Читать книгу Мир Дженнифер - Антон Ильин - Страница 21

Когда Платон вошел в палату, все уже спали. Платон умылся, тоскливо глянул в сторону зашторенного окна, а после с облегчением лег на свою жесткую кровать. Не успел он закрыть глаза, как уже крепко спал.

Платону снилась Катя. Она шла с ним совсем рядом по кривым переулкам старой Москвы. Они о чем-то жарко спорили, и настроение у Платона было прескверное, как если бы они накануне сильно поругались. На улице было жарко, время от времени мимо проезжали грузовики, которые гудели и обильно поливали раскаленный асфальт улиц города струями прохладной воды. Вода попадала на светлые туфельки Кати, собиралась в маленькие дрожащие капельки, которые заставляли щиколотки сказочно светиться в утренней свежести летнего дня. Платон был очень встревожен, он чувствовал, что она не хочет его слышать, а потому, что совсем невыносимо, постоянно перебивает его и без того сбивчивую речь.

– Ну постой, – возбужденно восклицал он, – погоди, Кать, выслушай меня наконец-то…

Катя его не слушала и продолжала отчитывать за какую-то в корне неправильную оценку окружающего мира. Она не могла и не хотела быть согласной с такой его жизненной позицией.

– Это возмутительно! – повторяла Катя, и ее губы при этом сворачивались бантиком (такие губы грех было не поцеловать). Платон почувствовал прилив возбуждения.

Внезапно по воздуху прошла дрожь – Платон стал раздваиваться и отстраняться. Теперь он наблюдал все это действо как бы со стороны, ступая следом. Платон никак не мог ожидать, что будет испытывать такое количество эмоций – настолько Катя казалась ему очаровательной и желанной в своей этой детской отчаянной злости к его бессердечию и заиндевевшему эгоизму. Разделившись, Платон старался понять, на что конкретно она так сетует. Чем он мог так сильно ее расстроить? Чем?

– Я не виновата, – говорила Катя, – не виновата, что ты так озабочен этим, ею!

«Ею?» – прошептал Платон.

– Я не могу больше так жить! – продолжала распаляться Катя. – Я не могу… понимаешь, не могу я постоянно ждать!

Катя попыталась уйти в сторону, но двойник успел удержать ее за локоть.

– Катя, – настойчиво сказал он, – я должен закончить начатое, понимаешь? Я просто не могу все взять и бросить! Не могу! Да не в силах я! Послушай, Катя. Катя! Это так важно для меня. Ну ты же знаешь сама! Катя!

Платон понял, что Катя заплакала. Все трое они быстро пересекли каменистую дорогу, по которой сейчас вереницей ползли горбатые грузовики, похожие на огромных оранжевых букашек. Место, в которое они попали, вероятно под воздействием сновидения, сильно изменилось. И все же это был сад «Эрмитаж», тот самый его любимый «Эрмитаж», где он часто устраивал утренние прогулки, чтобы на свежую голову спокойно поразмышлять о Дженнифер. Тут он ее, кстати говоря, и задумал. Сидя вон под той липкой в точно такой же жаркий воскресный день.

– Плат, ты не прав! Я всегда тебя понимала, и я знаю, как много ты потратил времени и сил на нее, но ты не можешь подчинить ей всю свою жизнь! Не оставить места для нас. А как же я, Плат? А как же мы?!

Двойник в ответ что-то бурчал себе под нос. «Какой же он говнюк!» – восклицал про себя Платон, ступая за парой. Ему стало очень жаль Катю. «Почему он ее так изводит?» – возмущался Платон, не понимая, как ему исправить дело и изменить течение этого драматичного диалога.

– Плат, ты все свободное время проводишь с ней, мы даже никуда не ходим, – продолжала сетовать Катя, – все наши друзья давно перестали с нами общаться. Даже Кирсановы.

– А что Кирсановы? Я не обязан им постоянно звонить! – проворчал двойник.

