Читать книгу Цвет алый - Антология, Питер Хёг - Страница 6

I. Палитра звуков
Евгения Онегина
г. Москва

Оглавление

Это только слова

«Все, что я могу тебе дать…»

Все, что я могу тебе дать, —

это только слова.

хлестать ими по лицу,

прикасаться небрежно.

а поймаю твой взгляд опять —

и едва ли жива.

я, как узник, стою на плацу.

экзекуция – нежность.


и внутри обрывается все,

забываю дышать.

сердце с уханьем падает вниз

переполненным лифтом.

ты красавец, мудак и козел,

но какая душа!

может, это любовь? извини.

мои мысли убиты.


все, что я могу тебе дать, —

это только слова:

провести невзначай по щеке —

будто в прорубь шагнуть с разбегу.

ни за что не решусь живьем.


обожаю минуты, когда

я в истоме и легкой тоске,

и ласкаю своим жестковатым,

полулитературным твое

набухающее от важности эго.


p. s. мои жесты всегда – почти.

мои взгляды не терпят жалости.

мои строки просят: прочти

и молчи. и молчи. пожалуйста.


«если ты блюдо…»

если ты блюдо,

то я последний гурман,

вконец потерявший рассудок.


если ты дурь, то

я сторчавшийся наркоман:

исколотой куклой вуду

шатаюсь в поисках дозы.


если ты лихорадка —

то я безнадежный больной,

но боль моя стала сладкой

и даже почти родной.


а если совсем серьезно —

ты все, что во мне осталось,

и я не жду ничего.


но если любовь – это танец,

то я хочу, чтобы ты вел.


«пока модели едят свое ничего на ужин…»

пока модели едят свое ничего на ужин,

а толстухи завистливо смотрят в витрины кафе,

я отчетливо осознаю: мне никто не нужен.

даже ты. жаль, не мой, но любимый трофей.


я готова была отдать свою лучшую музу,

получив тебя настоящего вместо нее.

я готова была разгребать твой душевный мусор

и по-детски бояться остаться вдвоем.


я готова была сочинять на ходу не в рифму,

на твоем предплечье от нежности умирать

и дышать в учащенном дичайшем ритме.

воровать поцелуи. знакомым врать:

«ой, да ладно вам, ничего между нами нет!»

и надеяться, что ты думаешь обо мне.


а меня окружают до боли смешные люди,

объясняющие, почему мне нельзя курить.

знаешь, в чем преимущество сольного рукоблудья?

в том, что после не нужно ни с кем говорить.


«на горизонте Останкино…»

на горизонте Останкино.

снизу – шоссе. чашка чаю.

руки мерзнут, деревья седеют желтым.

осень снижает ставки на

прошлый апрель. скучаю

до способности в спину орать «пошел ты!».


город силится спать, торопясь огнями

скрыть усталость железных холодных век.

я запуталась в том, что теперь между нами,

но тебя слишком много в моей голове.


просто холодно. нет никаких трагедий.

счастье знать, что ты есть и

сейчас, на одном из ста тысяч балконов,

точно так же стоишь, обо мне не помня.

не мешаю. ты слишком красив свободным.

этим можно согреться.


Городами

* * *

Нева во льдах, набережные – в огнях.

холод, как в детстве, обжигает щеки.

за гранитом набережных останавливаешься у реки, защищаешься от шумового натиска машин и слышишь, как недозревшие льды не доживают до весны.

* * *

– билет Санкт-Петербург – Москва, пожалуйста…

– вам в один конец?

– да.

* * *

февраль, наконец-то. не морозно-оптимистическая подделка, а настоящий, депрессивный, серый-ветреный, с мокрым снегом и слякотью, люблю его нежно, как осужденный своего палача.

* * *

три дня пешеходить Васильевский остров в ветреную погоду рубежа весны – удовольствие редкое.

казалось бы, непоколебимая логика василеостровских линий иногда дает сбои.

старые дома – это большие расстояния, и, конечно… как же прекрасен этот остров на рубеже, в звенящем ожидании весны, в этом почтимарте! если бы у меня был фотоаппарат, встроенный в сетчатку, я бы показала вам это великолепие, но – придется сохранить эту красоту у себя, и, честно говоря, не очень я и жалею по этому поводу.

* * *

был чудесный больной октябрь, когда чувствуешь жизнь, как амеба – химический раздражитель, эти желтые листья, небо, солнце, в лучших традициях Левитана, только лучше: обожаемое мною динамичное урбо, когда, даже в условиях всепетербургского уныния и размеренности, сердце меж ребер подтанцовывет дикую джигу и дух захватывает, как от первой в жизни сигареты.

* * *

янтарные фонари и уютные огни, от всего исходит тепло, предчувствие чуда в предчувствии осени…

обожаю троллейбусы, конечно, еще и трамваи, за то, что они лишены спешки и скученности людей, гуманность в уважении к личному пространству. прелесть неспешности.

я села, как обычно, у окна, купила десятирублевый билет за золотую новенькую монету, билет оказался несчастливый, но на обратной стороне не было рекламы, а был следующий текст:


идеальное время никогда не наступит, вы всегда

либо слишком молоды, либо слишком стары,

либо слишком заняты, либо слишком устали,

либо еще что-нибудь.

