Читать книгу Город ангелов - Ари Миллер - Страница 1

Лос-Анджелес, 2026 год. Полицейский участок.

Я вижу океан… Он холодный и тёмный, но искупаться в нём – моя мечта. Прожив целую жизнь в Городе Ангелов, я не осмелился даже пятки намочить, и пройтись по краю золотистого берега, – пронзительный шёпот ветра, словно острое лезвие, ещё на подступах, ранит мою душу. Но только лишь во снах я наслаждаюсь щекотливой пеной, радуюсь объятиям волн и холодному дыханию бездны. Подчиняясь воле стихии, я опускаю руки вниз, и, погружаясь с головой, мысленно прошу: «Ну же, забери, – устал от одиночества». Но, услышав мою просьбу игривые волны выталкивают на воздух, чтобы унести прямо к берегу, отвечая мне тихо: «Не пришло твоё время, – потерпи; сначала, ангела сохрани».

Этот город я люблю, а людей, живущих в нём, я охраняю. И берегу их не от зла, рождённое природой, не от огня, а защищаю от самих себя. Но избегаю холодные тени, что пожирают кварталы… Презираю небоскрёбы, чья тень расползается по крышам домов, заражая людей безразличием. Они любят молчание, атмосферу, где воцаряется тишина… Я же – люблю звук. Я поклоняюсь тому шуму, что рождается внутри (в груди), и говорит нам каждому: «тук-тук».

«Тук-тук», – я слышу стук в дверь, следом за которым в щели приоткрытой двери появляется знакомое лицо. Пришло время оторваться от окна, бросить мысли в тишину, раскрыть жалюзи и наполнить небольшую комнатку магическим светом. Тьму я не люблю, но уважаю полумрак, в атмосфере которого можно утонуть, а в океане мыслей своих – барахтаться, расталкивая волны руками.

«Уже можно»? – читаю во взгляде Питера.

– Давай, – киваю ему в ответ, проехавшись на стуле. ― Заводи, – и выкладываю на стол несколько папок с досье, страницы которых сжимают моё сердце, как тиски.

Напарник, распахнув дверь, брезгливо толкает вчерашнюю девушку.

Не обращая внимание на грубость, безропотно и смело переступает порог. Как я таких люблю! Она всё в том же пёстром одеянии… ещё бы, ведь просидела целую ночь взаперти, и в полном одиночестве. Потому и злая. Стоит передо мной в коротенькой курточке «LA Dodgers», серебристо-синего цвета, с поднятыми рукавами до самых локтей. Но руки прячет в карманах. Вижу те самые затёртые джинсы, цвета океанской волны, с широченными дырами на коленях, словно шрамы на защитной оболочке, за которой прячется беспомощный человек. На затылке висит оранжевая шапочка, с отворотом, имея схожести в цвете с футболкой, края которой торчат неряшливо, – из-под пояса куртки, хоть как-то прикрывая пупок.

Не дождавшись приглашения, она нашла себе место по ту сторону стола, как раз напротив меня. Сидит нагло, оценивающе осматривая меня, но следом – скинув верхнюю одежду разгибает ноги, чтобы забросить пятки на острый угол. Изучив носки полустёртых розовых кед, я откидываюсь на спинку стула, глядя ей в лицо. Руки деловито скрещиваю на груди. Протяжно вздыхаю, ибо этот подростковый норов… Ну ладно, она не преступник, и даже не мелкий хулиган, – это можно потерпеть. Она – жертва, и причина, по которой вынуждена провести целую ночь взаперти более веская, – под угрозой юная жизнь.

Насладившись тишиной, девушка тянет пачку сигарет к себе, которую, вот уж полгода перебираю в руках, не осмеливаясь раскрыть. Но достаёт сигарету, прикуривает и затягивается… Сильные и дорогие, не для детских фокусов, а для мужиков, чьи глаза повидали не один застывший взгляд в очах умерших. Но их жёсткость мужественно терпит: затянувшись, ещё раз, выпускает дым, держа сигарету возле рта; затем – ещё раз, направляя дымящие кольца прямо на меня.

Да уж… Ну и характер.

Я снова смотрю на неё. Её лицо ещё детское, светлое, наивное и не смышлёное, со слабыми остатками вчерашнего макияжа: короткие, высветленные волосы как у мальчишки, с покосившимся чубом, торчащий из-под шапки; тёмные брови, словно крылья альбатроса в полёте…

– Мы так и будем друг на друга смотреть? – наконец, ей надоело.

