Читать книгу Мир Дженнифер - Антон Ильин - Страница 14
Часть первая. Дженнифер отвечает на вопросы
Глава 12. «Ломоносова не знаю»
Оглавление– Не могу больше! Подожди! – Платон схватился за бок и остановился.
Они бежали минут двадцать в темных мрачных туннелях планеты, что оказалось чудовищным испытанием для неспортивного, физически неподготовленного Платона, который лишь однажды в своей жизни бежал дольше десяти секунд, когда спасался от своры дворовых собак.
– Ладно. – Марат вытащил флягу и протянул ее спутнику. – На… попей.
Платон никак не мог остановить дыхание, он припал к фляге и стал с жадностью глотать ее содержимое.
– Сколько… еще… сколько до котла? – выдавил он.
– Еще много. – Марат подошел к стене и постучал указательным пальцем по табличке с надписью «Узловая 57. Направление: юг». – Еще две узловых пробежать надо…
Вода во фляге делала чудеса. Силы к Платону возвращались стремительно, дыхание выровнялось, сердце успокоилось. Это был не прилив сил, скорее эйфория, которая как сильное электрическое поле гудела во всем теле, делая его полым изнутри и стальным снаружи. Платону даже показалось, что он вот-вот оторвется от земли и начнет левитировать, как монах в заснеженном Тибете. Могло же быть такое!
– Бежать нам еще час, не меньше, – уточнил Марат и с неодобрением посмотрел на спутника. – Все! Надо двигать! Давай флягу сюда.
Тоннели вели то вверх, то вниз, порой сильно загибались, петляли, но потом заново выравнивались и превращались в бесконечные столпы света, идущие тугими пучками куда-то вдаль, где неизбежно смыкались в еле различимые точки с радужными контурами. Когда тоннели шли вверх, Платон начинал сильно отставать, и тогда он в страхе, что останется один, выкрикивал сбивчивые просьбы, похожие на мычание. Марат нехотя притормаживал и скрипел зубами, поскольку физическая ущербность людей злила больше всего на свете. Бывало, они вбегали в какие-то квадратные или прямоугольные залы с огромными вентиляционными люками и ребристыми стенами, на которых висели транспаранты, указатели и бессмысленные надписи со знаками, отдаленно напоминающие знаки дорожного движения. «Узловые», – решил Платон.
Через полчаса интенсивного бега Платону снова стало плохо и он, вконец обессилевший, молча упал на колени. Марат остановился спустя несколько секунд. Вздохнул и снова вытащил флягу.
– Пей, – скомандовал он, – только немного…
– Что… это? – спросил Платон, задыхаясь.
– «Бэ-сорок». Энергетик.
– Типа «Ред булла»?
– Чего?
– Ну, «Ред булл»… В баночках продается. Металлических таких. Узеньких, – показал Платон, сомкнув указательный и большой пальцы в колечко.
– Нет, не слышал… Не знаю такого. Наверное… А ты вообще откуда сам?
– Из Москвы, – ответил Платон и насторожился. Ему не хотелось откровенничать с незнакомцем, а при подобных обстоятельствах разоблачить себя было проще простого.
– А чем занимался? Что натворил, помимо этого?
Сказав слово «этого», Марат указательным пальцем зачем-то ткнул Платона в грудь. Платон рефлекторно опустил голову и посмотрел на свое полуголое тело.
– Учительствовал, – нехотя ответил он.
– Учительствовал? – удивился Марат.
– Ну да… Прикладную информатику в институте механики преподаю…
– Ты преподаешь? Прямо сейчас?
– Ну… не сейчас, а в общем… в МГУ.
– МГУ… Что это?
– Ну да, МГУ… Московский государственный университет… Известный университет, основанный Ломоносовым.
– Какая чудная фамилия… – Марат хмыкнул, а потом неожиданно спросил: – А это кто такой Ломоносов?
Платон растерялся.
– Ну как кто?! Великий русский ученый. Естествоиспытатель.
– Ломоносова не знаю, а русские раньше были, – сказал Марат с небрежностью в голосе, как если бы говорил о марках, которые его никогда не интересовали.
– Что значит раньше? Когда раньше? – взволновался Платон.
– До Преображения, – спокойно ответил Марат и неожиданно громко чихнул. Потом он вытерся рукой и добавил с укором: – Эх ты! Струвер, а не помнишь…
Платону захотелось что-то ответить, но Марат его сразу перебил.
– Знаешь, – сказал он, – такое бывает… Бывает, память при переходе отшибает. Расстояние двести двадцать пять триста, а время один пук… – Марат ловко щелкнул пальцами перед самым носом несчастного и побежал дальше, оставив Платона теряться в догадках.