Читать книгу Раздол туманов. Страницы шотландской гэльской поэзии XVII–XX вв. - Антология, Питер Хёг - Страница 9

И вот решило, что завершило

       По небу Солнце круг годовой,

Чрез тропик Рака к пучине мрака

       Ушло дорогою кочевой.

Прошла, сгорая, суббота вторая

       Июньского десятого дня[2],

И покатило в закат светило,

       Чело печально к земле клоня.

Для земнородных в краях холодных

       Судьба – томиться среди теней;

Все дни короче, все дольше ночи,

       Грустней природа и даль темней;

Желты, шершавы листва и травы,

       Повсюду бедность, везде нужда,

И всё покорней стволы и корни

       Тому, что сякнет в земле вода.

В сей час последний погоды летней

       Вконец истаивают следы;

Отсумасбродив и обесплодев,

       Стоят покинутые сады;

Луга в грязище, в лесу не чище,

       Не льется с неба живых лучей,

Добыча тленья – тропа оленья,

       И водопойный горчит ручей.

Пусты и голы, стоят раздолы,

       Осенний траур объял холмы;

Полей просторы бедны и хворы;

       Чернеют пашни и ждут зимы;

В остывших гнездах недвижен воздух;

       Пеан пернатых уныл и нем;

Ложатся тучи в горах на кручи,

       Природе скорбный тяжел ярем.

В плену дремоты грустят высоты,

       Во всем кручина, во всем надлом,

В глубинах леса примолкла месса,

       В кустах последний замолк псалом.

Для птиц усталых в камнях и скалах

       Осталось ныне искать приют,

И в холод велий, во мрак ущелий,

       Лучи светила тепла не льют.

Иссякло лето, со златоцвета

       Едва ли каплю пчела возьмет;

Прошло разгулье, и нынче в улье

       Оставлен в сотах последний мед.

Смолк над долиной напев шмелиный,

       Все злей морозы, все затяжней;

Что неприятней для верещатни,

       Чем ветер поздних осенних дней?

Черёд годины, когда в глубины

       На глуховодье идет лосось,

Там жить неловко, трудна зимовка,

       Но так привычно, так повелось.

И присмирели впотьмах форели, —

       Вода недвижна и холодна, —

Вконец устали и отблистали,

       И неподвижно стоят у дна.

Холмы в морщинах, туман в лощинах,

       Вблизи тоскливо, темно вдали,

Застой гнетущий в заветной пуще,

       Где фейри танец ночной вели,

Закутан в морок любой пригорок,

       Вскипает пеной в морях вода,

Во тьме беззвездной скользя над бездной,

       Дорогу ищут к земле суда.

Печаль смертельна и беспредельна,

       Мороз над миром вступил в права,

Дрожат осины среди трясины,

       Цветы исчезли, сошла трава.

Надежды тщетны, поля бесцветны,

       Болота стынут под коркой льда,

В лесах затишно, нигде не слышно

       Скворца, кукушки или дрозда.

Рецепту вверясь, в елей и верес

       Добавить меда не чтя трудом,

Тебя утешит, парик расчешет

       Светило – верный твой мажордом;

Бальзам надежен, не слишком сложен:

       Всегда Владыка Небес готов

Июльской ранью дать притиранью

       Все ароматы ночных цветов.

Сплошь в непорядке сады и грядки,

       На грушах ветви давно пусты,

Столь сиротливы все вишни, сливы,

       Все огороды и все кусты;

Тоска на свете, и плачут дети —

       Коровье кончилось молоко;

Мир дышит хладом, разладом, гладом,

       И знак Тельца еще далеко.

Вдаль, к Козерогу ушло в дорогу,

       Солнце, почти незримое нам;

Дождь безотраден летящих градин,

       Бьющих по скалам и валунам.

Бураны, громы, зарниц изломы,

       Неумолимые холода,

Наутро стала ясней кристалла

       За ночь застывшая гладь пруда.

Густые ливни все непрерывней,

       Все беспощадней метет пурга;

Безумный, хлесткий, метельный, жесткий

       Сей месяц дарит земле снега;

Глухой, суровый и нездоровый,

       Почти смертельный и роковой,

Больной, отвратный, безблагодатный,

       Страшный для всякой твари живой.

Сей месяц трудный, дурной, простудный

       В штаны одетый, и в теплый мех,

Сей месяц зверской погоды мерзкой,

       Когда и правду воздать не грех

Капусте с мясом, сырам, колбасам,

       Всем благородным сортам харчей —

Овсянкам, шкваркам, супам, поджаркам,

       Чему угодно, – погорячей.

Сей месяц сливок, густых подливок,

       Копченой рыбы и ветчины,

Крутой овсянки и запеканки.

       Великой пьянки для всей страны;

Но жаждет чрево еще сугрева:

       Опасен холод, и он таков,

Что нет иного, опричь спиртного,

       Спасенья в мире от сквозняков.

В Европе мрачно, она невзрачна,

       Светило, медля, бредет сквозь тьму,

Его десница еще скупится,

       Сиянья жалко для нас ему;

Пройдет, однако, сквозь бездны мрака,

       Спокойно вступит в знак Близнецов,

Разгонит тучи, – поля и кручи

       Тогда проснутся в конце концов!

И хоры птичьи во всем величье

       Явленье славят весенних дней;

Что беспечальней сей величальни,

       И литургии такой мощней?

Гремит огромный распев псаломный,

       Не просто гимны теперь звучат,

Но похвалами, плеща крылами,

       Творят единый магнификат.

Живые твари в весенней яри,

       Возликовала природа вся,

Сияет с неба величье Феба,

       Благословенье земле неся;

Нет опасений в сей миг весенний,

       Добро приходит, уходит зло,

Журавль курлычет, подругу кличет,

       И кончен холод, и вновь тепло.