Читать книгу Город ангелов - Ари Миллер - Страница 6

Я помню магический свет, и каждая область пространства была пронизана мягким голосом, словно воздух – это эфир, что ретранслировал не чуждые мне мысли. Мне просто нужно было идти, слушать инструкции и выполнять указания, данные свыше. И я это делал: шёл по улице, поднимаясь на бугор, предвкушая чувство, когда лицо, согреваемое лучами солнца, искупается в тепле, и каждая клетка наполнится жизнью.

Меня ждало чудо, и я готовился к тому, что буду ослеплён ярким светом.

Но по сторонам я не смотрел – так голос девушки велел. Лишь боковым зрением фиксировал мрачные дома, в окнах которых мерцали серые лица, и утопали во тьме разбитые заборы. А воздух территории пространства, которую стремился покинуть, был пропитан тревогой, завистью и бессилием; запах гари говорил о том, что пламя питалось не только рухлядью дворов, засохшими лужайками и кривыми зубьями изгороди, – там пахло смертью и жаждой мести.

Я чувствовал… Нет, я точно знал, что меня хотят к себе забрать, утопить в океане лжи и обмана, привнести в мою жизнь боль и страдания, заставить жить по неписанным правилам, известные каждому из их числа, где превалируют лишь чувства, разрушающие душевные оболочки: злость и ненависть, слабость и бессилие.

Я оттуда бежал, проклятое место стремился покинуть. И голос в этом помогал. Я не чувствовал ничего, а внутри моей души не просыпалась жалость и тревога, сожаление о напрасно прожитых днях в серости улиц, которые охранял и очищал от грязи и пыли. Да, я точно знал… Я был уверен в том, что за моей спиной – неудачное прошлое, опасное будущее, которое не мог признать и всячески избегал.

И голос меня сопровождал… Тот самый голос девушки, которую потерял.

Я шёл вперёд, не оступаясь; смотрел на свет, не оглядываясь… Я тянулся рукой не задумываясь, кто все те души, что томились за моей спиной, кому принадлежат те лица и пересохшие уста, что шёпотом кричат: «ТЕБЕ ТУДА НЕЛЬЗЯ!». Я просто слушал голос, и делал крохотные шаги по дороге, ведущая к светлому будущему. И точно знал, что каждый шаг стоит чьей-то жизни, а каждое движение, сделанное с позволения других – это чьи-то слёзы, утраченные надежды, не исполненные мечты.

Если хотите правду – это очередной мой сон, который вижу из года в год, и повторяется он в разных интерпретациях, с разными образами и героями, но суть его одна: улица – моя жизнь; дома с окнами, во мраке которых утопают лица – жизни людей, проблемы которых мне чужды, и абсолютно не трогают частички моей души. В своём царстве они сами себе хозяева! Воздух, пропитанный тревогой, – это страхи, в которых расщепляются желания свободных душ. Он тяжёлый, переполненный болью и отчаянием, вынуждает посмотреть назад и ужаснуться тому, что натворил.

Я – полицейский, и во всём виновата моя вера. Именно она мне позволяет закрывать глаза и творить жестокие вещи, с разрешения большинства. Они дали мандат убивать быстро, и чётко разделять грани личности, в моменты, когда от моих действий зависят жизни. Наделили правами вершить правосудие, когда в руках врага инструмент, способный прервать чью-то жизнь. И, наконец – у меня есть власть, с помощью которой исполняю роль карателя, прикрываясь целью уравнения всех и каждого перед законом, проникнув желанием стать для любого незащищённого героем.

Но, мне от этого, отнюдь, не легче…

Если посмотреть с другой стороны – я типичная жертва, кто обменял свою свободу на возможность служить для каждого жителя города. Хотел я этого себе? Желал ли я такого положения вещей? Нуждался ли я в одиночестве? Как и все – искал справедливость; как и каждый – верил в правильность своих действий, и был уверен в том, что жизнь нескольких ублюдков – это ничтожная цена, которую должно заплатить здравое общество, чтобы сохранить жизни сотен маленьких людей. Правильность действий объяснял, давно известными каждому, жестокими правилами природы, в которых парочка хищников исполняют роль санитаров, сохраняя баланс в экосистеме социума. В конце концов, свою душу успокаивал тем, что я волк, призвание которого – умерщвлять неверных и слабых, сохраняя общество в живом и целостном виде.

А вот пылающий горизонт, за которым прятались не исполненные желания, и таяли мечты – это та цена, которую я до сих пор плачу. Всю свою жизнь я иду, но шаги мои не оставляют следов; я бегу навстречу свету и будущему, но тяжёлый воздух меня тормозит, а шёпот тех, чью жизнь испоганил, отдёргивает и вынуждает посмотреть на фасады их домов… Во что я их превратил!?

Но, несмотря на это, я бегу… Я вырываю комками, обросший паутиною трещин, асфальт… Я ползу… Упав на колени, тянусь в направлении пылающего горизонта, за которым прячется свет. Потому что верю, что там – настоящая жизнь, которая ждёт. И там – хозяин того мягкого голоса… Меня ждёт девушка, которую быстро полюбил, но слишком чёрство бросил, и лицо красивое забыл.

Но, чтобы заслужить её уважение, я должен выпустить на волю страхи. Я одинок, и мне очень больно; я слаб и нерешителен, и это меня тормозит. Мне осталось жить всего пару лет, и это вынуждает идти на отчаянный шаг, чтобы закрыть свою брешь и закончить начатое дело. Почему я взялся за это? Думаете, меня беспокоит судьба тех, кто сгорает от однополой любви? Я пошёл на это из-за неё… Не ради этой девки, с которой прячемся в углу, а той, которой нет в живых. Я дал обещание сохранить ей жизнь, но проиграл, поддавшись эмоциям.

Десять лет назад, пришлось вести одно дело, в котором увязла противоречивая особа. Не сказать, что была ангелом, но, как и эта – придерживалась строгой жизненной позиции: был свой взгляд на жизнь, и личное мнение. Как и Карин, была юркая, прыткая и хорошо знакома с законами улицы, чувствовала нравы участников конфликта и старалась на каждом деле поиметь свой профит. Но оказалась не в том положении, когда можно было ставить свои условия, шантажируя отъявленных убийц. Не мне судить, зачем это сделала, но позарилась на кругленькую сумму, которая ей не принадлежала. Она просто хотела урвать свой кусок, сгрести всё по-быстрому и свалить, пока руки-ноги целы. Но с нами пошла на сотрудничество, желая отомстить одной особе, деятельность которой имела кровавые следы. Очевидно, были личные мотивы.