если вы постоянно беспокоитесь

о выборе идеального момента,

он никогда не наступит.

цени момент.

я верю в чудеса, я верю, что такие записки приходят многим, но только тот, кто обращает на них внимание, является подлинным адресатом.

* * *

запах – это очень важно.

это то, что останется в твоей памяти, даже когда краски сотрутся, а имена забудутся, впрочем, имена забываются первыми,

это то, как пахнет время.

* * *

ночами, нагло-белыми, невыносимыми, трогаю пальцами время, не в состоянии остановиться, тереблю его, как последнюю нить жизни, нет, не нить – струну, стальную, подобную тем, что так нерегулярно терзают подушечки моих пальцев и успокаивают душу, черный телефон на стене, двор-квадрат в окне, старая сырая парадная, синий «честер», капли по лицу, музыка, рвущаяся изнутри, холод-холод-холод… какой-то никчемный чужой непраздничный праздник, снова холод.

Одновременно

Сижу в кафе с Набоковым, пью свой кофе, пишу… жестом прошу счет.

подходит официант, улыбается, кивает на тетрадку:

– письмо дедушке пишете?

– ага, дедушке морозу…

– и как, сбывается?

– а то!

– а вы прочтите мне, чтобы я знал, как писать, чтоб точно сбывалось…

– главное – искренне, то, что думаете, пишите.

– а вы так много написали… много думаете, значит… наверное, эрудируете часто?

– о да! каждый день эрудирую, пока никого нет дома.

* * *

– вы близко общаетесь сейчас с ней?

– ну, на прошлой неделе я выпила весь ее бар и потребовала денег на такси… видимо, близко.

* * *

главное, чтобы не было так:

– кто отец твоего ребенка?

– Джек…

– ???

– Джек Дэниэлс.

* * *

…и мы почти одновременно перешли на виски, на ты и в его комнату.

* * *

кажется, у меня ослабевает воля к жизни, это я поняла по исчезнувшему желанию курить…

* * *

«я в щщи. сегодня весь день пью и читаю один и тот же роман!»

это мой приятель, прожигатель жизни и ловелас, добрался до Буковски…

* * *

хочу напиться, до потери самосознания, стыда и, возможно, макияжа.

* * *

есть люди, которых за их наглую довольную морду и острый язык хочется избить, но вдруг ты понимаешь, что последнее слово в предложении лишнее.

* * *

любопытная вещь из детского сознания.

когда мне было года, наверное, 4, я думала, что слово «Цой» нехорошее, потому что его писали на стенах и заборах, и потому что оно ТОЖЕ ИЗ ТРЕХ БУКВ, а не менее часто встречавшаяся надпись «В. Цой» мне казалась совсем нелогичной, во-первых, из-за точки после предлога, во-вторых, из-за какой-то неправильной падежной формы ругательного, как мне тогда казалось, существительного.

вероятно, я была очень интересным ребенком.

Железная стена понимания

* * *

Я хочу, чтобы Париж, середина XX века, мы сидели в кафе на Монмартре, за окном на мостовую лил дождь, мы пили вино… и чтобы я была Эдит Пиаф

* * *

этот человек читает меня как книгу, и более того – не смотря в строки, угадывает, что будет дальше, и он знает, что между строк.

* * *

однажды начав эту череду предательств (помните у Кундеры?), ты уже не можешь остановиться, выбирая лишь то, что тебе действительно надо, оставляя ненужный город, расставаясь с надоевшими приятелями, с которыми больше не о чем говорить, выбрасывая старые джинсы…

сначала это происходило легко и как-то само по себе, но, чем дальше, тем ценнее каждый день, минута… поэтому надо учиться рубить резко, четко и с хрустом.

* * *

осознание своей всеобъемлющей внутренней пустоты растет и распирает, как пустота может давить изнутри? может, она более насыщенная, чем эта ваша киселевая любовь, которую вы так холите и лелеете, чтобы не оказаться лицом к лицу сами с собой? или – вы мудрее меня, можете жить счастливо?

* * *

мне скучно общаться с людьми, скучно быть с собой – сами понимаете, к концу записи вам надоест эта моя пластинка, а человек внутри меня крутит ее круглые сутки.


вечно раскалывающаяся голова из-за злополучных сосудов и традиционной пачки крепчайшего табака в день, с этой болью невозможно спать, невозможно дышать, к этой боли нельзя привыкнуть.

пора прекращать, прекратила, теперь у меня нет этого маленького удовольствия – дымить…

* * *

я сделала и это.


не могла молчать, вот и сказала, страшные-5-букв-первая-л.

тут реакция не важна, просто сказать,

реакции не видела.

потому что сказала я об этом чаю, стоящему передо мной, чай не отреагировал никак.

я боялась посмотреть в эти глаза, потому что в моем взгляде могло быть слишком явное желание взаимности, даже – требование.


ну, впрочем, похоже, я наткнулась на железную стену понимания.

* * *

…растерять друзей, ощущения, себя… мечтать о прошлом,

ненавидя пресное настоящее, от которого все равно уже никуда, это как закрыть себя на замок в комнату и выбросить ключ в маленькое окошко, в которое воздухом, разъедающим легкие, кусочками, молекулами, запахами проникает нелепая, ненужная, ядовито-сладкая… – свобода…


Цвет алый

Подняться наверх