Читать книгу Мир Дженнифер - Антон Ильин - Страница 27

Опять завыла сирена: «У-у-у-у-у-у-у-у-у».

Платон поднял голову и увидел, как серебряный колпак сел на резьбу и быстро стал завинчиваться.

«Внимание! Внимание! – забубнили из репродукторов. – Начинается погружение. Займите свои места. Пристегнитесь. Десять, девять…»

– Плат, пристегивайся! – бросил Гриша, а сам побежал за своим баллоном, который укатился куда-то к носу батискафа.

Платон нашел два ремня безопасности и без труда скрепил их на животе, после чего сразу почувствовал толчок. Батискаф ушел под воду.

– Ар-р! – выкрикнул Гульба.

Выключилось дневное освещение, а затем зажглись красные лампы. Вся группа принялась натягивать маски.

– Что происходит, Гриш? – Платон первым делом спросил друга, гнездившегося рядом с ним. – Куда мы… плывем?

Вместо того чтобы ответить, Гриша надел маску, а потом то же самое помог сделать Платону.

– Плат, ты когда-нибудь нырял с аквалангом? – спросил он спокойно.

– Нет… Ну, однажды. В бассейне. В Турции. А что?

– Ну, ничего. Вспоминай, как ты все делал, как дышал. Наденешь загубник, когда воду пустят. Слышишь? Потом плыви за мной. Не отставай и ничего не бойся. Это пустяки.

Держаться за Гришей. Плыть за ним и ничего не бояться. Господи, сохрани! Платон снова вспомнил Господа всуе и даже неосознанно перекрестился, чем вызвал большой интерес у Гульбы. Гульба неистово захлопал в ладоши и стал бесцеремонно тыкать в него пальцем. «Вот хам!» – подумал про себя Платон и неожиданно задрал ноги, так как на полу появилась вода. Она стала быстро подниматься и вскоре была уже всем по щиколотки.

– Надевай загубник, поверни краник. Вот так, – проинструктировал Гриша и повернул вентиль воздушной смеси. – Сделай вдох.

Платон все послушно выполнил и сделал вдох, а когда он сделал второй, то кисельная вода уже накрыла всех с головой. Платону она показалась несколько мутной. Он наблюдал, как Петрович вытащил из-под сиденья длинный предмет. Это была палка с овальным наконечником, внутри которого виднелась матерчатая сетка. «Совок, что ли? Зачем ему совок?» Петрович проплыл мимо, ловко дрыгая ногами так, что кисель зашелся пузырями. Остальные тоже повытаскивали совки. Гриша протянул Платону свой, а сам полез под скамейку доставать новый. Совок был на вид алюминиевый, метр с половиной, не более, в длину, с резиновой рукояткой и пузатым набалдашником на конце. Гриша легонько стукнул Платона в правое плечо и поманил плыть за ним наверх через входной люк.

Когда пузыри рассеялись, перед ними предстала чудесная картина. Тысячи причудливых подводных деревьев, высоких, как секвойи, раскачивались из стороны в сторону, как надувные пляшущие аэромены, которых часто ставят для привлечения нового посетителя рядом с магазинами, закусочными или автозаправками. Святящиеся шары (наверное, плоды деревьев), похожие на огненные сферы, прятались в ветвях стройных великанов, отчего растения казались нарядными новогодними елками. Батискаф покоился на дне, усыпанном переливающимися камнями, а само дно искрилось и напоминало магические сахарные горы. Свет шел как бы от всех объектов сразу и был живым, потому что мерцание его напоминало чье-то спокойное дыхание. Удивительно, как эта торжественная картина контрастировала с той, которую Платон видел только что на поверхности океана, где грубость механических приспособлений никак не вязалась с нерукотворным покоем подводного мира.

Платон замер, с восхищением любуясь видами. Он забыл про страхи и вспомнил о них только тогда, когда Гриша потянул его за собой. Платон забарахтался и нервными рывками поплыл за своим приятелем. Остальные скрывались за обильными пузырями, шлейфом идущими за другой группой аквалангистов. Платон старался рассмотреть, куда они все плывут, но ветки со светящимися шарами, гроздьями висящими у них на пути, скрывали перспективу, чем тревожили Платона.