Всё очень просто: мы выдавливаем из неё признание, вынуждаем свидетельствовать против главаря гангстеров, на счету которого сотни кровавых сделок и убийств. Но, со своей стороны, в обмен на информацию пообещали защиту, при том, что готовы закрыть глаза на многие мелочи, что числились на её счету. Всё шло хорошо, до тех пор, пока не начала играть свою игру. Я был втянут в конфликт и, фактически, меня поставила перед выбором: или я с ней, или прерывает наш договор, и сливает свои показания другой службе. Я пошёл на уступки, нарушив собственные правила, доверил своё сердце и принял её боль, как свою – стал частью маленькой команды.

Никто не знает до сих пор, что к ней я был неравнодушен. Мне показалось, что её присутствие затмит ту боль, что разрывала мне грудь, из-за ошибки, допущенная в юности. В её словах услышал своё предназначение, а в глазах увидел будущее, в котором мы вдвоём. Хотя бы так… Я увидел в её спасении свой переход в другую жизнь, возможность добежать до линии горизонта, описанная в снах…

Но теперь могу сказать, что потерял… Потерял я всё: её жизнь, веру в себя, необходимость служить. А причина, как всегда, кроется в банальных вещах: я заснул, расслабившись под действием алкоголя, но, проснувшись, живой не нашёл.

Вот вам и ответ… Вот и причина, почему храню бутылки, но не откупориваю; почему на них смотрю, но не горю желанием поддаться искушению хлебнуть. И эта девушка, которая сейчас в моих объятиях… которой рот прикрываю ладонью, наслаждаясь запахом волос – это та ошибка, которую себе не простил. И это тот вызов, который не мог игнорировать!

Для меня, перед тем, как уйти, это возможность завершить свою карьеру достойно, исполнить свой долг с честью, обелить чистоплотную личность и выполнить обещание, данное ранее. Я не пожалею силы, чтобы эту девушку сберечь, направить по жизненному следу и пожать ей руку, в конце. Обнять по-мужски так, как десять лет назад мечтал. Сделаю так, словно это – моя дочь. Словно я живу последний раз, и повтора не будет.

Слово мужчины – закон.

– Долго ещё…? – спрашивает шёпотом, сквозь мои пальцы.

Но я стою и ноль внимания… С одной стороны, я напуган и мне страшно, жутко боюсь допустить ещё одну ошибку, а с другой – что-то невероятно сильное во мне просыпается… Я слышу шаги приближающихся бойцов «Колибри»: скрежет мелких камушков под подошвами, и даже дыхание эхом отражается в моём сознании. Но, мой нос тонет в пышной нежности волос девушки и запахи, которыми вовсю благоухает, вызывают противоречивые чувства, вынуждают посмотреть на неё, как на «вкусную» самку, освободить её уста и руку пустить ниже пояса… Но, разве я способен на такое?

– Делаешь так, как я скажу: сейчас, я отпускаю тебя, и мы быстро идём в тот вагончик, что в нескольких метрах от нас… Ты меня поняла? – спрашиваю тихим шёпотом.

– Ага! – вырывается из юных уст.

– Да тихо ты!

– Прости, офицер… Дико хочется на волю.

– Мне тоже. Сейчас, меняем свой облик, притворяемся строителями, и «валим».

– Скорей бы…

– За мной!

Я отпускаю её губы, отрываюсь от запахов волос и тяну за собой, скользя спиной по бетонной стене. Увидев вагончики монтажников, в которых может быть то, что наши жизни сбережёт, в моей голове родилось нечто новое, похожее на план. В просторном помещении парковки – полумрак, и это нас спасает. Вокруг – ни души из тех, чьи дула нацелены на поиск движущихся теней, и это наш шанс вырваться из порочного круга. Я иду тихо, пригибаясь, в одной руке держа пистолет наготове, а другой – тяну девчушку за собой. Она не сопротивляется, а копирует все мои движения. Я чувствую её страх, но желание выскользнуть на свободу сильнее тех порочных чувств, что вынуждают забиться в угол, и стать дрожащей тварью.

Я дёргаю за ручку – ничего; пробую вторую – закрыто, открываю ещё одну и меня встречает застойный воздух замкнутого пространства, в котором люди хранят свою униформу. Это то, что нам нужно! Я закрываю за собой, и умываюсь потом – меня бросает в жар и лёгкий ступор сменяется желанием превратиться в ежедневного трудягу, чья задача – благоустройство холодных бетонных помещений.

– За дело! – шепчу я девушке.

Внутри – темнота, тёплый воздух, пропитанный резиной и запахами электроинструментов, перемешанный с пылью. Я включаю фонарь и всовываю в девчачью руку, – она берёт его молча, вживаясь в роль прожектора… Хорошая работа! Мне нравится её сообразительность – мы существуем на одной волне: все мои движения она знает, все мои желания чувствует и угадывает каждую мысль, что рождается в следующую секунду… Я перебираю руками одежду, а она мне подсвечивает; я примеряю спецовки, а она мне подсказывает, что будет лучше… Что мне подходит, и какая из того набора придётся в пору, чтобы не выглядеть идиотом. Вот это да! Вот это инстинкты!

– Вот, – шепчу я ей, возвращая фонарик. – Полминуты, чтобы нырнуть, – вручаю униформу строителя, в которой будет выглядеть моим напарником.

Девушка ныряет в штанины, закрывает замок до шеи, попутно, склеивая липучки. Что ещё? Осталось поместить рюкзачок на плечи, испачкать лицо в строительный камуфляж, напялить защитные очки, каску и перчатки… Возможно, в чем-то перебор, но я вешаю на неё всё, что поможет вжиться в роль невысокого парнишки, с крашенными волосами и серьгой в носу. Пусть думают, что хотят, но мы – строители, работающие сверхурочно!

– Как я выгляжу? – спрашивает она.

– Слушай меня сюда: выходишь следом за мной, как будто мы – монтажники, вышли прогуляться в обеденный перерыв… Ничего не бойся, – ты за моей спиной! – повторяю я, как мантру, а сам даже понятия не имею, что нас ждёт за тем углом.

– Стой! Я боюсь, офицер! – меня отдёргивает и тянет за шкирку назад. – Я… А если… Если вычислят? Если ничего не выйдет? Пообещай! – шепчет мне, уцепившись за шиворот.