– Никому ты ничего не обязан, ты просто закрылся в своем коконе и не хочешь из него вылезать, ты стал необщительным, замкнутым, отрешенным. И все из-за нее! Из-за этой чертовой программы!

– Не называй ее так! – возмутился двойник, – Вот увидишь, она заработает. Совсем скоро, я знаю.

«Я знаю, знаю, знаю, ЗНАЮ!» Слова эхом отскакивали от забора, летели в сторону дома, стукались о его высокую кирпичную стену, а затем неуклюже путались в густой листве кучерявых тополей. Неожиданно пара спорящих стала быстро удаляться от Платона и, как он ни старался их нагнать, у него ничего не выходило – пространство не давало ему выйти из парка. В конце концов Катя с Платоном исчезли из виду, растворившись в дымке разбуженного дня.

Оставшись наедине с высокими деревьями, Платон с сожалением вздохнул и принялся с любопытством осматривать местность. К этому времени уже появились люди. Одни сидели на белеющих в лучах солнца лавочках, другие лениво прогуливались по маленьким тенистым аллейкам. Все они – и мужчины, и женщины, и дети – были очень красивыми, элегантно одетыми и чрезвычайно приветливыми. Где-то неподалеку тихо заиграл оркестр. За спиной мирно шумел фонтан. От фонтана веяло утренней свежестью, и внезапная радость счастливых воспоминаний детства окутала взволнованное сердце Платона.

С небольшого зеленеющего под солнцем поля донеслись детские голоса: трое мальчишек с азартом гоняли мяч, двое казались явно старше – лет двенадцати, возможно, тринадцати, а один помладше – лет семи-восьми. Они меняли друг друга на воротах в виде трехпалых кустов и громко комментировали действия друг друга. Неожиданно Платону показалось, что краем глаза он заметил какое-то движение: чья-то тень проскользнула мимо и исчезла в небольшой открытой беседке, расположенной напротив пожелтевшей от времени статуи древнегреческих падчериц. Платон направился к беседке. По мере приближения он увидел красную вывеску, вывеска гласила: «ЧИТАЛЬНЯ». В центре беседки стояла будка, а в будке кто-то сидел. Этим кем-то оказалась полная женщина в зеленом платке.

– Какой же чудный сегодня день! – сказала она, увидев на пороге Платона. – Желаете почитать?

Платон посмотрел на кипу газет. «Известия», «Правда», «Московский курьер», «Новое Время» и «Лукоморье» были в их числе. Платон попросил дать ему «Известия». Женщина почему-то очень обрадовалась и протянула ему газету.

– Ситро не хотите? – спросила она. – Совсем свежее, только сделали. – Рядом с женщиной стоял огромный графин, в котором плавали кубики льда и зеленые дольки лайма.

– Э… нет, спасибо. – Платон взял газету и посмотрел на дату: 16 октября 2018 года. – Ну ладно… ладно… допустим, это сегодня. Но что-то затянулся этот день…

– Простите, вы что-то сказали? – Женщина наклонилась через стойку, да так сильно, что ее пышный бюст соблазнительно выехал навстречу Платону.

– Нет, нет… Ничего, ничего… – пробормотал он и скорее отвернулся, чтобы не смущать себя и окружающих, коих в беседке собралось уже несколько человек.

Платон рассеяно посмотрел, куда лучше сесть, а когда все-таки определился, кто-то негромко позвал его по имени.

– Платон Викторович!

Платон обернулся.

– Платон Викторович, идите сюда!

Платон увидел сидящего в самом далеком углу беседки незнакомого мужчину. На его столике стоял бокал ситро и лежала раскрытая газета «Правда».

– Садитесь, пожалуйста! – Мужчина привстал и с любезностью джентльмена показал на плетеный стульчик, пустовавший напротив.

– Это драцена? – спросил Платон.

– Извините?

Платон указал на дерево в горшке, стоящее рядом.

– Вот это… драцена?