Возможно, девушка права. Потянув за уголок жёлтенькой папки, отталкиваюсь от пола, чтобы отдалиться от неё. От густого дыма пьянеет голова, а во рту вязнет слюна, и просыпаются давние чувства. Перетерплю… На первой странице читаю: «Кэрин Бекманн, 28 лет». В четырнадцать бросила школу и больше нигде, ни в одном учебном заведении не появлялась. Номер страховки – недействителен, SSN просрочен, а кредитная история отсутствует. Но зато «сексуальность» обведена красной линией несколько раз, и вокруг квадратика, заполненный крестиком, нарисовано сердечко. Подписано: «lesbian». Ох уж эти радужные нравы…

– Кэрин… – начинаю я.

– Карин! – поправляет меня, тонким голосом. И снова закуривает, пряча мою пачку в своей ладони. – Ударение на первый слог! – бросает мне брезгливо.

– Карин… Я офицер полиции, Аарон Пол, – важно говорю. – Наш отдел специализируется на преступлениях, связанные с нравственностью общества. Защита прав людей нетрадиционной сексуальной ориентации наша прямая обязанность. Моя задача – взять тебя под защиту, пока дело об убийстве друга, свидетелем которого ты стала, не будет раскрыто… – мне кажется, я вполне себе ясно выражаюсь, и голос свой держу на уровне дружелюбного тона, чтобы не казаться чёрствым занудой, кто привык считать только трупы. – Карин, ты стала свидетелем очень жестокого убийства… Поэтому, как потенциальная жертва, попала под программу защиты до тех пор, пока убийца не будет обезврежен.

Девушка понимает, в чём дело. Всё же, не так много времени прошло, когда невольно стала свидетелем. Её пальцы, в которых держит сигарету мелко задрожали, а смелость в очах стала гаснуть, уступая место растерянному взгляду. И тут же они заблестели… Вытерев нос, глубоко затягивается… наверно, для анестезии. Видно, что тяжело это слушать, а уж тем более – вспоминать. Ещё бы, ведь прошла всего неделя с тех пор, как встретилась с животной жестокостью.

Похоже, сигарета приглушила кратковременный ступор.

– Телохранитель, что ли? – с насмешкой начинает говорить… – Иди, по охраняй кого-нибудь другого, а в мою жизнь не лезь. Мужланам в ней не место.

– «Саманта Мэдисон» или Сэмюэль Джексон… – я начинаю новую песню. – Парниша-гей, который любил носить провоцирующие наряды, обувь на высоких каблуках и дерзкий макияж… Играл в Клубе «Blue Trees» в женском образе танцовщицы, – завершаю быстро, бросая на стол тоненькую папку. Пусть охладит свой норов.

Девочка поменялась в лице: смотрит бездонными глазами испуганно. По моему тону догадалась, что может увидеть внутри, и то, какие слова вылетят из моей глотки далее. Мне кажется, её возненавидела, и, приготовившись услышать горькую правду, смотрит на жёлтую папку как на смертельный яд, отодвинувшись от неё. Побледнела.

– Может, воды? – я вставляю пару слов, чтобы хоть как-то смягчить время ожидания. Но короткая пауза ещё больше убивает. В ответ, едва ли заметно качает головой, продолжая папку взглядом проклинать. – Вчера утром, за углом дома по Уинстон-стрит, его обезображенный труп нашли местные бродяги. Все было то же, что и с Джереми… – далее бесполезно перечислять степень изуродованных гениталий, – она знает. – Район Скид Роу…

– Сэмми… – едва ли слышно пищит. Рот прикрывает обеими руками, чтобы не выпустить на волю горький крик, узнав о смерти лучшего друга. Второго, за неделю.

Протягивая стаканчик с холодной водой, я сажусь на край стола. Туда я подлил обезболивающего, которым частенько залечивал душевные раны, – добавил спиртное. Только его запаха она не чувствует, а продолжает тяжело дышать и взглядом ненавидеть тощую папочку, которую даже не раскрыл. Я видел подобное и знаю, что следом последуют слёзы, раскаяние или жалость, ступор, молчание и пустота… Но держит в себе мерзкую мокроту.

А может, слёзы ненавидит так же, как и я?

Чтобы хоть как-то девку расшевелить, я решаю не жадничать. Достав рукой до бокового шкафчика, пальцами чувствую знакомую крышечку небольшой бутылочки. Именно она меня спасала! Налив до половины, протягиваю ей опять.

– Эй! – стараюсь быть снисходительней.

Но оказалось без толку. Ладно, так уж и быть – заполнив стаканчик доверху, она подхватывает его, словно этого и добивалась, и выпивает содержимое несколькими глотками, под конец закашлявшись. Неопытная… Это хорошо, как и то, что вены её – чистые.