В полумраке мне чётко виден блеск её глаз и страх, который невозможно скрыть, насколько сильным бы ни был характер… Что мне делать с этим ребёнком? Я беру и отрываю её пальцы, высвобождаю оранжевую униформу из её рук, на голову одеваю строительную каску, а глаза прячу под солнцезащитными очками.

Выходим…

Я иду спереди, она – сзади. Я ступаю небрежно, распространяя звонкие шаги, она – крадётся за мной следом, как рысь, боясь нарушить тишину. Я неровно иду, размахивая одной рукой, а во второй держу пистолет, всунув в карман штанин, но она – тянется за мной, пытаясь уловить мою руку, чтобы подхватить и уцепиться, как за якорь. Меня это бесит, а ей всё равно; меня это злит и нервирует, а девушка подтягивает за шиворот, хватаясь за рубашку, за жёлтенький жилет, как несмышлёное дитя.

Мы приближаемся к выходу из подземной парковки, – к широкому въезду для машин, с ярким шлагбаумом, и скользим тихонечко у края левой стены. С одной стороны, я не вижу причин, которые могут побудить желание нас остановить, с другой – пистолет давно наготове, и мои руки дрожат… Я вырываю левую руку, огрызаясь тихонечко; отбиваюсь от неосознанного желания вцепиться в меня, как в локомотив. Но говорю ей сквозь зубы: «сама»; шепчу ей грубо: «отвали… свою руку от меня убери». А она, то ли не понимает, то ли наплевала на правила, установленные мною – так и норовит подхватить мою ладонь, чтобы пойти, как будто мы пара, словно я – её отец.

Я сдаюсь, и на выходе тащу за собой, приняв её руку, как дар. Она горячая, мягкая и нежная, как клочок бумажки, который страшно даже смять. Держу бережно, чтобы не порвать. А она не успевает – вприпрыжку идёт, поддерживая рюкзачок, что сползает с плеча. Но, что же я вижу перед собой? Напротив – два, всунув руки в карманы; по сторонам – ещё несколько, прочёсывают взглядом территорию… И пара темных фургонов. Знают ли они, что сегодня суббота и нерабочий день? Понимают ли, что за пределами стройки в касках не ходят? Осознают ли, что строители так не выглядят, и униформу снимают на выходе из территории стройки?

Я не знаю, что у них, но мне страшно от одной только мысли, что мы – белые вороны, нарушили всевозможные правила логики, и выползли на улицу, одетые как клоуны. Опять ошибки… Опять мои провалы… Опять я ставлю под угрозу жизнь не только свою, но и дитя, что плетётся за мной, путаясь в широком одеянии. Был ли у меня выбор? Было ли время обдумать шаги? Вот и я о том же – не время устраивать разборки, а нужно прислушаться к сердцу и бежать вон, подчиняясь инстинктам.

Мы сворачиваем в сторону от фургонов и глаз птичек «Колибри», чтобы избежать прямого столкновения, но, что же я вижу за углом? Нам навстречу движется ещё одна пара, одетые в серые костюмы для пробежек… Они идут на подмогу собратьям. Взгляд решительный, подчёркнутый остротой взора хищника; ведущие руки в глубоких карманах, а свободные всегда готовы принять первый бой. Головы спрятаны в пространстве капюшонов и в левом ухе наушники, будто прослушивают спортивные треки для бега… Но, я-то знаю, что это фуфло! Я же знаю, что у них за поясом радиосвязь, в ушах – эфир, а в правой руке – по пистолету. И пальцы на крючке…

Что мне делать? Паниковать, развернуться и бежать, или вытащить руку и начать стрелять? Убивать бы я не устал, но есть желание закончить свою игру с перевоплощением – не иссякло стремление вырваться из лап экзотической птички незамеченными. Девушка всё поняла, и замедляет ход, а я иду вперёд, за собой её тащу, тихо приговаривая: «Не смотри в глаза… Не поворачивай голову… Иди за мной, не спеша». А злосчастная пара навстречу идёт. Не оглядываются по сторонам, а изучают каждое наше движение, читают наши лица, пытаясь угадать: какие глаза скрываются за чёрными очками? Что за причёска похоронена под касками, и отчего такие тяжёлые рюкзаки в субботний день?

«Не смотри», – приговариваю, сквозь зубы. «Не беги, а ровно иди», – смыкаю за руку. Но девушка поглощена чувством страха: как бессильное животное бежит следом, на взводе, охваченная желанием пуститься прочь, только дай ей сигнал. А те двое смотрят вперёд, как на зло следят за нами, и глаз своих волчьих не спускают, ожидая любую фальшивую эмоцию, что даст им сигнал.

Они проходят мимо, но я чуть с ног не валюсь… Лицо моё чуть не сгорело, а тело замёрзло, пропустило через себя электрический заряд, после которого наступило облегчение. Но девушка… Что она делает?! Зачем руку вырывает, и поворачивается назад? Страх, отчаяние или… Глупость? Что бы это ни было, но напоролась на взгляд прошедшего мимо, секундой ранее. Она сдалась и проиграла в игре, чей взгляд сильнее и холоднее – развернулась назад, чтобы посмотреть им вслед.

Но те, похоже, догадались…

– Беги! – кричу ей разъярённо, и отпускаю руку.

Я оголяю пистолет, понимая, что нет нужды больше прятать. Отпускаю предохранитель и делаю шире шаг – бегу по дорожке для пешеходов. Не выдержав резкого ускорения, на асфальт летит моя белая каска, в груди просыпается сила и возникает желание влиться в ту толпу мирно дрейфующих прохожих, чтобы спрятаться за их спинами. Но, мне тяжело: нога болит, левый бок тянет в сторону, рюкзак трепыхается за спиной… Нельзя к мирным жителям? Да наплевать! Нам не нужны лишние жертвы? Да мне насрать на тех, кто не успел очухаться… С виду, я обычный бандит, и никто не станет выбирать, чью сторону в уличном хаосе занять.

Теперь я такой же гангстер, чей напарник сбежал…

Девка меня бросила и рванула вперёд – нырнула, как рыба, в косяк ничего не подозревающих мирных зрителей, оставив наедине со своими проблемами. Я увидел только её спину, и чёрненький рюкзак, в котором спрятаны нужные мне вещи. Но я бегу, пытаясь догнать… Я тихо про себя кричу, в надежде остановить, и про себя молю, чтобы не остаться наедине со своими мыслями.