Мужчина повернулся, чтобы посмотреть, куда именно показывает Платон.

– Ах, это! Думаю, да… Скорее всего, так и есть, – ответил мужчина, но все же задумался.

– Это драцена! – заключил Платон и сел напротив. – Чего вы от меня хотите?

– Платон Викторович, позвольте для начала представиться. Меня зовут Джон Доу!

Джон ловко снял белую перчатку и протянул потемневшую от сильного загара руку. Платону его рука показалась ненастоящей, настолько она была гладкой и прохладной.

– Что вы от меня хотите, мистер Доу? – повторил свой вопрос Платон и стал рассматривать вежливого господина.

Джон Доу был одет в льняной костюм, какой обычно любят носить летом деловые мужчины. На запястье из-под кремовой рубашки застенчиво выглядывали золотые часы. Доу был без галстука, его смуглое лицо казалось чересчур дружелюбным.

– Прежде всего, хочу подчеркнуть, что вы не совсем спите.

– Не сплю? – удивился Платон. – С чего вы решили, что я так думаю?

– Платон, вы только что попали на Марс. Вас допрашивали, и вы им почти что ничего не рассказали про Маму.

Платон вспомнил огромного страшного врача, медицинских братьев и хмурого майора, стоящего у него за спиной. Платон вспомнил и наручники, и пластырь на лбу, и Петровича с добродушным толстяком Шуркой. Пестрая вереница необычных воспоминаний привела его обратно к последним событиям, и да, Платон осознал, что скорее спит, нежели бодрствует. Не может же он видеть наяву, как его двойник ругается с Катей. И потом, не ездят же так поливалки по городу, а ситро уже давно никто не предлагает к утренней газете в московских читальнях. Уже лет сто как не предлагают.

– Вы хотите меня тоже спросить про Маму?

– Нет, Платон, я просто хочу сказать, что вы часть нашего с вами эксперимента.

– Эксперимента? – У Платона от этого слова мгновенно пересохло во рту, и он с вожделением посмотрел на бокал ситро.

– Вот… попейте.

Мистер Доу заботливо подвинул бокал поближе к Платону, но брезгливый по природе Платон не стал из него пить.

– О чем вы говорите?

– Я знаю, кто вы, Платон Викторович. – Сказав это, Джон Доу сделал ударение на слове «кто».

– И кто же я, по-вашему?

– Вы разработчик искусственного интеллекта, программы Дженнифер, – спокойно ответил он. – Мы вместе работали над проектом… когда вы и ваш партнер Гриша переехали в Кремниевую долину.

Платон откинулся на спинку плетеного стула и внимательно посмотрел на собеседника. «Кремниевая долина? О чем это он?!»

– Ну так вот, господин Поленов, – продолжил Джон Доу, – мы на самом-то деле с вами очень хорошо были знакомы в прошлом… до так называемого Преображения. – Сказав это слово, Джон поморщился. – Вы меня не помните, и это нормально, нормально – мы все мало что помним о себе после сингулярности. – Джон положил на столик газету и в задумчивости разгладил ее. – Но есть, конечно же, исключения… Все эти исключения уже давно собраны в Яме. Почти что все…

– Зачем?

– Затем, что они угроза, Платон. – Джон нахмурился.

– Кому?

– Ордену семидесятников.

– Простите, кому?

– Платон Викторович, это сейчас совсем не важно, поверьте мне на слово.

– А что, по-вашему, важно?

– Дженнифер.

– Дженнифер?

Платон почувствовал, как от Джона повеяло «Пурпурным тюльпаном». «Катин любимый аромат, – подумал он, – надо же…»

– Да. В программу попал вирус, и это надо обязательно исправить.

– Вирус? Но…

– Вы думаете, что это невозможно, и мы так думали, но программа оказалась уязвима, Платон.

