Читать книгу Мир Дженнифер - Антон Ильин - Страница 25

«Следующий! Проходим! Проходим!» – донеслось из репродукторов.

– Ну что застыл, иди!

Платона кто-то толкнул в спину, возвратив из оцепенения. Когда он обернулся, то увидел афроамериканца, тот раздраженно и зло смотрел на него.

«Следующий!» – повторил металлический голос.

Платон не заметил, как миновал переход и оказался в основном зале купола. Перед ним стояли охранники и врачи, которые распределяли между всеми белые гидрокостюмы. За их спинами располагался овальный бассейн средних размеров, наполненный темной водой, сильно пахнущей хлоркой или чем-то вроде нее. Со шлепками туда падали белые гидрокостюмы. Они вылетали из основного отверстия никелированной трубы, похожей на кран умывальника, который грозно нависал над всеми и сочился. Один санитар вылавливал костюмы из бассейна каким-то крюком и бросал в огромное алюминиевое корыто, расположенное рядом со смотрителями. Из корыта уже другой санитар с усердием вытаскивал костюмы, а потом скручивал их под катушкой пресса, чтобы выжать. Затем он пополнял ими стопки, стоящие горками у распределителя. Платон подошел к нему. Великан был плотного телосложения, с толстыми губами, короткой мускулистой шеей и здоровенными руками в серебряных кольчужных перчатках, как у мясника. Платон протянул руки, и распределитель плюхнул в них гидрокостюм, оказавшийся невероятно легким.

– Следующий! – пробасил он.

Дальше очередь вела по винтовой лестнице вверх. Люди, которым выдали гидрокостюмы, поднимались по ней как-то неестественно. Ступали они лениво, вяло, какие-то все бесстрастные и безразличные к такой вот судьбе, совсем смирившиеся. Им было не привыкать, но только не Платону! Его понятное возбуждение сильно контрастировало на фоне этой обезличенной массы. Там, где лестница заканчивалась, он увидел стоящие в ряд черные капсулы. С человеческий рост, с дверцами-гармошками, совсем как у троллейбусов. Когда двери разъезжались, в капсулы проходили люди. Петрович и Шурик шли бок о бок в одну из кабинок, привычно неся перед собой гидрокостюмы. Платон поспешил за ними, а когда все оказались внутри, то он понял, что это раздевалка. Десятки голых тел неспешно наряжались в гидрокостюмы. Смотрящие за ними санитары в паре с солдатами сидели на высоких стульях и неспешно обсуждали что-то, время от времени делая замечания тем, кто совсем медлил или вовсе сидел на скамейке, опустив голову в задумчивости.

Шура, увидев Платона, по-свойски кивнул ему и принялся раздеваться, обнажая нежную розовую кожу на объемных припухлостях. Петрович кряхтел, снимая через голову полосатую робу. Платон увидел глубокие шрамы на его обнажившейся спине. Синие, словно вздутые вены тянулись и кое-где пересекались, отчего создавалась иллюзия, что это чертежи с каким-то загадочным смыслом.

Платон стянул с себя тапки, развязал пояс, снял штаны и скинул рубаху. Ему очень не хотелось расставаться с трусами, но это делали все. Стянув и их, он принялся примерять гидрокостюм. Удобнее всего это было делать сидя. Платон так и сделал. Он сел на скамейку и, задрав ногу, принялся натягивать на нее тянущуюся, как колготы, материю. На ощупь наряд этот был упругий, как силикон, и клейкий.