Но, получаю пулю в ногу – это раз… Падаю на асфальт, кувыркаясь, но быстро поднимаюсь, и мечтаю достичь границы тех уличных рыбок, чьи стаи испугали выстрелы. Я хрипло кричу: «Карин…». Я повторяю: «Где же ты…». Я проклинаю: «Дура ты…». Но получаю вторую, где-то в область бедра, которая сбивает с ног опять… Что мне делать? Падаю…

Я не молчу и отвечаю: развернувшись на бок, стреляю, и попадаю в одного. Я сопли не жую, а продолжаю поливать свинцовым градом пару, что погналась за нами. Одному хватило пяти… на второго – не жалею, и выпускаю всё, что было в магазине. Он прячется за углом, но его достаю в руку, потом – в ноги, и всё оставшееся улетает в область груди, потому что знаю… Уже видел их бронежилеты, и мой десятый калибр, хоть не наделает дыр, но сломает рёбра, усложнит дыхание, сделает болезненным каждое движение… – лёгкая мишень, я это знаю. Выстрелом в шею убираю… Быстро и непринуждённо прошу уткнуться носом в землю.

Что поделать, – минус пятнадцать.

Но сам я – валяюсь… Я понимаю, что со мной происходит, но земля – это мощный магнит, а за спиной – словно кусок железа, который не оторвать. Я убираю лямки с плеча, и на своих двоих место преступления стремлюсь покинуть. Вижу людей, разбегающиеся в стороны; слышу крики и слова: «бандит… террорист… о боже, мой!». Нет, бог тут не причём, это всё я… Это мои насекомые ужалили двоих… Это мои цепные псы за меня отомстили, и наказали за причинённую боль.

Я набираю ход, придерживая левый бок. С ногами всё нормально, но в животе странное чувство, и очень страшно растерять свои внутренности по пути. Но вижу пустые тротуары, тонкие деревца с мирно покачивающейся листвой, в спешке закрытые витрины и разбегающихся людей. А вот и она! Вот он – мой пассажир, который бросил меня на пути… Но, она не одна, а борется за жизнь – кувыркается не сама, а извивается змеем вокруг ещё одного громилы с безобидной птичкой на шее. Я смотрю, что ей плохо… я вижу, что тяжело справиться самой, чувствую её боль и то желание, когда хочешь жить. Стрелять? Нет, не могу, – слишком опасно. Драться? Мне тяжело, но самое время выпустить ярость, и сломать ему шею.

Я бросаюсь на убийцу, и сбиваю его, как зверь. Самое время использовать смятение, но, при падении и сам получаю по голове. А тот добавляет… Он не устаёт, словно робот и мне насыпает – угощает лицо отборными ударами прямо в лоб, в висок и скулы, верхнюю челюсть и нос… Но последовал удар, и чувствую, что он поплыл… Получает ещё один, и только сейчас понимаю, что это не я, что мои руки не причём и мысли просыпаются с новой силой, когда вижу в руках девушки тяжёлый предмет. Ещё раз – он падает мне в объятия, совершенно обмякший, без сознания… Да и я, как бы ни было стыдно, принял его тело на грудь, не в состоянии отдышаться, понять, что сейчас происходит. А получается, что девка приговорила к долгому сну злобное существо, минутой ранее, вцепившееся ей в шею.

– Ты как? – тянет к себе, чтобы встал… чтобы продолжил наш забег. Я не против, но чуток бы подождать, когда туман рассеется, и её вторая копия уйдёт с моих глаз. Я подползаю за угол, не без её помощи, а она мне суёт, потерянный мною, рюкзак, и ставит на ноги.

Хоть мне и плохо, но не могу игнорировать просьбу… просто не в состоянии валяться посреди дороги, увидев, как борется за жизнь – мне стыдно. Я медленно следую за ней, как за пророком, оглядываясь по сторонам. Мы бежим по «Третьей Восточной», и люди от нас – врассыпную. Мы летим посреди дороги, между ногами пролетает пунктирная белая линия, а машины тормозят, пропуская нас вперёд. Я смотрю на витрины, и угадываю надписи, знакомые рекламные щиты – мы здесь пробегали, только теперь, хозяева скромных заведений попрятались за белыми и серо-коричневыми ширмами, складывающиеся в рулеты. И это правильно – нам свидетели не нужны.

– Сюда! – меня тянет за руку. Сама-то – лёгкая, перелетает через решетчатый забор, что по левую руку, а я переваливаюсь, и падаю вниз, ловя землю рукой. Но, ничего – это дворик общественного заведения. Тут есть углы, неглубокие кармашки и тупики, в которых можно затаиться. – Сюда… Сюда, офицер, – снова говорит она, как будто я не слышу и не вижу, куда нас ноги привели.

Я знаю, что хочет… – чувствую её настроение, готовлюсь на ходу скинуть удушливую форму через голову, выбросить оранжевую «шкуру» со светоотражателями, в который мы – как белые вороны. Не успев забежать за угол, бросаю рюкзак вперёд, вынимаю пистолеты и тащу душную форму наверх. Мне не помогает, ибо у неё у неё своих забот полно. Нужно снять штаны, вывернуться из жилетки, выбросить перчатки и вздохнуть по новой… Я смотрю на девушку и повторяю движения. Она это делает грациозно, а я – неуклюже. Сворачивает в клубок защитную форму, а я – бросаю, как попало, вызволяя ноги…

Всё готово, но она лезет ко мне, чтобы осмотреть свежие раны. Я сижу на заднице, пересчитывая патроны, а девушка уже роется в своих карманах, чтобы достать медицинскую инсталляцию: толстые салфетки и клейкую ленту, с помощью которых залепит мои раны. Я растерянными пальцами набиваю магазины, мне в уши прилетают озабоченные возгласы и боковым зрением фиксирую испуганное движение персонала кафе, на заднем дворе которого, внезапно, мы расположились. Ничего, пусть смотрят! Пусть снимают! Пусть удивляются и кого угодно вызывают, моя главная цель – тот угол, из-за которого могут прилететь новые «птички», а задание девушки – меня поставить на ноги.