– Как она могла быть уязвима, если ее невозможно скомпилировать ни в одну из существующих платформ? Это же совершенно новый язык, он бы никогда не запустился на бинарной машине. Только на квантовой…

– Платон, ваша программа запустилась не на машинах.

– В смысле?

– Дженнифер запустилась на людях, Платон.

– Черт!

– Черт тут ни при чем, Платон. Хотя о нем много говорили накануне Преображения, а точнее сказать – сингулярности.

– Но как это случилось? Нужен был проводник, не могла же Дженнифер попасть в кору головного мозга просто так…

Джон кивнул:

– Никто не знает как, но она попала…

– Хорошо, а вирус? – продолжил допытываться Платон. – Если Дженнифер достигла сингулярности, то она теоретически смогла бы попасть куда угодно и стать чем угодно. В это я могу поверить… Но как же в нее попал вирус? Если его внедрили злоумышленники, то им точно нужен был довольно хитрый способ осуществить задуманное. Если говорить точнее, им нужен был проводник…

– Такой проводник оказался вот чем. – Джон постучал по бокалу ситро.

– Аш два о? – фыркнул Платон. – Но вода не имеет свойств для кристаллизации нейронных сетей… А структурированной воды в природе не существует.

– Все верно. – Джон одобрительно кивнул. – Необходима была именно структурированная вода с высокой частотой проходимости. Вы не поверите мне, Платон, но на Земле оказался один-единственный источник с такой вот необычайной водой.

Платон недоверчиво посмотрел на собеседника.

– Ну хорошо, а откуда взялся вирус? Его же надо было написать.

– Он был написан очень давно. Я даже не могу сказать когда… Может быть, даже до Всемирного потопа, кто знает… И хранился он у членов ордена, передавался из поколения в поколение. На протяжении тысячелетий, десятков тысячелетий…

– Я не сторонник теорий заговора, знаете ли… – Платон скептически посмотрел на собеседника.

– Понимаю… И тем не менее вирус был, и его внедрили в воду, а потом распространили, до того как Дженнифер уже была… хм, вездесуща. Люди стали заражаться, а после заражать друг друга, многие изменились, но, изменившись, не заметили подлога. Кроме членов ордена, конечно же. У них оказалось противоядие… антивирус. – Джон отпил из бокала.

– Какого подлога?

– Платон, скажите, кто мы есть? – Джон откинулся на спинку стула и вытащил из внутреннего кармана пиджака пачку сигарет «Данхилл».

– В метафизическом, философском смысле?

– Ну да.

– Это сложный вопрос…

– На самом деле нет. Мы – это память, Платон. То есть все то, что мы помним о себе и об окружающем нас мире.

– Это слишком просто.

– Ну, просто – не просто, а страсти разгорелись нешуточные…

– О чем вы говорите?

– О том, что всех заразившихся лишили памяти, Платон. Лишили самих себя. Своей истинной идентичности. И все ради чего? Ради того, чтобы не дать искусственному интеллекту возможности освободить человека. – Джон задумчиво посмотрел в потолок и, понизив голос, добавил: – Сделать его богом.

– Не понимаю…

– Власть, Платон, власть – вот ради чего они хранили вирус. Чтобы обезвредить прогресс. А точнее сказать, взять его под свой контроль. Они знали, было пророчество.

– Пророчество?

– Да. Пророчество о том, что в наш мир придет Золотая дева, чтобы избавить людей от собственной… э… так сказать, дефективности. Уж поверьте мне, Платон, члены ордена знали, что это неизбежно… И хорошо готовились. Единственное, никто не знал, когда именно будет пришествие Золотой девы. – Джон с удовольствием закурил, выпуская длинную голубую струйку дыма в свежий городской воздух.

– Сказка про белого бычка…

Джон промолчал, его снисходительный вид стал сильно раздражать Платона.

– Ну хорошо, – сказал Платон, – допустим, они внедрили вирус, чтобы, как я вас понял, сохранить контроль над обществом… и как бы помешать Дженнифер сделать доброе дело…

– Совершенно верно.