Заботливый Гриша постоянно оборачивался, чтобы убедиться, не отстал ли Платон, а убедившись, что тот придерживается правильного курса, продолжал плыть дальше. Минут через десять сахарная гряда сменилась обычным песчаным дном. Деревья стали попадаться все реже. Света поубавилось, и благостный уют встретился с неприветливым холодом. Платон посмотрел вниз.

На дне лежали камни и обломки каких-то аппаратов, очень похожих на батискаф, в котором он только что находился. Песок был темным, серым, словно вулканической породы, кое-где виднелись ямы, в них мерещилось нечто колючее и, возможно, живое, точно морской еж. Платон от страха зашевелил сильнее ластами и приблизился к своему покровителю. Гриша посмотрел на Платона и, по всей видимости, чтобы приободрить, показал ему большой палец левой руки, так как в правой он держал предмет, похожий на совок.

Товарищи плыли метрах в десяти над дном, двигаясь за плотным косяком аквалангистов, белесые тела которых, обвитые пузырями, походили на призраков доисторических рыб. Прошло, наверное, еще минут десять, прежде чем аквалангисты наконец-таки подплыли к нужному им месту. Платон испытующе вглядывался вперед, но его зрение никак не могло распознать, что там было за скалистым выступом, который они только что миновали.

Приблизившись, Платон увидел пирамидальной формы скалу размером с десятиэтажный дом. В скале, в самой ее середине, было треугольное отверстие, куда и заплыла группа. Оказавшись внутри, Платон заключил, что проход, скорее всего, не был естественным. Об этом свидетельствовали ровные края стен угольно-черной породы. Еще наблюдательный Платон отметил, что лаз этот кренился, закручиваясь вниз. То есть они плыли не горизонтально, а скорее начинали вертикальное погружение. Это было неприятно, но Платона успокаивало присутствие Гриши и его заботливое к нему отношение. Он всегда был добрым малым. Слегка инфантильным, слегка грустным, безмерно доверчивым и совсем неконфликтным.

«Какой же он все-таки хороший человек», – думал Платон, стараясь не отставать от участников этой затянувшейся экспедиции. Платон часто бывал несправедлив к Грише и без меры высокомерен. Гриша для него всегда оставался тем, на кого он мог не только положиться, но, что хуже всего, накричать, сорваться, зная, что это всегда сойдет ему с рук. Гриша со всем соглашался и, как казалось Платону, испытывал в его отношении благоговейное восхищение. Платон любил поучать Григория, учительствовать, ругать его за тупость и изредка хвалить, понимая, что иногда нужно бросать кость изголодавшемуся псу, чтобы тот не убежал. Платон покраснел. Он испытал в этом марсианском подземелье внезапный прилив стыда за то, что так думал и поступал, за то, что позволял себе непозволительное. Его гордыня, как едкая кислота, разъедала все вокруг, оставляя его одиноким и неприкаянным. И только Гриша имел чуть ли не сверхъестественный иммунитет, чтобы самовлюбленный эгоист не остался совсем один – так сказать, без присмотра.

Лаз внезапно просветлел и окрасился в нежно-голубой цвет, вода стала гораздо теплее, и Платон радостно задвигал ластами в стремлении поскорее попасть в то самое место, откуда исходил этот чудесный, магнетический, манящий к себе свет. Один за другим вся команда выплыла из треугольной выбоины в пирамидальной скале и попала в светлый грот с пористыми стенами и выпуклыми светящимися полупрозрачными наростами, похожими на пятнистые черепашьи панцири. Над группой, метрах в двадцати, зияла поверхность, откуда и падал столбом этот славный небесный свет.

Все стали подниматься к обливающейся лазурью поверхности. Платон в этом занятии был настолько усерден, что обогнал сопровождающего его Гришу и чуть-чуть не сравнялся с Шуриком, который изрядно отстал от остальных. Когда Платон вынырнул на поверхность, то первым делом сощурился от яркого солнечного, как ему показалось, света. Попривыкнув, он удивился, что вся группа уже успела вылезти на серебряный берег и снять с себя маски. Они стояли мокрые, блестящие, человек семь-восемь, и поочередно обменивались рукопожатиями.