– Царапина, – говорит она мне и помогает встать. За её спиной рюкзачок висит криво, а мне на шею вешает мой же, поправляя сразу же за лямки. Хорошая царапина, из-за которой болит только живот… Ногу перемотала скотчем, как на поле боя, из-за чего боль занемела, и каждый шаг стал отражаться у меня в ушах. Но, ничего…

Мы проходим вглубь дворового тоннеля. Спереди – грузовая машина, возле неё вертится разгрузчик товара, «футболит» полупустые коробки. Мы продвигаемся медленно, а за спиной прячу пистолет, чтобы никого не спугнуть и подойти к углу новой улицы спокойно, и с терпением охотника, как следует осмотреться, и выделить возможные цели. Девушка у меня за спиной, и это меня радует. Она оглядывается назад, чтобы быть уверенным, что в спину ничего не прилетит, и подталкивает в зад, наступая на пятки.

Мы проталкиваемся в узком зазоре бортовой машины и стены; скользим спинами, плечом к плечу в направлении угла. С той стороны машины ходят парни, ничего не подозревая, говорят между собой на испанском, а девушка то и дело, что толкает меня в плечо и торопит, наступает на ноги и держится за руку, впиваясь в кожу когтями. Не сказать, что мне больно, но не много отвлекает… Подползая к углу, я замираю и смотрю ей в глаза, мельком оцениваю наше состояние и понимаю, что рядом с ней я выгляжу, как бомж – грязный и в кровоподтёках, а она уже успела навести марафет, поправить шапочку, смахнуть с себя пыль и сделать невинное лицо.

– Больно… – всё-таки не молчу и говорю, как есть.

– Прости. Это я волнуюсь так.

– Волнуешься? – спрашиваю, а сам думаю: «Да тут кричать надо, от страха!».

– В смысле, – боюсь, – признаётся. Хотя, зачем мне лишние слова, разве я не понимаю? – Ну что, офицер… Что ты видишь?

– Вижу одного, вон в том углу, – отвечаю и указываю взглядом на перекрёсток, метрах в двадцати от нас. – Одет почти так же, как и те, – с капюшоном на голове… Изображает из себя клиента такси.

– И всё? – девушка просится на улицу, высовываясь.

– Да не светись! Мы в тени, а машина хорошо скрывает, – говорю и отправляю её голову за своё правое плечо. – Не забывай про тыл…

– Там – чисто! – выдаёт мне сразу.

– Хорошо. У нас их двое. Тот, что на углу, справа от нас, может и не увидит, а вот этот… – сообщаю и даю возможность убедиться самой, что напротив топчется ещё один, со щёткой в руках, чернокожий. Есть ли у него отличительный знак, или он не причём, его я беру в своё поле зрение, ибо метёт он коряво чистый асфальт, где обычно щётки по утрам проезжаются. Похоже, держит первый раз в руках.

– Ты грязный… – девушка освежает мне память, и треплет за рукав, обтряхивает правый бок. А мне, вроде и приятно, но боль щемит в боку, в руках растворяется дрожь, по вискам пот бежит ручьём, а голова ещё звенит. И в сознании растворяются обрывки недавней борьбы.

– Так, я знаю это место, – у меня есть план, – просыпаюсь я, и вытряхиваю из головы всё лишнее. – Это «Бойд-стрит». Следующая – «Четвертая Восточная…». Вон там – узкие торговые ряды. Там сейчас людно и много места, где можно скрыться. По обе стороны – паркинги, торговые центры и невысокие здания… – поворачиваюсь к ней лицом, снимая со лба солёную влагу рукавом. – Мы выходим на улицу… Спокойно и без лишней суеты. Я беру тебя за руку, пистолет прячу в кармане, и пересекаем улицу. Наша задача нырнуть в поток людей. Если даже и заметят – стрелять не станут…

– А ты уверен? – спрашивает меня, со странным намёком.

– Надеюсь…

– В смысле, «за руку»?! Как влюблённые, что ли? – спрашивает, вскинув левую бровь.

– Это важно? – голова, и так не соображает.

– А не староват ли для роли парня?

– Ну… – я растягиваю слово. – Тогда, как отец.

– Отец ведёт 28-летнюю дочь?

Наконец-то, прозреваю, что рядом со мной всё та же эгоцентричная особа. Спорить бесполезно.

– В общем, идёшь рядом, чтобы я тебя видел. Ясно?

– Так бы сразу и сказал.

– Хорошо. По моей команде…

– План! Какой дальнейший план? Поделись…

О, мой бог! За полминуты спустила на грешную землю.

– Скоро увидишь…

– Сейчас! Давай сейчас, – вонзает свои когти в мою руку.

Я смотрю ей в глаза и не вижу ни жалости, ни сострадания, а только здравый интерес, озабоченность. И белое лицо… невинное лицо в тени. Это взъерошенная чёлка, кривовато надетая шапочка, спущенная к затылку… – это всё создаёт вид несмышлёного дитя, как отвлекающая маска, за которой прячется безжалостный человек. Но следом добавляет. – В тебе столько дыр… Если ещё раз попадёт куда-то в грудь, – я не спасу. Мне же надо будет куда-то убегать…

– Пересекаем «Бойд-стрит», ныряем в торговые ряды, обходим площадки с паркингом, переходим «Четвертую Восточную», и сразу прячемся между двумя зданиями, расположенные впритык друг к другу. Проходим, и выходим на «Пятую Восточную», где на перекрёстке движемся по «Уолл-стрит»… Довольна? – спрашиваю сердито.

– Ага. А дальше… Дальше-то что?

– За мной! – я игнорирую её, и продвигаюсь в направлении улицы, через открытые кованные ворота. Девушка не кричит, но следует за мной.

Я иду, пытаясь выглядеть бодрым, держаться простаком, кто пересекает улицу в неустановленном месте. Для этого района такое поведение – в порядке вещей. Да и вообще, – движение слабое, улицы тонкие, народу не так много, что даёт мне повод для лишнего беспокойства. Но, ничего, мне бы добраться до угла… Мне бы нырнуть в ту громкую толпу, скрывающаяся от солнца под куполами сине-зелёных шатров, и раствориться в бездонном океане городского общества.

Почему говорю о себе? Она мне нужна. Я нуждаюсь в её присутствии рядом, не меньше того солнца, что освещает моё побитое лицо; её запах волос мне нужен как воздух, без которого и минуты продержаться не смогу. Её эгоизм заразен. А всё потому, что я устал… За полдня беготни, я выдохся и нуждаюсь в такой же подзарядке, как и мой электромобиль, который разбил… Кстати, как он там? Скучаю по нему.

На полпути я поворачиваюсь, чтобы подхватить её за руку. Глупая привычка раздувать свои щеки… Бабская идея пыжиться и фыркать, когда тебя не слышат и видят только себя! Одной – беру за руку, а другой снимаю с предохранителя пистолет, и в кармане ворочаю, через кофту направляя дуло. Она меня понимает, и свой недавний вздор бросает вон, сжимая мою ладонь. Вот и хорошо.

