Читать книгу Арт-пытка, или ГКП - Антон Рай - Страница 15

Томский. Да, видимо, рассказываемой мною истории требуется еще и предыстория. У меня, понимаете, было не совсем обыкновенное детство. Я рос гипер-активным мальчишкой, самым большим наказанием для которого была необходимость просидеть два часа сряду с книжкой в руке, а при этом семья-то у меня была самая что ни на есть культурная, что порождало немало конфликтов. Сиди, понимаешь, и читай всякую скукотень, когда во дворе затевается и то и это, и масса всего по-настоящему интересного. Ну невозможно ведь! Я и не высиживал и, к немалому огорчению родителей, всё время сбегал на улицу. Силком меня дома, однако, не держали – говорю же, культурная у нас была семья, насилие не приветствовалось, к тому же подразумевалось, что в школе я всё-таки как-то да образовываюсь, что-то да читаю, – но я читал ровно столько, чтобы не быть совсем уж двоечником, и не больше; при этом, не знаю, что я больше ненавидел – то ли книги, то ли саму школу. Домашних заданий сроду не делал, а каникулам радовался так, как даже и школьники не радуются. Но однажды я что-то очень сильно набедокурил, – как-то прямо гипер-набедокурил. Что я там сотворил, до сих пор не знаю, но терпение родителей лопнуло и меня посадили под самый настоящий домашний арест – аж на целый месяц. Никакой улицы – и это посреди летних каникул! Полная, так сказать, самоизоляция. Но мне-то ну никак дома не усидеть – я ж не просто активный, а гипер-активный. Ну день, ну два вытерпеть можно – да нет, и дня не вытерпеть, какие уж тут два! В общем, побесился я сколько мог, но, повторюсь, видно я что-то и вправду из ряда вон выкинул, потому что родители остались непреклонны в своем решении об изоляции меня от улицы. Что же было делать? Ходил я по своей комнате как свободолюбивый зверь по клетке, а по стенкам клетки полки стоят – с ненавистными мне книгами. Волей-неволей, а взял я первую попавшуюся книгу в руки и стал читать. Всё как-то время проходит. Одну прочитал, две, три. Наверное, с неделю я читал механически, как гоголевский Петрушка: буквы складываются в слова, слова в предложения, предложения в абзацы, а абзацы в главы – и ладно13. А потом что-то произошло. Я даже точно помню момент сдвига – я тогда за «Властелина колец» взялся, хотя преимущественно полки были русской классикой заставлены, но вот и Толкиен как-то туда затесался. «Властелин» меня прежде всего своей толщиной привлек (аж 1000 страниц) – я надеялся, что мне его дня на три хватит (а читал я, за неимением других занятий, не меньше чем по 300 страниц в день). Ну, читаю как обычно. Хоббиты там, эльфы всякие, кольцо. А потом вдруг что-то начало происходить, что-то странное и даже немного пугающее. Я вдруг увидел их. Хоббитов, то есть. И Гэндальфа увидел, и Арагорна, и всё, что с ними происходит. Буквы и предложения куда-то пропали – вместо них я увидел то, о чем эти буквы и предложения рассказывают. Тогда я впервые в жизни пережил опыт настоящего чтения, – когда ты перестаешь читать, но начинаешь проживать читаемое. Да, в первый раз такое со мной случилось, а первая любовь, как известно, не забывается, – «Властелин» так и остался моей любимой книгой на всю жизнь. И прочитал я «Властелина» за сутки, – вот как сел читать, так прямо от первой буквы до последней и прочитал. И почти тут же за новую книгу взялся, правда, родители меня силком от неё оттянули – поешь, мол, хватит читать. Дожили – от книги ребенка не оторвать! Оно бы и хорошо, да у меня все без меры выходило. Набросился я, в общем, на книги, как голодный волк набрасывается на тех, на кого он набрасывается, когда голоден. Всю классику запоем прочитал. Думаете, «Война и мир» меня испугала? И не надейтесь! За сутки я вряд ли управился, но за трое суток – это максимум. В сутках ведь 24 часа, а спать гипер-активным мальчишкам вовсе даже и не обязательно. Так и месяц пролетел, и срок моего «ареста» вышел, – я теперь мог законно выйти на улицу. И что вы думаете? Не хотелось мне на улицу! Читать мне хотелось, а на улицу – не хотелось! Но, конечно, я все же на улицу выбрался – друзья там, и всё такое. Помню, какое-то время мне было ужасно скучно вновь втягиваться в нашу обычную, действительную жизнь. Всё как-то не так было… А как – не так? Не так, как в книгах – вот как! Но мое гипер-активное естество брало свое, а оно все же всегда требовало действия, так что постепенно я вновь забросил книги и зажил действительной жизнью, но и удивительного опыта чтения уже не забыл. С той поры я раздвоился. Стоило мне слишком погрузиться в одну из жизней, как я вспоминал о другой и менял сферу гипер-активности. Месяцами я просиживал за книгами, месяцами же пропадая на улице. И всё я не мог решить: где же настоящая жизнь? Что она настоящая и там, и там, но что «настоящее» она всё же в книгах – это я понимаю только теперь. А тогда – нет, не понимал. В сущности же именно тогда из меня и выковался человек действия, но такой человек действия, который не может жить без мира культуры. А еще позже я понял, как сгладить это противоречие – надо поставить свою неугомонную натуру на службу Культуре. Да, я человек действия, я не творец, но, если я что-то и могу создать, то пусть это будет сообщество творцов.