– Карин, – опять я начинаю давить, решив, что алкоголь подействовал. И, действительно, – её отпустило. Похоже, боль отхлынула, вместе со слезой, которую лихо стирает по щеке рукой. А новая сигарета окунает в мутный океан, волны которого сковывают веки, но облегчают дыхание.

Она – расслаблена, доверившись спинке стула. По новой, вытерев слезу, глубоко затягивается и пытается растворить в себе сигаретный дым.

– Мне нужна твоя помощь, – я снова тихо говорю.

Прислонив затылок к гладкой стене, еле заметно кивает. Приложив сигарету к губам, смотрит в яркое окно, которое раскрыл для неё. Вернувшись на прежнее место, я подбираю дюжину папочек, с досье на подозреваемых. Мне нужны их фото, в разных ракурсах, с разными причёсками и повседневными масками; запечатлённые образы, в которые преступники перевоплощались. Девушка не глупая и прекрасно понимает, что отыщет взглядом в моих руках, и потому брезгливо посматривает на них, с лёгким отвращением. Это нормально.

– Я буду показывать… Просто дай мне знать, кого из них ты видела.

Она слабо кивает, а сигарета тлеет, застряв между пальцами, погружая голову в туман.

Я показываю ей первое фото, снятое в анфас. Через тело, словно электроток прошёл: увидев страшно суровую рожу, во внезапном испуге вздрагивает, но быстро приходит в себя, качая в ответ головой. Первый персонаж не впечатлил, и краткий устный пересказ преступной жизни её не удивил. Может, хорошо, что этот душегуб-расист не попадался на пути, – 38 жизней он унёс. И, если бы не банда, завершил бы свою жизнь на стуле. Чего не скажешь о втором. Полжизни просидел в тюрьме и заносил хвосты неонацистам. То ли «чёрных жаб» не до душил… или надоело быть нацистом. Может неразделённая любовь его сердце разорвала на куски, одно из которых стало ярым гомофобом. В однополой любви он увидел угрозу. Но свидетель наш молчит, – качает головой и хмурит брови.

Я принимаю за ответ и продолжаю далее. Настал черёд второй раскрыться предо мной, и выплюнуть на стол с десяток новых фото. А там – ещё одна. Ещё и ещё… И ни одна из тех, что лихо раскрывают суть сюжета, где жизни каждого имеют острые грани… о которые, прочитав биографию, можно поранить свою душу, её взгляд не изменили.

– Уверена? – я просто перепроверяю.

Но, вместо ответа, посмотрев на меня она снова закурила. Лицо девчачье побелело, воспалённые веки потяжелели и оттого – бросает в дрожь. Похоже, устала…

Хорошо, – я берусь за другие и проделываю процедуру заново. Я не спешу: у меня есть терпение, чётко выдрессированное за десятки лет службы, и лёгкое понимание того, как это всё работает. А получается так, что мозг девчонки сейчас перегружен, и в состоянии стресса не способен отличить обычный палец от карандаша. И потому, я раскладываю новую партию «фоточек», не спеша, как колоду карт на стол. Пусть подумает… Пусть представит, что мы в казино. Я – крупье; она – игрок. И от того, в какую карту пальцем ткнёт, зависит будущий выигрыш.

Закончив, я смотрю на неё. На лице опять ноль реакции, лишь некое смятение и рыхлая сосредоточенность. Значит, ничего… Придётся эту собирать, и новую колоду доставать.

– Назад, – вдруг, тихо говорит. И просит не убирать, а дать ей возможность познакомиться поближе с жизнью лишь одного. Ей, вроде как, всё равно и сидит она боком, тем самым показывая отвращение, но не может запереть в себе страх, явно чередующийся с озабоченностью. Ей трудно дышать, но она это делает, – долго и вдумчиво смотрит, оценивая фото одного, бесшумно шевеля губами. Но, вдруг, веки смыкаются, бесцветные органы чувств растягиваются, и сквозь мечевидные ранки проступает на свет красненькая плоть.

Прочитав губами бесшумную «молитву», новым взглядом смотрит на меня.

– Эта «птичка» за мной гналась, – говорит, ткнув дрожащим пальцем в татуировку.

– Ты уверена? – не верится мне.

– Как такое можно забыть?

И правда, как? Но очень странно, что указала не на того, кто был предоставлен для опознания. То фото… – оно было сделано на улице, и в поле зрения камеры мог случайно попасть проходящий мимо человек. Или же, он был сопровождающим, телохранителем, а, может и вовсе посторонним, наблюдающий за всем со стороны.