Мы переходим улицу, и я предвкушаю, как мы трёмся друг о друга в тесной толпе, состоящая из расового набора, разноцветной солянки популяции планеты Земля: особей мужского пола с небритыми рожами, и толстыми задницами чернокожих мамаш, что выперлись на улицы города дабы прошвырнуться по торговым рядам в поисках острой приправы или нового мячика для своих спиногрызов детей.

Но, вот хрень! Не успел я вздохнуть спокойно, как следом за нами ныряет ещё один. Но выглядит совсем иначе, и отличается от тех, которых успел усмирить. Имеет незабвенное арабское лицо, с крючковатым носом и смуглой кожей, а чёрные волосы прям аж лоснятся под солнечными лучами. В ухе наушник с телефона, в кармане выпирает дуло, а на шее мелькает какая-то чёрная клякса, – естественно, безобидная «птичка».

Нет, это точно не паранойя и расовая чистота этой конторе не присуща… Эти отточенные движения, чёткая координация, набитые шишки на костяшках рук и сосредоточенный взгляд хищника на жертве… – меня по новой бросает в дрожь от того, что дело не закрыто, преследование не окончено, охота «птичек» на волков не завершена. Звучит банально, да? Но мне не до смеха и нутром своим избитым чую, что контора эта, отнюдь, не бандитская; мотивы их не такие уж и просты, и не питаются ненавистью к однополым отношениям, трансгендерам и тем, кто играет яркие роли на парадах, в костюмах павлина.

Тут есть что-то сильное, мощное, преследующее иные цели.

Девушка идёт следом за мной, не оглядываясь, а я прорываюсь сквозь толпы полусонных зевак, остановившиеся поглазеть на новую нарядную вещицу. Смотрю боковым зрением, и стараюсь виду не подавать, что засёк преследователя; изображаю невинную жертву, что рьяно хочет жить. Я это делаю нарочно, чтобы зверя не спугнуть… Чтобы «птичка» наша не упорхнула, и не унесла на своих крыльях очередной сюжет. Есть две вещи, которые к этому подстегнули: я до смерти устал бегать, как заяц, прятаться за новыми углами, и отстреливаться, с испуганными глазами. Патроны не жалею, да и совесть моя чиста – тот, кто желает нам смерти, не удостоен возможности смотреть мне в глаза.

А вторая причина, почему я так себя веду – я хочу поговорить… Не по душам, конечно, но под дулом пистолета. Почему бы и нет! Я иду на риск осознанный, меняю тактику на ходу и слушаю свои инстинкты, подчиняюсь голосу разума и принимаю его план, возникший за долю секунды в моём сознании. Две тайны я хочу узнать… Две загадки хочу разгадать: первое и, самое главное – что внутри того устройства, и какова его ценность, если за него не жалеют десятки жизней; а второе – это то, что менее тревожит, но многое может рассказать, и поможет понять логику действий этой организации, с весьма безобидным названием.

Кто заказчик представления, в котором играем главные роли?

Я отклоняюсь от темы – моя голова, всё ещё, глуха и болезненно реагирует на резкие движения, но мысли – острые, и чёткие движения помогают скоординировать усилия, чтобы преследователя оглушить. Девку отправляю за следующую машину, а сам готовлюсь нанести удар, спрятавшись за минивэном. Секундами ранее, мы быстро оторвались и оказались на небольшой стоянке автомобилей, а «арабский скакун», преследующий не слишком арабские цели, проглотил нашу наживку, побежав за нами. И теперь, не стесняясь пистолета в руке, он сканирует каждое авто, просвечивает своим орлиным глазом затенённые стекла, и тихо идёт, как вылитый зверь, пригнувшись, зажав пистолет обеими руками.

И правильно делает! Увидев дуло первым, его я выбиваю – стучу несколько раз о заднее крыло пикапа. Теперь он под ногами, но я не даю ему времени опомниться, и со всей силы посылаю свою ногу в грудь. Получилось не слишком уверенно, но хватило, чтобы сбить его с ног и озадачить…

Как я и говорил – в контактном бою я слабый борец. Ударом в грудь, от себя прогоняет и посылает вдогонку удар кулаком. Я не падаю, хоть дыхание моё нарушено, а пролетаю вскользь рядом стоящего автомобиля, сбивая плечом зеркало бокового вида. Я не сдаюсь, но мне добавляет ногами… усиливает давление кулаками, и целится в шею и грудь. Я закрываюсь, как могу и дожидаюсь, когда ко мне приблизится, чтобы достать руками, избить его рожу кулаками. Они – как утюги, и, если попаду – будет жечь; голова не будет болеть, но челюсть улетит куда-то вон, а подбородок получит нокаут.

В моей руке эффективный инструмент, – делаю быстрый удар сбитым зеркалом, и попадаю по виску. Он не ожидал, и это хорошо! С тихим рёвом быстро повторяю, и пробиваю его скулы жёстким пластиком. Его лицо – красное, но я продолжаю наносить удары в челюсть и висок, бить в подбородок коленом, и вымазывать крыло фермерского «Доджа» в его сопли и кровь. Я бью, не испытывая никакого наслаждения от причинённой боли, но делаю максимально жестоко, чтобы отбить охоту за мною гоняться по улицам города, которому всё ещё служу.

Ещё один манёвр, и пробиваю арабским лицом боковое стекло припаркованного автомобиля… Руками чувствую повиновение, и обмякшее тело валится на меня, желая провалиться в невесомость. Сигнализация рядом стоящего авто живо отрезвляет, ярость потихоньку отползает, и я понимаю, что нужно быстро закругляться. Иначе, ещё минута – и он не жилец.

Я бью затылком об асфальт, тем самым, вынуждая говорить.

– Зачем гоняетесь!? – кричу ему, а он молчит. Отрезвляю ещё одним ударом, опять. – Ну!?

– Тебя – убить… – хрипит он, нехотя. – Девку – доставить…

– Зачем она вам? – снова кричу и треплю за шиворот.

– Устройство… – он хрипит, а я едва ли его понимаю. И параллельно обыскиваю.

Я быстро карманы проверяю, пояс и всё, что ниже колен. Там есть один пистолет, пристёгнутый на голени, на поясе – тактическая кобура, которые используют для ведения боя в городских условиях, и телефон, в котором открыто сообщение с двумя фото, сделанные часом ранее, ещё когда мы выходили из дома девушки. Уже тогда нас вели… Под моим фото подписано: «ликвидировать», а под тем, где изображена моя девушка – «доставить живой».