Крот. Пожалуй, рассказанная вами история проясняет вопрос о вашей специфической деятельной любви к культуре, но почему все-таки изначально вы занялись бизнесом-то?

Томский. А какой выбор у человека действия? Осваивать какую-то полезную профессию я никогда не хотел: не хотел я быть ни врачом, ни инженером, ни адвокатом (если допустить, что бывают полезные адвокаты). Очевидно, польза как критерий деятельности всегда был мне чужд, – опять-таки, почему это так, стало ясно позднее, но об этом мы еще поговорим. Работать в сфере культуры? Но в культуре я видел себя только писателем, но, слава небу, у меня хватало понимания, что никогда мне писателем не быть. Что еще остается: спорт, политика, экономика. Политикам я как-то с детства не доверял, спортом особенно сильно никогда не интересовался, вот и ушел в бизнес. Методом исключения, то есть, бизнес выбрал, хотя сейчас мне кажется, что в этом и некий высший промысел просматривается. А тогда, строго говоря, и не выбирал я ничего, а просто занялся бизнесом и всё. Поначалу даже интересно было: растущие на счете цифорки, конвертирующиеся в различные блага; отдых во всяческих каннах и монаках; пресловутая, столь необходимая всякому богатому человеку яхта – и ту я купил, и даже был доволен. «Замечательная вещь – деньги», – не раз говорил я себе. Отчасти я так думаю и теперь, хотя теперь деньги для меня означают и совсем не то, что раньше. Но вот странность – чем больше у меня было денег, тем меньше я видел смысла в их дальнейшем зарабатывании. А после того, как я заработал миллиард, жизнь, растрачиваемая на изучение котировок, показалась мне жизнью, проходящей зря, а деньги, расшвыриваемые на покупку яхт, показались мне деньгами, выбрасываемыми на воздух. И все-таки я продолжал увеличивать свое состояние, отчасти по инерции, но отчасти и, верю, ведомый высшей интуицией. Увеличивал, пока не дошел до 10 миллиардов, но потом остановился и задумался. Я уже не очень понимал, зачем мне нужен и миллиард, но 10 миллиардов! 10 яхт купить? Сто? Полная бессмыслица.

Крот. Как и всё в нашей жизни.

Томский. Вовсе не всё.

Крот. Всё. Люди могут придумывать смысл, одурманивая себя, но как такового смысла ни в чем нет.

Томский. Если словосочетание «ни в чем» заменить словосочетанием «в бизнес-активности», то я с вами соглашусь. В занятии бизнесом нет смысла. Вы, конечно, помните ту программу, когда я вдруг ни с того ни с сего засмеялся в прямом эфире.

Крот. Как же не помнить? – из вашего смеха сделали ролик, ставший на какое-то время хитом ютуба. Этот ролик и сейчас нередко припоминают – когда хотят поставить под сомнение вашу адекватность.

Томский. Забавно, что мое сумасшествие пытаются иллюстрировать, припоминая первый подлинно разумный день в моей жизни. Нас тогда в программе было двое бизнесменов, и мы вдохновенно рассуждали о своих бизнесах. Я не хочу и вспоминать о том, чем я тогда занимался, а мой бизнес-собрат продавал пиццу. И вот я сижу, слушаю его, слушаю, как он с важным видом говорит о росте своей компании, о том, как он выходит на новые рынки, о том, как добивается лучшего сервиса для потребителя и прочих вещах в этом роде – слушаю я его, значит, а в голове у меня одна мысль крутится: «Да ведь он всего лишь продает пиццу». Продает пиццу – всего-то лишь! Сидит человек и с важным видом рассуждает о том, как он продает пиццу. И так мне стало смешно его слушать, что я прямо там и рассмеялся. Все эти бизнес-истории возможно слушать всерьез, лишь имея в виду внешний антураж: прибыль, положение в обществе, рейтинги в журнале «Форбс» и прочее, а как дойдешь до сути – чем люди занимаются – так смеяться хочется. Вот я и рассмеялся, – не только над своим собратом, но и над собой, разумеется, тоже; я-то был ничем не лучше его, я тоже продавал свою «пиццу» – с таким видом, как будто делаю невесть что. Собственно, поиск утопии и означал для меня поиск альтернативы моему тогдашнему бессмысленно-роскошному, бесцельно-деятельному бизнес-существованию. И я нашел альтернативу и понял, что имевшихся у меня, казалось бы, бессмысленно-избыточных денег как раз должно хватить для реализации моей мечты. «Замечательная все-таки вещь – деньги!» – в последний раз сказал я себе, осознав их как средство, с помощью которого я мог превратить утопию в реальность. Я и приступил к превращению. Я мечтал о поддержке Культуры? Что же – я стал создавать ГКП. А Культура – это не пицца!

Крот. Та же самая пицца, то есть другая, но все равно… Пища духовная на смену пище телесной, а по сути – та же одурманивающая человека пелена, пытающаяся скрыть притаившуюся за ней бессмыслицу.

Томский. Нет, извините, духовная пища настолько отлична от телесной, что аналогии неуместны.

Крот. Не буду спорить – ведь это тоже бессмысленно. Итак, вы заработали свои 10 миллиардов (наконец-то цифра озвучена! – эфир прошел не зря) и приступили непосредственно к созданию сообщества…