Я бегло пересматриваю снимки заново – нигде, кроме одной, не встречается тот человек, на шее которого явно выделяется силуэт «птички», похожая на колибри. Но, он без лица – стоит, отвернувшись в сторону витрины.

– Офицер, – подаёт свидетель свой усталый голосок. – Я могу уже «валить»?

– Что? – не понимаю я. Я ей – об опасности, а она хочет «свалить»?

– Меня ждёт Элис, – объясняет мне. Это её девушка. Лесбиянка…

Я киваю головой, а сам не попаду в прежнюю колею. Пара минут, сейчас отойду.

– Вообще-то, ты странный, офицер… У тебя есть ещё? – спрашивает она, вероятно, про алкоголь. У меня – есть, но, стоит ли давать?

– Что? – машинально повторяю.

Она непонятливо качает головой, шелестя в кармане рукой. В пачке уже пусто.

– Почему «странный»?

– Есть ещё?

– Ты скурила всё, что было…

– Что, даже не найдётся косяка? – спрашивает она. Магическое действие никотина, в паре с алкоголем, выгорело, и её начинает бросать в дрожь.

– Карин! – обзываюсь я. Ибо её взгляд стал исчезать. – Эй, ты говорила…

– Чёрт, опять эта хрень, – обрывает меня. – Ты меня тут фоточками гомофобов-расистов пытаешь, как будто между ними и убийством есть связь. Гады, всегда нас унижали и избивали, но никогда…

– Не понял.

– А ты что, офицер, не знаешь, что банды неонациков поставили нас на «поток»: снабжают коксом и травой? Они нас сделали рабами, и вынуждают «толкать» их вонючий товар в каждом заведении, где мы тусуемся. Они давно уже знают всё о нас, и даже с некоторыми из «трансиков» у них любовь.

– Что у них? – просто перепроверяю: не послышалось ли?

– Они ведь тоже люди и среди них много таких, кто втайне друг с другом встречается, но уйти из банды – не решается. Это опасно…

Меня озадачила… Прошу продолжать.

– Мы никого, ни по каким признакам не разделяем. Если к нам приходит парень, состоящий в банде скинхедов, но влюблён в одного из наших, мы не прогоняем. Потому что уважаем его выбор, и принимаем как своего, хорошо осознавая, что из банды живым не выйти никогда, – закончив, снова проверяет карманы, но, опомнившись, следом вопрошает. – Есть ещё курить?

– Что ты ещё знаешь?!

– Я просто так не скажу! Мне и моей Элис нужна защита… Всему Прайду.

Я крутанулся на стуле. Проехавшись быстро, прикладываю свой значок с электронным определителем к сканеру. Приняв за своего, тот мигом определил, доступ к информации открыл, дав возможность взаимодействовать с компьютером. Мне всего-то и осталось, что развернуть свой планшет для электронных документов и запросить нужный мне архив, для выполнения протокола задания. И всё.

Девочка ёрзает на стуле, облизывая пересохшие губы, а, между тем – на стол падает планшет, с копией приказа Президента, и все 58 параграфов, касающиеся прав человека. Выглядит пафосно, но я обязан.

– Ты говорила о наркотиках и рабстве… – я возвращаюсь, ложа руку на приказ.

– Чего? Дай мне попить – в горле всё горит.

– Карин! Посмотри сюда… Сосредоточься!

– Дай же…

– Ну?! – давлю на неё. – Будет тебе всё, а сейчас – соберись!

Она, вроде, понимает. Облизнувшись снова, начинает:

– Наркотики – я этим не занимаюсь! Да и подсаживают, в основном, мальчишек… ещё молодых и неопытных пар, в мыслях которых одна пошлость. Но я их избегаю, потому что уже знаю… Короче, они их делают зависимыми, чтобы не делиться. В свои дела не посвящают, а тех, кто против – насильно заставляют: унижают, и принуждают к «оралу». Но, никогда таких тяжких увечий не причиняют: лицо мальчика не портят, и относятся к каждому как к товару.

– Откуда «наркота»?

– Не знаю.

– Кто в это вовлечён, из ваших?

– Из мальчиков – почти все, кто не может отбиться.

– Эти двое, которых нашли…

– Джереми и Сэмми? – подхватывает она. – Да, на них работали, – раздавали.

– Кого-нибудь из тех ты узнала? – я намекаю на преступные личности, с которыми успела мельком ознакомиться. – Кто принуждает работать на банду?

– Защита, – говорит она тихо.