– Что внутри??? – кричу, выбрасывая телефон в сторону. – Ну!?

– Информация…

– Какая?

– Секретная, – снова хрипит, захлёбываясь кровью. Я поворачиваю на плечо.

– Какая?

– Не посвящали… Вас заказали, – мы исполняем…

– КТО… КТО заказал???

– Если расскажу, – я труп…

– Ты и так через минуту – труп. Говори! – угрожаю пистолетом.

– Служба внешней разведки…

– Это кто? – кричу, не соображая, в чём дело.

– ЦРУ…

WTF??!

– Карин, – я подзываю девушку.

Используя секунды ожидания, разряжаю обойму, и отбрасываю только что отсоединённый магазин куда подальше, чтобы, вдруг чего, не выстрелил мне в спину. Хотя, он и так еле дышит. Стеклом я изуродовал его яркое лицо, а кузовом пикапа выпрямил орлиный нос. Может, ему он больше не понадобится. Я быстро поднимаюсь, и девку за собой тяну. Наступил тот час, когда нужно бежать, чтобы осуществить вторую часть заготовленного плана.

Мы перебегаем «Четвёртую Восточную»; медленно тянущийся поток, состоящий из редких машин, нам не мешает. Им я не показываю руку, что всегда значит «стоп», и я не свечу своим значком, что говорит: «проваливай из машины» – я бегу вперёд в направлении ещё одного «тоннеля», наполненный раскрытыми витринами и приукрашенный зонтами, цветов радужного флага – сообщества девушки, по вине которой я превратился в жертву.

Знала ли она, что наступила на хвост правительственной змеи? Скорей всего – нет, а, если бы и нарочно в это впутала меня, то это не повод для разбора полётов. Теперь – только бежать, и стремиться достигнуть ещё одного душного скопления, чтобы уж наверняка быть уверенным, что за нами нет хвоста.

Мы выбегаем на «Уинстон-стрит»; тяну девушку по неширокой дороге, по краям которой разместились припаркованные автомобили. Нам не сигналят в спину машины, да и бежим мы со скоростью быстрого движения по улицам, где всегда что-то продаётся, а люди зевают на ходу, прохаживаются лениво под разноцветными козырьками, под которыми висят китайские шарики и игрушки, прячутся прилавки с бытовой химией, корзины с цветами, мексиканские побрякушки и разноцветные шмотки…

Мы выходим на «Уолл-стрит». Не той, конечно, что в Нью-Йорке… Маленькая улочка, с узкой дорогой, разделённая двойной сплошной жёлтой линией, которую часто пересекают, кому когда вздумается. Я сворачиваю за угол и эмоции захлёстывают… Я-то не оборачивался, а гнал, всё это время, как бешеный, зная… нет, будучи уверенный в том, за нами летит очередная парочка экзотических птичек. И теперь, спрятавшись за углом, прильнув к стене, я стою и целюсь в того, кто появится за этим же самым углом. Стою и потом умываюсь. Ноги затвердели, на одно ухо оглох, и слышу только бешеный стук сердца после мощного спринта.

Солнце греет затылок, на небе ни единой белой подушки, из-за угла никто не высовывается, и ряд чернокожих бомжей, стоящие на той стороне улицы, глазеют удивлённо, тихо посвистывая. Я вытираю лоб, прячу пистолет за спину, и переглядываюсь со своим напарником. «Неужели оторвались»? – думаю, сразу же. «А, может, это часть коварного плана»? В любом случае, я должен проверить. Ибо так не долго и с ума сойти…

Я аккуратно высовываюсь из-за угла и понимаю, что за нами гнался только ветер…

Меня хотела скопировать девушка, но я быстро прячу пистолет в карман своей кофты, а другой рукой тащу за собой. Теперь мы идём быстрым шагом, и я сканирую впереди себя пространство улицы, всё ещё опасаясь, как бы не напороться нам на птичек, только уже с другой стороны. Но иду, и фиксирую всё то же вялое движение машин, шумную суету ленивых и бездомных, бранных и вонючих черномазых алкашей, чей палаточный городок расположился среди мусора на тротуаре.

Мы проходим через ещё одну груду мусора, что является неприкосновенным имуществом очередного уличного ленивца, и поворачиваем за угол. Теперь же, мы идём по «Пятой Восточной…». Вдали, вижу головы небоскрёбов с зеркальными лицами, справа от нас – всё те же паркинги, на первом этаже которого разместились очередные прилавки с пёстрыми козырьками. Зевак возле них мало, и кое-где припаркованы машины хозяев ларечков, а слева от нас – длинная кирпичная стена, что является частью здания транспортной полиции, без единого окна, имеющая характерный коричневатый оттенок.

На повороте, дёргаю девушку за руку, показывая взглядом на то угловатое здание. Давно к нему стремился… Переходим дорогу по диагонали, и киваю: «нам туда», заодно оглядываясь. Её пропускаю вперёд, а сам убеждаюсь в том, что за нами нет хвоста. Быстро осматриваюсь, и открываю двери оружейного магазина. Погружаюсь в охотничью стихию, и первым делом думаю о камерах. Если есть – их нужно выключить.

Внутри – никого, а стеклянных глазков я не вижу. Это хорошо. Полнейшая тишина, в атмосфере которой купаются охотничьи карабины, ружья, пистолеты разного калибра, «урезанные» версии автоматов, наборы аксессуаров, тактические формы, разгрузки, всевозможные пеналы, кобуры и жилеты, военная и полевая форма… А также – электроника и военные игрушки: от электронных часов до мощных биноклей и тепловизоров, разнообразных гаджетов в защитных корпусах. Здесь царит порядок и дисциплина, которая всегда достигается наличием заряженного ружья под витриной.

Я подхожу к парню. На вид – лет тридцати, явно выраженной азиатской внешности, с маленькими чёрными глазками, коротким ёжиком на голове, и треугольными короткими бровями. Кореец… Достаю пистолет, и подсовываю свой значок ему под нос. Не кричу, как бестолковый нигер, но и не играю роль его мамаши…

– Офицер полиции Аарон Пол… Спецотдел по раскрытию преступлений, связанные с нравственностью… Парень, – руки! Чтобы я их видел – руки вверх… – я делаю паузу, даю несколько секунд, чтобы тот проснулся и сообразил, что я не гангстер, и не заявился в его магазин с целью ограбить. Он, вроде бы, всё понял, но смотрю, что руки тянутся, машинально, к столу… – Держи руки на весу. Я ничего не сделаю, – мы возьмём, что нам надо, и тихо уйдём. Ты меня понял? – говорю ровно и спокойно, чтобы войти в доверие.