Это была Алмазная пещера, как ее назвал Гриша, когда через мгновение тоже вынырнул рядом с берегом. Платон стянул маску и с восхищением осматривал пещеру, которая вся была из каких-то светящих минералов голубого цвета. Причем свет в них не был статичным, а двигался и перемещался от камня к камню, создавая тем самым иллюзию вращения вокруг оси, словно пещера крутилась, как какая-нибудь микроскопическая галактика. Свод пещеры тоже излучал свет, медленно плывущий по спирали. Вода была спокойной, она только слегка пенилась и серебрилась в разных местах, словно там играл ветер. Платон облизал губы и почувствовал сладковатый привкус, как будто воду перемешали с сахарным сиропом. Воздух тоже казался сладким, теплым, как вода, и свежим. Настолько свежим, что им было жалко дышать.

– Вы вылезать будете? – крикнул им Петрович, тряся над головой своим совком, как папуас тряс бы копьем при виде чужеземцев.

Несколько мужчин прервали беседу и повернулись к ним. Они молча изучали Платона. Их скукоженные лица, утянутые гидрокостюмами, показались Платону какими-то знакомыми, один из них, тот, что был повыше, нагнулся к Петровичу и пробубнил ему в ухо, да так громко, что Платону четко послышалось: «Ему боберять можно?» Петрович не ответил и лишь кивнул в сторону Гриши. Гриша как раз вылезал на скользкий берег, помогая себе своим совком. Совок гнулся, но не ломался.

Платону не понравилась эта атмосфера, она ему показалась недружелюбной. Все члены экипажа пузатого батискафа, узнав, что Платон изобрел Дженнифер, о чем так открыто и пафосно объявил его товарищ, стали какими-то апатичными и индифферентными. Неясно было, хорошо это или плохо, и точно не понятно, что можно было ожидать от этих людей. Тем более от незнакомцев, которые стояли на этом фантастическом серебряном берегу, как стояли бы отдыхающие в Ялте на песчаном берегу Черного моря.

– Платон, давай помогу! – Гриша попытался подхватить Платона, но тот с резкостью отмахнулся.

– Я сам! – процедил он сквозь зубы, но тут же его рука сорвалась с невероятно склизкого, как оказалось, берега, и он больно стукнулся лицом о его поверхность.

– Ай! – вскрикнул Платон и сполз обратно в воду, выронив совок.

Гульба громко заржал. Остальные не двинулись с места, и лишь только Гриша с Шурой бросились на помощь – единственные из этой компании не растерявшие сочувствия.

– Ай! – Платон испугано уставился на окровавленные руки.

– Тьфу ты! – Петрович со злостью стукнул совком о сверкающий грунт берега.

Платон схватился за нос, из которого обильно текла кровь. Она капала на землю и скатывалась к розовеющей воде, отчего та возмущенно вспенивалась.

– Дай осмотрю, – предложил Гриша, но Платон замотал головой, давая понять, что ему не надо никакой помощи. Тем не менее Гриша все же аккуратно отодвинул ему руку, чтобы оценить серьезность ситуации. Платон нехотя, но все же поддался.

– Ничего, жить будешь. Нос не сломан, – заключил его друг.

– Запрокинь голову и жми нос, – посоветовал Шурик, который тоже успел хорошо разглядеть нос Платона. – Вот так. – Он показал, как правильно остановить кровотечение из носа.

– Ладно, пора идти! – скомандовал Петрович, поднимая свой совок. – Времени нет. Кораллы сохнут.

Все последовали за предводителем. Похожие на пингвинов, они вытянулись в шеренгу и зашлепали утиными лапами по ребристой поверхности берега. Платон, Шурик и Гриша, как всегда, были в хвосте.

– Ну как нос? – поинтересовался Гриша.

– Кровь остановилась? – спросил Шура.

– Нормально все! – махнул Платон, идущий с запрокинутой головой.

И хотя Платону было крайне неудобно в таком положении, все же он смог осмотреться. Берег был небольшим, ухабистым и вскоре заканчивался крутым спуском, который вел в новую пещеру с выпуклыми полупрозрачными, святящимися изнутри стенами, в которых что-то плавало, какие-то продолговатые тени бродили в молочной синеве – быть может, даже нечто живое. Платон поежился при мысли о внеземной форме жизни и убыстрил шаг.

Через минуту они попали в новую полость, с потолка которой часто падали крупные серебряные капли, но при этом дно оставалось совершенно сухим. Пустота эта казалась меньше предыдущей и сменилась продолговатым по форме гротом, за которым начиналась неожиданная череда проходов и пещер с камнями разной формы, величины и цвета, а также разной интенсивности внутреннего своего свечения. Одни камни были острые и вытянутые, как сабли, другие сферические и гладкие, как бильярдные шары, третьи походили на крупный картофель, четвертые – на гигантские фаллосы, пятые же напоминали летающие тарелки, разве что только не летали.