– Я зачитаю главный параграф…

– Не время, блин! Просто скажи… просто посмотри мне в глаза и пообещай, что ты это сделаешь… Пообещай, что нас защитишь! – она поднимается, с хрустом в коленях, и трогает меня за руку, тем самым, вызывая кратковременный ступор в моей голове.

– Карин, – говорю я, пытаясь успокоить. – Приложи свой палец.

– Просто скажи: «Я вас в обиду не дам». Пообещай, как простой человек…

– Посмотри мне в глаза. Что ты видишь? Я здесь для того, чтобы всерьёз заняться твоим делом: дать тебе, и девушке твоей защиту. Но, даже если дело примет другой оборот, и моих сил не хватит разрешить твою проблему, я готов гарантировать новую жизнь, воспользовавшись программой защиты свидетелей…

– И у нас будет семья? Как мы и мечтали?

– Возможно…

– Обещаешь?

– Да. Но я не смогу во всём разобраться в одиночку, без тебя. Не смогу приступить к заданию, пока твой указательный палец не будет сканирован…

– Сигарет мне купишь?

– Да… – за всё утро, я впервые улыбнулся. И это сработало – она мне отвечает, такой же, расплывчатой улыбкой. Заглянув, ещё раз, на дно моей души, прочитав решительность в глазах, девушка оставляет отпечаток.

– Тот, что на фото, где замечена «птичка» – это он подсадил наших мальчишек.

– Уверена?

– Издеваешься? – хмыкает она. – Я чуть ли не каждую ночь вижу, как ошивается возле нашего Прайда. Легкие наркотики – это ещё полбеды. Но говорили… – она осеклась, прикрыв рефлекторно рот рукой. Следом, качает головой, что-то прошептав. – Говорят, что заведует сетью подпольных клубов, в которых снимается порно, с участием наших ребят. Я не знаю, кто там, и что они в итоге получают, но могу сказать точно, что привлекают к этому несовершеннолетних…

– Сексуальное рабство?

– Даже не знаю… Вроде бы одни только чаты, и никого из посторонних не пускают, – предпочитают бесконтактный секс. Многие, особенно новички, на это идут добровольно, а иногда даже первыми попки оголяют. Но, как это часто бывает – попробовав раз, далее не могут остановиться. И снимаются в роликах только ради новой порции удовольствия.

Раз уж дело набирает оборот… – я направляюсь к шкафчику. Там меня ждёт удобная двойная кобура, с заряженными пистолетами. Быстро накинув на плечи, зафиксировав замок, проверяю содержимое магазинов, рефлекторно. Убедившись, что с «глоками» моими – порядок, фиксирую их на замке и накрываю эту прелесть кожаной курточкой.

– Пистолеты… Джереми не раз говорил, что его любимый их ненавидит…

– ЧТО? – я застываю, не успев застегнуться до конца.

– Джереми их видел… трогал и даже запомнил запах. Но тот уверял, что ни в кого не стрелял, а носит для вида, чтобы свои не заподозрили…

– Две жертвы встречались с пацанами из банды скинхедов?

– Не пацаны, а мальчики. С виду, неплохие ребята. Просто вынуждены играть свою роль.

– Ага… – не верится мне.

– Зря ты цепляешься к бритоголовым. Они – те ещё дебилы, но среди них нет животных, способные на такое… Какой дурак режет дойную корову? Они – хитрые, подлые и трусливые, но не настолько жестокие.

– Не понимаю, – хмурю брови.

– Банды скинхедов «мокрухой» не занимаются, – пытается мне объяснить. ― Да, они мерзкие, скользкие гады, и им выгодно нас содержать в «тепле». Офицер, я точно знаю: это не они.

– Что ты знаешь про татуировку?

– У нациков одни немецкие кресты.

– Но, на фото они вместе.

– Джереми мне как-то говорил, что в банде его парня – суета. Объявились новые ребята, кто не чтит чужих законов… – девушка говорит на бандитском жаргоне. ― Их профиль – не наркотики, а ведут себя как натренированные «котики». Они – бескомпромиссные, и с ними не поспоришь.

– Новая группировка? – попутно спрашиваю, чтобы мыслям своим найти подтверждение. С её слов получается, что нацики к убийствам непричастны, а встреча этих двух держится на уровне деловых отношений. То есть, стрелка, где обсуждают свои территории. И, вообще, на снимке ведут себя, как будто не знакомы…

Я молча открываю дверцу, и пропускаю девушку вперёд. Перед тем как перешагнуть через порог, оглядываюсь: этот кабинет мне служит вторым домом вот уж десять лет. Последний раз вдыхаю тёплый воздух, и про себя благодарю за службу: «Спасибо за бессонные ночи».