Он кивает медленно, посматривая на мою руку со значком, испуганно.

– Карин, к двери! – командую я.

– А? – не понимает она.

– К двери, – будешь комментировать обстановку на улице, – повторяю.

– А, – окей! – наконец, соображает она.

– Это что, ограбление?

– Нет, на хрен… Мы пришли скупиться!

Он ещё более потускнел. А я стою лицом к девушке, которая затаилась возле двери, и пистолетом размахиваю перед его носом. Предохранитель в активном положении и, если палец произвольно спустит крючок – точно знаю, что ничего смертельного не произойдёт.

– Значок… Приложи к сканеру, и всё узнаешь… – парень, дрожащей рукой забирает его, а я начинаю нервничать, ибо времени в обрез. – Ну же, быстрей! – мямлю под нос, но смотрю на девушку, и прошу не молчать. – Карин, что ты видишь? – она замерла возле стены, и через прозрачную дверь исследует улицу, поправляя лямки рюкзачка, сползающие с плеча. – Не молчи, что ты видишь!? – снова нажимаю я. Чувствуется мне, что ситуация выходит из-под контроля: парень путается в движениях, а девушка забыла, зачем туда поставили.

– А что мне надо видеть? – она мне мычит.

– Просто комментируй, что на улице происходит.

– Эм… Хорошая погода – тепло же…

Что она делает? Минутами ранее одной из «птичек» настучала по голове, а здесь – язык заплетается.

– Не говори о погоде! Она не хочет нас убить.

– Почему? Ураганы, например, они…

Что она несёт?

– Ну же, Карин, – соберись! – требую от неё. – Люди… Что делают люди? Кого ты видишь? Куда идут? Описывай всех…

– Окей, извини.

– …Аарон Пол. Офицер полиции…

– Да, это я, – мои нервы не выдерживают. – Дошло, наконец?

– Так вы не гангстер?!

– Нет, чёрт возьми… Читаешь список, и бросаешь мне в рюкзак… Ясно?

– Вы на задании?

Да что же это такое? Не может же быть, что он такой тупой… Вероятно, испугал.

– Карин, не молчи, – вместо того, чтобы ответить парню, я слежу за девушкой.

– Всё нормально! Люди ходят, отдыхают – весна же…

– Что-нибудь подозрительное: мужчины, суровые лица, одетые в жилетки или куртки… «Колибри», наконец.

– Вижу мальчиков… Ходят в майках, и шортиках. Девушки с ними за ручку. Улыбаются – им весело. Весна же…

– Что ещё? – смотрю на девушку, а боковым зрением наблюдаю за парнем. Он, вроде бы осмелел, но его резкие движения меня сильно напрягают. Всё же, не верится, что не расчехлит охотничье ружьё, спрятанное под прилавком.

– Вижу несколько мужланов, куда-то идут. Лица некрасивые, и за спиной что-то несут…

– Они вместе? – спрашиваю я, а про себя бога молю: «Хоть бы не по наши души»!

– Сомневаюсь, что любят друг друга.

– Карин… – однако, умеет развеселить.

– В смысле, они не знакомы. Скорее всего.

– Хорошо. Теперь, ты поняла, за кем следить?

– Да, офицер…

– Умница! – хвалю её.

С одной справился, теперь – второй. Я слежу за его движениями, и вижу, что мой рюкзак тяжелеет, а кармашки наполняются всем, что указано в списке. Только, делает он медленно, вдумчиво, рассматривает бумажку. Может, близорукий? Или почерк слишком корявый… А, может, просто расслабился, и забыл про свои обязательства перед лицом, на чьей стороне закон? Да пошёл он! Лучше не испытывать судьбу.

– Карин, что у тебя? – я перевожу внимание на девушку. Она – важнее.

– Те двое – свернули за угол. Я думаю, что они – вместе, но поссорились… Я видела по второму – он мечтал подойти сзади, и подхватить его руку, чтобы вместе пойти…

– Не время для фантазий!

– Почему? – поворачивается в мою сторону. – Я вижу таких издалека! У нас, в Прайде, есть одна взрослая пара… Они – простые рабочие, и, всё ещё не могут преодолеть свой барьер: стыдятся ходить по улицам, взявшись за руки. Им уже за сорок, и у каждого – взрослые дети. Они их не понимают… Потому им тяжело.

– Может, когда-нибудь, я им посочувствую… Но сейчас – нам даже бог не позавидует, – я говорю о том, что тревожит больше всего. – Карин, – улица! Не отрывай свой взгляд, – прошу её. – Есть? – спрашиваю парня, а сам думаю: «Проверять или довериться его словам»?

– Десятого калибра всего пять пачек. Тепловизор отдаю последний…

– Компас, дальнометр, «Глок-26» с креплением для голени?

– Внутри, – немедля, отвечает, и указывает взглядом на закрытый рюкзак.

– Бронники… Скрытые, два штуки, – чуть не забыл.

– Второго класса… Остался один.

– Давай, какой есть, – говорю быстро, вешая потяжелевший рюкзак на плечо. – Ты же не станешь хвататься за ружьё? – спрашиваю, пряча пистолет в карман, чтобы повесить на руку бронежилет.

– Ну вы же…

– Руки… Держи их на виду.

Не упуская из виду его фигуру, я направляюсь к девушке.

– Ну что, больше не было новых пар? – спрашиваю, с намёком.

– Кажется, ничего… Ничего подозрительного.

– Окей! Одевай, – подаю ей руку, на которой висит жилет.

– Это ещё что?

– Давай, кофту снимай! Не бойся, он лёгкий.

– А ты?

– За меня не переживай…

– Одену только после тебя, – ставит ультиматум. Заботится.

– Я – уже… – нарочно вру, сбивая тему разговора. – Парень, отвернись!

– Зачем? Я же лесбиянка… Мне – без разницы, что на меня смотрит мужик.

– И что? – не понимаю я.

– А то, что мне все, кроме девушек, безразличны. И даже переодеваюсь вместе с парнями… Им по приколу поглазеть, а мне – всё равно. И в нашей паре, играю роль старшего.