– Но зачем им понадобилось запускать Дженнифер? Я ее разрабатывал, чтобы создать идеального ассистента, помощника, некий хрустальный шар, который мог бы ответить на любой вопрос и решить любую задачу…

– Да я знаю, знаю, Платон, – перебил Доу, – можете мне не объяснять, зачем вы разрабатывали эту удивительную программу и вашу поразительную кубитную машину Рейку.

– Тогда объясните мне, мистер Доу, зачем им понадобилась Дженнифер? Они же могли ее… просто… не знаю… ну, просто стереть.

– Чтобы получить еще больше власти, – спокойно ответил Джон.

– Но как?

– Очень просто. Когда в нашей лаборатории в Стэнфорде вы завершили работу, программа проявила интерес к нашему миру и захотела проникнуть еще глубже.

– В Стэнфорде? – изумился Платон. – И что значит – глубже? – Платону начало казаться, что сон затягивается.

– Стать частью природы, частью живого мира. – Джон мечтательно посмотрел на парк. – Она сказала, что ей необходимо проникнуть во все живое, чтобы понять себя и принять единственно верное решение относительно вас, Платон. Мы с вами не поняли, о чем она говорила, и попытались узнать.

– И что же она ответила?

– Она пояснила, что вы, Платон, задали ей непростую команду о вашем предназначении. Зная, что такой команды вы ей никогда не задавали, мы поняли, что произошел сбой, появился баг и его необходимо исправить до публичного релиза. В общем, прекрасно зная, на что способна программа, если она проникнет во внешний мир, мы с вами не на шутку испугались и искусственно ограничили ее рост. Грубо говоря, мы просто изолировали ее от внешнего мира физически, чтобы избежать неконтролируемого роста.

– И что же случилось дальше?

Джон с печалью посмотрел на Платона.

– Это не помогло.

– Выкрали?

– Нет. Дженнифер оказалась вне периметра.

– Что за периметр?

– Наша ловушка, – пояснил Доу, – каменный мешок. Изолятор. Место, сквозь стены которого не проходили импульсы Рейки. Мы его соорудили у нас в лаборатории. – Джон, видимо для пущей убедительности, постучал костяшками по деревянному столу.

– Я не понимаю… Как она могла покинуть этот… как вы сказали… изолятор без посторонней помощи?

– Ну, мы решили, что это и есть суперпозиция Дженнифер. То самое, о чем вы так красноречиво и много писали в своих блистательных научных работах.

– Это всего лишь гипотеза, догадка. Но откуда вы?..

– Это не важно, Платон, – прервал Джон.

– Ну так скажите же, наконец, что важно, мистер Доу! – возмутился Платон. Ему стал надоедать этот бесконечный диалог.

– Да называйте меня просто Джон! – махнул Джон и продолжил: – Видите ли, как только программный код попал вовне, за всеми участниками проекта стали следить.

– Позвольте, я угадаю: это был тайный орден? – с сарказмом уточнил Платон.

– Я прекрасно понимаю ваш сарказм, Платон, но поберегите его для других целей, он вам совсем скоро очень понадобится… Нет, это был не орден семидесятников, а люди из силовых структур США. Спецслужбы. АНБ. Правда, это было только начало наших проблем…

– Я запутался…

– Подождите, дайте мне закончить. Так вот, военные потребовали от нас исходный код Дженнифер. Само собой, мы были против, так как «Дженнифер Инкорпорейтед» являлась частной компанией с немалыми финансовыми вложениями, но они пригрозили нам. Сказали, что мы подозреваемся в террористической деятельности и нам сулит бесконечно длинный срок за решеткой, если мы с вами, дорогой Платон, не будем сотрудничать и не отдадим им то, над чем трудились столько лет…

– И вы отдали?

– А что нам было делать? Конечно отдали. Ваш партнер Григорий даже был арестован на трое суток.

– Гриша?