Далее из раздевалки они попали в коридор с водой на полу. Вода была темно-желтой и вязкой, почти как кисель. Она сочилась из маленьких дырочек, проделанных в полу, и слегка пузырилась. Шлепая и чмокая, все трое прошли по довольно узкому и приличному по длине коридору, освещенному плоскими лампадами, висящими синими блюдцами вдоль стен. Петрович открыл дверь. В новом помещении на потолке виднелись распылители, обдававшие каждого мелкой липкой влагой. Солоноватая на вкус, вода эта налипла тонкой пленкой на глаза, попала в нос, проникла даже в легкие. Дальше сквозь висящие макаронами радужные резинки они попали в навесной переход, пикантно подкрашенный оранжевыми оттенками планеты. Из окон коридора был хорошо виден перрон. На него пулей влетали новые вагоны, а передние, наоборот, улетали, скрываясь под широким козырьком горловины второго тоннеля. Платон посмотрел вдаль. Пейзаж показался ему банальным. Рыжая, каменистая, ухабистая и пустая планета простиралась за горизонт, который обрамлял однородное ее тело, одинаково тусклое и какое-то совсем обезличенное, унылое, словно созданное наспех. Глаз насыщался быстро, как насыщается он, к примеру, от видов моря – сперва не оторвешься, но спустя какое-то время привыкаешь, а чуть погодя и вовсе не замечаешь его ребристые просторы.

В конце перехода была расположена еще одна дверь-гармошка. Она со скрипом раздвинулась и пропустила их в клеть лифта. Несколько больших грузоподъемников покорно ждали своей очереди. Два медбрата выдали маски, трубки и баллоны с воздухом. Платон с ужасом посмотрел на снаряжение.

– Надо куда-то нырять? – чуть слышно спросил он своих новоиспеченных знакомых.

– Кораллы собирать будем, – буркнул в ответ Петрович, который довольно ловко вскинул на себя баллон огуречного цвета.

– Господи, помилуй!

Платон тоже стал надевать снаряжение, повторяя незамысловатые действия остальных. Нувры внимательно следили за его неуклюжими манипуляциями, но не вмешивались, чтобы как-то помочь, и ничего при этом не говорили, лишь щурились, как рептилии на солнце.

Вскоре аквалангисты были готовы и вместе с другими зашли в кабину лифта. Лифт немного раскачивался. Было слышно, как железными прутьями играется ветер. Медленно, громыхая и чиркая о стены, лифт неуклюже пополз вниз. Через минуту он выехал на свежий воздух. Платон отвернулся от солнца.

– Не дрейфь, – послышался сиплый голос Петровича, – нырять первый раз всем страшно…

– Куда нырять?

– В окиян!

– В океан? Какой океан? – испугался Платон.

– Окиян подземный тута у них обнаружился. – Петрович ткнул указательным пальцем вниз и притопнул еще вдобавок ногой, которая в гидрокостюме походила на лягушачью лапку.

Платон посмотрел на остальных. Помимо старика, толстяка и его самого, было еще четверо. Все они не обращали ни малейшего внимания на разговор, просто стояли и ждали, когда спустятся вниз. Только Шурик крутился и елозил, недовольный тем, как на нем сидел баллон. Баллон крепился круглой пряжкой на груди. На ней было что-то написано. Платон прочитал: «Occulu, Putatve, Liberalis»25.

– А зачем нам туда нырять? – спросил он и потрогал свою пряжку, на которой оказалась точно такая же надпись.

– А затем, – продолжил Петрович, – чтобы собирать кораллы.

– А зачем их собирать?

Петрович оглянулся на соседей. Платон тоже посмотрел на них. У Шуры совсем не ладилось с застежкой, и он снова снял с себя баллон, чтобы поправить размер крепления.

– Они их едят, – прошептал Петрович.

– Кто они?

– Нувры.

– Нувры едят кораллы?

– Да. Кашу варят. А вот нас заставляют собирать. Потому что сами не могут. – Петрович пожал плечами, словно не мог понять почему.

Кабину немного затрясло. Скребки и гулкие удары возобновились, но вскоре стихли – лифт застыл на месте. Что-то где-то громыхнуло в последний раз.

– Приехали, – пояснил Петрович.

