда, господин, – уверенно ответил вольноотпущенник.

– Почему же ты поверил грязным наговорам лживой рабыни о том, что внучатая племянница главы римского государства возжелала дикого варвара? – укоризненно спросил Вар, не скрывая глубокого разочарования.

– Мой господин, Амира, возможно, что-то напутала или, как ты предполагаешь, лжет. Но я решил сообщить тебе о данной ситуации, чтобы ты мог принять предупредительные меры. Твоя супруга, благородная Клавдия Пульхра, очень молода, а молодые люди часто совершают ошибки. Я бы посоветовал оградить её от всяких возможных соблазнов, удалив раненого варвара из этого дома. Пока дикарь ещё болен и очень слаб, поэтому, я не думаю, что между ним и сиятельной госпожой могло произойти что-то порочащее её честь, но ситуация может измениться, и…

– Я уже сказал тебе, что верю в добродетель моей жены! Давай больше не будем говорить об этом, – раздраженно перебил его Вар и добавил. – После ранения этого германца прошло уже больше месяца, он должен был бы уже стоять на ногах. Этот прогноз сделал один из опытнейших врачей лагеря, который промыл и зашил рану на его левом плече перед тем, как отправить раненого сюда. Почему он всё еще болен и очень слаб? Почему его выздоровление длится так долго?

– Это другая причина, по которой я посоветовал бы тебе избавиться от этого варвара. Вряд ли из него получится хороший гладиатор. Он ужасно выглядит и очень сильно похудел, поскольку почти ничего не ест. По просьбе твоей жены врач форта тоже несколько раз осматривал его и сказал, что его рана на плече выглядит не очень хорошо. К тому же, он заметил, что раненый получил сильный удар по голове. Эта травма могла привести к изменению его личности и потере определенных навыков и способностей. Но, по-моему, главным препятствием для выздоровления варвара является отсутствие у него воли к жизни. Последний раз я видел его вчера, и меня до сих пор преследует его жуткий взгляд, в котором уже не было даже ненависти, только пустота, как будто душа уже умерла, а тело продолжает бесцельно существовать. Я пробовал говорить с ним, но получил лишь молчание в ответ.

– Может быть, он не понимает нашего языка? Арминий разговаривал с ним вчера на их местном германском диалекте.

– Я думаю, что он всё понимает, но не хочет говорить. Он не разговаривает ни с твоей женой, ни с кем бы-то другим в этом доме. Мне кажется, что он настолько отрешён от происходящего вокруг него, что вряд ли замечает, ухаживает ли за ним Клавдия Пульхра или Амира. По-моему, он вообще не хочет, чтобы за ним ухаживали. Очевидно, этот варвар предпочел бы, чтобы его оставили в покое. Он либо смотрит сквозь людей, находящихся рядом с ним, либо не смотрит на них вообще, уставившись на стену или на потолок. Если у него не появится интереса к жизни, он не только не сможет сражаться на арене, но и не сможет жить. Как управляющий твоей собственностью, я порекомендовал бы поскорее продать его, пока он совсем не зачах.

– Я понимаю твои соображения и знаю, что они основаны на богатом жизненном опыте. Но поверь мне, что молодые воины не умирают от горя и тоски, как престарелые вдовы, особенно такие воины, как этот варвар. Истекая кровью и едва держась в седле, он упорно продолжал сражаться. Подобное проявление воли я видел нечасто, и ещё реже являлся свидетелем такого поразительного сочетания быстроты, ловкости, силы и отваги, как у него. Он должен стать гладиатором, чтобы искусными боями приводить в восторг славных граждан Рима. Давай дадим ему ещё один шанс. Я вернусь недели через две, может быть, даже раньше. Мы посмотрим, как раненый будет себя чувствовать тогда и примем окончательное решение, а пока держи всё под своим личным контролем. Поговори с ним. Расскажи ему о блистательной славе успешных гладиаторов. Объясни, что он сможет получить свободу, если победами завоюет благосклонность толпы. Намекни, что он также сможет получить помощь в поисках его семьи или того, что от неё осталось, с перспективой выкупить его родных у их хозяев, когда он сможет себе это позволить. Самое главное – не обещай ничего, но дай ему надежду, нарисуй картину счастливого будущего, создай необходимость стремиться к новым целям. Чтобы преодолеть его равнодушие и разжечь потухшее воображение, тебе нужно быть очень красноречивым, но вы, греки, хорошо это умеете… Сейчас мне нужно закончить этот разговор, я и так уже потерял с тобой много времени. Не забудь наказать Амиру и пригрозить ей, чтобы не распространяла лживые сплетни. Потом удали её из дома, как я тебе приказал. Моей жене может прислуживать Мия. У неё золотые руки. Она умеет не только прекрасно готовить, но и делать великолепные причёски. Сейчас же распорядись, чтобы немедленно седлали коней. Я хочу прибыть в лагерь на Визургии как можно скорее.