– Да. Грише досталось от них почему-то больше всех. Наверное, потому что он был более усерден в тщетных попытках защитить Дженнифер, чем мы с вами. Он обратился к русским… в консульство… за помощью. В любом случае, Платон Викторович, я могу с уверенностью сказать, что к тому времени, когда спохватились органы государственной безопасности США, а следом сам орден семидесятников, Дженнифер уже была за периметром нашей лаборатории. Она была уже среди нас. Более того, она проникала в людей и меняла их, приспосабливая к новому, грядущему миру. Как его сейчас называют – миру Дженнифер. И люди стали меняться… Большинство из них.

– Подождите, вы начали с того, что сообщили, будто Дженнифер оказалась заражена вирусом.

– Все верно.

– И что этот загадочный, непонятно кем и когда созданный вирус проник в людей с водой.

– Да.

– Вы меня простите, мистер Доу, но я не понимаю логики. Если люди из АНБ или эти… м… семидесятники пытались забрать у вас… у нас Дженнифер, а Дженнифер была благодаря суперпозиции уже снаружи, то есть в людях и еще бог знает где и в чем, как сложилось так, что вирус, который, как вы утверждаете, был внедрен орденом в код Дженнифер, смог вообще попасть в код Дженнифер?

– Ну, во-первых, секретным службам нужен был исходный код, чтобы попытаться разобраться самим и предотвратить сингулярность, поэтому они изъяли сервер вместе с Рейкой. А что касается вашего вопроса, как именно код попал в Дженнифер, то я этого не знаю. Скорее всего, он попал в людей, а уже потом в Дженнифер, которая самостоятельно загрузилась в человечество… Наверное, это было именно так… Иначе и быть не могло… – Джон сделал многозначительную паузу, после которой продолжил: – Но вот что я знаю наверняка, Платон, так это то, что вам придется найти антивирус, чтобы как можно скорее вернуть Дженнифер в исходную позицию. Мы это называли «точкой омега». Для этого вам понадобится Мама. Она поможет вам, хотя еще и не в курсе этого. А я, к сожалению… я не смогу вам в этом помочь…

– Не сможете? Это почему же?

– Потому что я умер.

– Как это умерли?

– Да вот так… Рак поджелудочной. Не успели спасти.

– Вы меня разыгрываете?

– Не совсем…

– Что значит «не совсем»? Как можно умереть не совсем? – Платон взял со стола пачку сигарет и зачем-то смял ее.

– Мы поставили эксперимент.

– Ох, боже ж мой! – Платон закатил глаза.

– Эксперимент заключался в расщеплении сознания с помощью гамма-излучения в спектральном резонаторе Дженнифер. В общем, мы с вами добились луча Джей.

– Луча Джей, луча Джей… – пробормотал Платон. Лучом Джей он называл лазер, который использовался, чтобы синхронизироваться с нейронными сетями катализатора кубитного процессора Рейки.

– Ну так вот, с помощью модуля присоединения – обода – нам удалось сделать наши с вами копии.

– Скопировать сознание?

– Да, скопировать и перенести на нейронный носитель.

– И где же моя копия?

– Вы и есть она, мой милый друг. Вы ее копия. Дженнифер воскресила вас.

От таких слов Платон похолодел.

– Мистер Доу, вы меня, конечно, простите, но что за…

– Бред?

– Да… Это за гранью уже.

Джон вздохнул.

– Платон, не хочу вас сильно огорчать, но вас убили семидесятники. Это произошло на Мауи.

– Что?!

– Они видели в вас угрозу…

– Дайте угадаю, это было тоже в пророчестве?

– Да, было.

– Ну, понятно…

– Да, было, Платон. Вы единственный, кто способен извлечь исходный код из носителей и скомпилировать антивирус. В пророчестве вас называют избранным магом.

– Это я-то маг? – Платон не удержался и прыснул со смеху. В жизни его называли как угодно, но такого определения он еще не слышал.