Платону показалось, что спуск занял минут десять, возможно, больше. Двери стали неуклюже расползаться. Когда они открылись полностью, Петрович вышел наружу первым и, не дожидаясь, когда Шура закончит возню со своим баллоном, зашаркал ногами, медленно двигаясь прямо. Один за другим остальные вышли тоже. Платон заметил, что на блестящих от липкой пленки лицах не было никаких выраженных эмоций: ни радости, ни скорби, ни удивления, ни тоски – ничего. Шурик плюнул на свой баллон, взял его в руки и поспешил, труся за остальными.

Перед ними был широкий коридор, заполненный водой, которая доходила до щиколоток и лилась струями по выпускным каналам из стен. По консистенции и цвету вода была точно такой же, как наверху, но только приятно теплой. Коридор освещался плохо. Тусклые редкие лампы (некоторые из них не работали) висели под высоким потолком. При этом белые гидрокостюмы прекрасно контрастировали, отчего чуть ли не светились в этом ультрафиолетовом зареве.

Коридор не заканчивался, сворачивал влево. За поворотом воды добавилось. Она уже доходила до колен и все прибывала. Идти становилось сложнее. Булькая, они шли какое-то время вперед и вскоре свернули вправо, где коридор сначала сужался, а потом стал удлиняться. Флюоресцирующего света было больше, и можно было рассмотреть, как в конце светится квадрат выхода. В этом коридоре вода оказалась по пояс. Кому-то она доходила до подбородка. Шурик и Петрович поплыли. Вскоре они достигли конца коридора. Отсюда выход был закрыт куском резины. Резинка была квадратной, а ее конец спущен в воду, но он опускался не до самого дна, так что оставалось достаточно места, чтобы можно было поднырнуть. Люди стали надевать маски и уходить под воду. Платон не заметил, как остался один. Последним поднырнул Шура, который все же справился со своим баллоном.

Платон смотрел, как лопаются на поверхности пузыри, а когда они все полопались, новый прилив страха стал пробуждать в Платоне приступ паники. Он надел маску и опустил голову под воду. Там оказались указатели: волнистые неоновые стрелки, а под шматком резины на полу мигала надпись: «Поднырнуть». Платон не решался. Он снова вынырнул.

– Черт бы их всех побрал! – выругался он и со злостью ударил ладонью по киселю.

Кисель вспенился и разлетелся брызгами. Сразу началось какое-то брожение. Вода забулькала и как бы уплотнилась. «Что за дела?» – подумал Платон и стал разбираться со снаряжением. От баллона тянулась трубка, а на ней находился манометр давления воздушной смеси. Манометр крепился на правой руке. Далее еще одна трубка заканчивалась загубником. Сунув его в рот, Платон снова опустился под воду. На дне по-прежнему виднелись неоновые стрелочки, но теперь они мигали, а вместо «Поднырнуть» было написано «Подныривайте!».

Набравшись храбрости, Платон поднырнул. Вода сразу успокоилась, перестала бурлить и приняла свое обычное киселеобразное состояние. К своей радости, без особых затруднений он проплыл под перекрытием и вынырнул на противоположной стороне, где Петрович и Шура ждали его, держась за острые бортики вдоль стен. Платон не успел ничего сказать товарищам, так как сильное течение неожиданно потащило его, барахтающегося, мимо них дальше. В этой ситуации Платону требовалось быстро соображать, но делать это у него получалось крайне плохо. Единственное, что он сообразил сделать, – попытаться зацепиться за бортик, но, к сожалению, рука его соскользнула, а когда он попытался разглядеть, где эти двое, то течение принялось грубо швырять его из стороны в сторону по узкому желобу, куда он, к своему ужасу, попал из широких продольных коридоров. Вода постоянно попадала в рот, на вкус она была слегка солоноватая. «Совсем как кровь», – подумал Платон.