Платон все еще зажимал нос, так что ему приходилось дышать ртом, поэтому он не мог слышать сладковатого запаха, исходящего от полупрозрачных стен. Единственное, он понимал, что воздух теплый и влажный, потому что рот не пересыхал, как это обычно бывает при таком способе дыхания. Вскоре они вошли в гигантскую пещеру, заполненную светящимся лиловым озером. Свечение исходило со дна, которое неплохо просматривалось с высоты крученого янтарного берега. Внизу что-то чернело.

– Все! – скомандовал Петрович. – Вы давайте с новеньким приступайте к ныркам и сбору, а мы с Танком и Ломом по делам.

Танком и Ломом оказались двое незнакомцев, один из которых – непонятно, Танк это был или Лом – бубнил недавно во всеуслышание сварливому старику в его заросшее ухо.

– Давайте все вместе… – предложил Шурик и сразу запнулся, увидев, как Петрович сверкнул глазами и вдобавок со злостью притопнул.

– Кой вместе?! Кораллы кто собирать будет?! – закричал он. – В крайний раз нувры розгами хлестали по задам! Опять хочешь?! Будет недобор – получим штрафы!

– А почему мы должны нырять снова?! – встрял в разговор Гриша. – Вы с Ломом второй раз подряд пойдете! Теперь наш черед!

– Ваш, наш! А с ним кто будет? Твой же кореш! Не мой! – Петрович ткнул совком в Платона, который по-прежнему лечил свой нос, задрав его кверху. – Вот и сиди с ним нянькой! Еще разболтает о янтарной, тогда мы сюда уже не попадем. И точка! Все! Пошли!

Петрович, Лом и Танк пошли прочь, не озираясь. Лишь один из них, Танк или Лом, обернулся в самом конце волшебного этого утеса, прежде чем все трое скрылись в незаметной пробоине мерцающей стены, которая покоилась в глубине грота с противоположной стороны от входного отверстия.

– Вот наглец! – возмутился Гриша. – Достал уже всех! Как на зоне ведет себя!

Платон тоже возмутился про себя, но его беспокоил больше нос, чем Петрович с Ломом и Танком, куда бы они ни отправились. Еще Платон не отрывал взгляда от красивой заводи. Он смотрел сквозь кисельные воды, стараясь как следует разглядеть, что там за странное движение происходит среди растений. Растения раскачивались, сияли и выпускали что-то темное в воду. Вместо того чтобы подниматься на поверхность, эти чернильные струи спускались вниз и исчезали в волнистых складках дна, которое представлялось Платону песчаным, неглубоким и пологим.

– Агр! – выкрикнул Гульба, после чего надел загубник и первым прыгнул в розовую воду.

– Ну что? – Гриша обратился к Платону. – Подождешь нас здесь, пока мы управимся?

– Да пускай с нами ныряет! – предложил Шурик, который показался Платону чуть ли не двойником Гриши, как по комплекции, так и по манерам.

Два белых надувных толстяка стояли перед Платоном на берегу подземной пещеры Марса, у подножия сверкающей лиловым убранством таинственного озера и ждали, какое примет решение он – человек из другого времени и пространства, желающий одного-единственного – не сгинуть в этом странном, совсем чуждом ему мире.

– Давайте я с вами, – предложил Платон и стал аккуратно надевать маску, чтобы не повредить свой нос.

– Ну и замечательно! – приободрился Гриша. – Это скипетр. Работает он так.

Гриша повернул совок рукояткой вверх, чтобы Платон мог лучше видеть его манипуляции с прибором, затем умело отвинтил набалдашник и нажал на красную кнопку.

– А это свитчер – включатель, он инициирует программу скипетра. Скипетр полуавтоматический, он сигнализирует и тянется к нужному кораллу самостоятельно, понимаешь? – Гриша посмотрел на Платона с надеждой учителя, а потом добавил: – Скипетр настроен на их частоту. Все просто. Давай, включи свой, попробуй.

Платон открутил набалдашник и обнаружил такую же кнопку. Затем он неуверенно утопил ее. Совок ожил. Об этом свидетельствовало напряжение слабого тока, пустившего волну мурашек по локтю.