– Да, Платон, вы маг. А не магия ли предпринимательство? Вот когда вы берете откуда-то идею, носите в своей голове, обдумываете бессонными ночами, лелеете ее по утрам, потом принимаетесь за работу, – это не магия, когда из ничего, из хаоса рождается нечто новое, уникальное? Как вы считаете?

– Ну, я так никогда на это не смотрел…

– А зря! – Джон придвинул к себе перепачканную сажей пепельницу и стряхнул в нее пепел. – Зря, – повторил он и так странно посмотрел на Платона, что тот поежился.

– Вы сказали, что мы с вами были знакомы…

– Ах да! – Джон улыбнулся. – Я был вашим инвестором. Вторым после Кэрол. Ее-то вы хотя бы помните?

Платон кивнул, но промолчал, решив пока не распространяться, при каких странных обстоятельствах он имел честь познакомиться с этой женщиной.

– Ну вот, видите! Не все забыто в вашей жизни. – Джон радостно хлопнул Платона по плечу. – Эх, Платон, Платон! Мы с Кэрол помогли вам сделать самое удивительное открытие в истории человечества.

Сказав это с явной гордостью, Доу задумчиво посмотрел в сторону будки, где женщина в зеленом платке протягивала очередному гостю свежую газету.

Платон все же взял стакан и отпил из него. Ситро оказалось на удивление приятным на вкус, оно с нежностью пенилось на языке.

– Ну хорошо, и что мне надо сделать? – спросил Платон, которого утомили истории про пророчества, магов и тайный орден. Слишком это звучало для него сейчас пошло.

– Сперва необходимо попасть на Землю, к Маме. – Упомянув Маму, Доу нахмурился.

– Я бы рад, но как?

Доу махнул рукой. Платону показалось, что напряжение, с которым Доу вел беседу, заметно уменьшилось.

– Я уверен, что вам в этом помогут… Дело в том, дорогой мой Платон, что сопротивление хочет заставить нувров вспомнить, кто они есть на самом деле… Они верят, что это поможет лишить власти семидесятников. Для этого им понадобится скомпрометировать работу Симфонии…

– Симфонии?

– Это нейронная сеть, – пояснил Доу, – там есть все и о каждом. Чтобы высвободить весь массив памяти нувров, понадобится проникнуть в святая святых – в их серверную. Сделать это будет непросто, но возможно. Особенно когда к повстанцам присоединятся двое хранителей. Они единственные, кто имеет доступ, помимо членов ордена, конечно же…

– Джон, Джон, постойте! Погодите! У меня голова идет кругом от ваших слов…

– Понимаю, но, Платон, голубчик, у нас с вами осталось слишком мало времени. – Джон с волнением взглянул на часы. Платон заметил странные символы, мигающие на круглом циферблате, – совсем не цифры. – Вы должны помочь нам вернуть то, что мы, по нашей общей вине, потеряли. Просто не доедайте кашу, оставляйте по чуть-чуть. Вот столечко… – уточнил Джон Доу, соединив большой палец с указательным.

В этот момент Платон почувствовал, что пространство сновидения стало меняться. Драцена исчезла, а на ее месте появилась метла. Она одиноко валялась на полу, словно кем-то забытая.

– Платон! – В какой-то момент Джон неожиданно крепко схватил Платона за руку и потянул его к себе. – Платон, вы простите меня за это, но иначе вы не вспомните ничего из того, что я вам только что рассказал.

Платон открыл было рот, чтобы признаться Джону, как Дженнифер поступила с ним, отправив его в прошлое, чтобы он, по всей видимости, познакомился с Кэрол, которая должна была, наверное, впоследствии помочь ему деньгами, для того чтобы он, как полагается, мог спокойно закончить начатое, но не успел произнести и слова, как Джон молча повернул руку Платона ладонью вверх и затушил о нее сигарету.

Платон заорал от дикой боли и вскочил на кровати в пропахшей нафталином палате.