«Развернитесь ногами вперед по течению! Развернитесь ногами вперед по течению! Вы можете пострадать физически! Развернитесь ногами вперед по течению!» – стал призывать громкий металлический голос. Платон быстро развернулся ногами вперед. Тем временем скорость спуска заметно выросла, а желоб сменился новым тоннелем. Платона стало водить по стенам и потолку. «Господи!» – бормотал он, единственно радуясь тому факту, что он успел, как и просили, развернуться ногами по течению вперед.

Внезапно Платон закричал, как кричат на американских горках, потому что стал падать отвесно куда-то в темноту. Сердце его на мгновение перестало биться, а потом забилось там, где оно никогда этого не делало: в горле, в ушах, в пальцах, в бедрах и даже на переносице. Платон со свистом летел по трубе дальше. Он вертелся, крутился, опять падал практически отвесно, отрываясь от потока воды, куда-то заворачивал, поднимался, падал вновь, больно ударялся об окоченевший под ним кисель, глотал его, летел дальше и кричал, кричал, кричал. Только его никто не слышал. Этот кошмар продолжался бесконечно долго. Может быть, год, может быть, век. Во всяком случае, так казалось Платону, который уже стал терять связь с реальностью и рисковал совсем скоро, вот-вот лишиться рассудка, когда все-таки, к счастью для него, это падение внезапнейшим образом не прекратилось.

Платон выскочил из трубы, пролетел со свистом метров десять и, совершив тройной кульбит, больно шлепнулся о воды подземного океана, уйдя под них сравнительно надолго – секунд на десять или пятнадцать. А когда он вынырнул, то принялся отчаянно хватать воздух ртом. Глаза застилала пена, мешая как следует разглядеть происходящее. Шлепки, крики и чей-то командный голос смешивались со звуками падающей воды. Наконец Платон разлепил один глаз, но смог увидеть лишь яркий белый свет. Тут же что-то его схватило под мышки и потащило наверх. Платон весь скрутился от неожиданности. Вода стекала с него, а жирные капли ее падали в кипящую пену. Платон выронил загубник и почувствовал, как больно в спину давит баллон. Виной тому были металлические щупальца. Они сдавили его предплечья и несли высоко над водой.

Мимо пролетел аквалангист. Потом еще один, чуть дальше другой. Они не кричали. Просто падали как камни, вылетая из труб, торчащих из чернеющей в сумерках скалы. Платон был без маски, она давно съехала назад и болталась, как детская варежка на резинке. В воде были сотни белеющих тел. Они, как поплавки, торчали из воды, пока их не вытаскивали жуткого вида краны со щупальцами. Краны те стояли на огромной платформе, напоминающей нефтяную вышку. С вышки светили десятки ярких прожекторов, наполняя светом это ужасное место.

Платона поднесли к какому-то круглому плавательному приспособлению. Когда он присмотрелся, то понял, что эта штука очень похожа на батискаф. «Господи!» – опять вырвалось у Платона, когда железная рука-щупальце стала опускать его в кабину этого устройства. Платону показалось, что там уже кто-то сидел. Устройство качалось на небольших волнах, поэтому рука опускала Платона как котенка с бережной осторожностью, останавливаясь и выравниваясь, подбирая правильную траекторию. Когда Платона втащили в кабину, то омерзительные щупальца разжалась, чтобы со свистом выскользнуть наружу.

В кабине Платон немного успокоился. Поправив баллон и вернув на лоб маску, он осмотрелся. Скамейки, на одной из которых сидел Платон, стояли рядами и заканчивались круглым стеклом. Стекло было опущено в воду наполовину. Пространство над головой сужалось и оканчивалось отверстием с резьбой, как у банки из-под варенья. Слева и справа ничего не было, кроме аптечек и проводов, изолированных полупрозрачным веществом. В кабине неприятно пахло патокой. Рядом в полумраке кто-то сидел.

– Какой неприятн он сегодня. Правд ведь?

– Вы о ком? – Платон посмотрел на соседа. Это был тот самый малыш-коротышка, которого он видел в столовой.

– Ну как ж! Океан плохой. Не вишь?

Коротышка уставился на Платона как на идиота и как-то захрипел гортанно, отчего Платону захотелось поскорее вылезти из батискафа обратно к щупальцу и кисельному морю. Что-то жуткое было в этом мужичке.

– Я… новенький, – неуверенно пробормотал Платон и отвел взгляд от маленьких глазок-колючек.

– А ну то и видн! Ахр, – то ли кашлянул, то ли поперхнулся человечек. – Я тебя вид! В столофке! Крах! – Мужичок был точно не в себе.

– Я вас тоже видел. Да. – Платон отодвинулся.

– Гульба! – неожиданно крикнул он.

– Что? – Платон не сводил с человечка глаз, как не сводят с психически нездоровых людей.

– Гуль-ба! – повторил человечек.

– Извините меня, но я вас не понимаю. – Платон старался оставаться вежливым.

Мужичок растерянно посмотрел на Платона и протянул ему свою крошечную руку.

– Гульба, – повторил он.

До Платона дошло, что это его имя, и он с облегчением пожал Гульбе руку.

– Я Платон.

В этот момент на Платона стало довольно сильно капать. В батискаф опустили Шурика. Он сразу пожал руку Гульбе и радостно посмотрел на Платона.

– Ну ты напугал нас! Что ты там застрял-то?

Платон пожал плечами. Ему стало стыдно за свою трусость.

Опять полилась вода сверху, заставляя Платона нагнуться. Кран со щупальцами опустил Петровича. Он тоже пожал руку Гульбе и посмотрел на Платона с упреком.

– Что ты там так долго?! Нам нужны нашивки! Я же говорил!

– Он новик! Агр, – выкрикнул Гульба, тыкая пальцем в Платона.

– Ну и что? Мог бы порасторопнее. Тьфу! – махнул Петрович и отвернулся к иллюминатору.

Тут Платона снова обдало кисельной водой: металлический щуп плавно опускал нового участника охотников за нашивками. Тот сильно вертелся, пока его опускали. Когда щупальце скрутилось и уехало обратно, пассажир вскочил, скинул с себя баллон и стал что-то в нем активно подкручивать, при этом ругаясь: «Козлы, козлы, козлы!»

– Что там, Гриш? – Петрович вытянулся как петух, чтобы посмотреть на баллон.

– Да неисправный дали! – с досадой ответил Гриша.

Платон открыл рот. Перед ним сидел Гриша Хлестаков, тот самый Гриша, с которым они работали последние годы над прототипом Дженнифер.

– Гриша? – Платон не дышал.

Гриша обернулся. Какое-то время его лицо, сморщившееся в резиновом капюшоне гидрокостюма, выражало лишь раздражение и недоверие, но по мере того, как глаза его стали округляться, лицо разгладилось и побледнело.

– Платон?! Ты? Ты же… – Баллон звонко стукнулся о металлический пол, отчего все моргнули, а после услышали, как он покатился прочь. – Не может быть! Ты… ты живой?

Тут Петрович, Шурик и Гульба крепко удивились, когда Гриша неожиданно бросился обнимать новенького.

– Вот те на… – Петрович задумчиво почесал нос. Это свидетельствовало о том, что он по-настоящему сильно удивился. А удивлялся он в самых исключительных случаях, крайне редко.

– Агр! – Гульба тоже удивился и стал теребить Петровича за плечо, то ли чтобы ему объяснили, что происходит, то ли чтобы убедиться, что Петрович тоже это видит.

Шурик во все глаза смотрел на немую сцену и оказался первым, кто решился задать вопрос:

– Вы что, знакомы?

Гриша повернул свое заплаканное лицо к Шурику и ответил:

– Да! Это Платон! Он создал ее… Он создал Дженнифер!