Читать книгу Город ангелов - Ари Миллер - Страница 4

Я ходил по грани, боясь оступиться. Я ступал по кромке осторожно, но через раз проваливался в пустоту. Как в запотевшем стекле, видел образы, чьи-то очертания; ощущал величину и обширность пространства, но, что самое важное – отождествлял потусторонний мир с самим собой, – с человеком, который вот-вот покончит с собой. Подвигая ноги к краю, разводил руками, чтобы насладиться холодом полёта…

Нет, это не бред. Это очередной мой сон, в котором прожил жизнь и полюбил. Умер, но снова ожил.

Я помню только тёмно-синее небо, в бесконечности которого терялся мой взгляд. Голые деревья и отдалённый мрак, который нас от другого мира отделял. Чувствовал затылком её мягкие ноги, нежное прикосновение рук, божественных пальчиков, которыми расчёсывала волосы… Я лежал абсолютно расслабленный. Но меня то целовала в висок, то гладила по щеке, что-то приговаривая, в чём-то убеждая, или поправляя… Я не помню, но точно знаю, что её голос рождался в моей голове. Тот самый, который слышу в своих снах.

Я лежал, а она говорила… Я смотрел на небо, а девушка гладила шрамы, дотрагивалась до бугорчатых швов, что держали мою голову в целостном виде. Мне кажется, что раньше друг друга любили, когда-то встречались, по улицам за руку ходили, друг за другом гонялись, дурачились и говорили дни напролёт.

Я не видел её лица, но точно знал, что у меня есть «она», и раньше ходили в одну школу… С крыши, которой, когда-то, спрыгнул и я. Мы это не обсуждали, и никто из друзей, с которыми мы вместе на траве лежали, не интересовался тем чувством, когда летишь с высоты. Как будто об этом все знали, и чувство ускорения, вкус адреналина на себе ощущали все… – для каждого из нас это было выпускным экзаменом.

Никто из нас не обсуждал свои планы, и разорванные фразы, наполненные бессмыслицей, звучали то ли поодаль, с обеих сторон моей головы, или где-то внутри, в моём подсознании. А я их мимо себя пропускал, пытался игнорировать, но, чтобы головой пошевелить, поднять глаза и увидеть, кто хозяин того голоса, в который влюблён, я ни малейших усилий не прилагал. Как будто было всё равно. Словно знал, что через некоторое время снова умру, а потом проснусь у неё на руках. И снова буду всматриваться в бесконечно синее небо, фиксировать движение верхушек деревьев, слушать песню её ласковых слов и наслаждаться мягкими прикосновениями целую вечность…

– Офицер, ты не заснул? – голос девки меня в чувства привёл. Вынудил раскрыть глаза и возвратиться в прежнюю реальность. Я не много пришёл в себя, – здорово меня потрепало… Пули облетали стороной, но атмосфера, в которой являюсь стороной конфликта, выдернула бренную душу, и воткнула в иную реальность. Чтобы прочистить, простирнуть, просушить и встряхнуть. Возможно, адреналин так начудил, и ощущение замедления времени не слабо сказывается на психическом состоянии.

Ладно, девушка отпугнула мои воспоминания о сне. Что ещё добавить? Скажу лишь то, что я точно знаю: проснувшись, с полчаса пролежал, уставившись в потолок, точно понимая, что раньше умирал, потом вставал и снова продолжал заниматься прежними делами. И думал, что это нормально. Но, когда тень сна окончательно покинула моё сознание… когда разум взял шефство над телом, я понял, что жизнь – она одна, и по-прежнему скучна, такая же невыразительная, как и отражение в зеркале.

А та, которая из сна – она быстро ушла в никуда.

– Ну? – я снова вижу девушку, из-за которой пустился в бега. Пожалуй, о её озабоченном виде не стоить много говорить: она топчется рядом, оглядываясь по сторонам, прислушиваясь к уличному шуму. Рюкзачок, повидавший многое за пару часов, нежится в её тесных объятиях, а шапкой стирает пот со лба, после недавнего спринта.

Я выхожу из тени – лицо ловит тепло. Жара… Это солнце… – как же я его люблю! Отдышались, и можно идти.

«Ты как, нормально»? – киваю девушке, заглядывая в глаза.

«Пока не знаю», – отвечает мне, пожимая плечами. Вечно ты не знаешь…

Мы выходим из-за стены, и спускаемся по «Темпл-стрит». Навстречу нет никого, и только одинокие машины бесшумно тянутся к перекрёстку, а с той стороны улицы – пожилая пара, взявшись за ручки, измеряют длину тротуара короткими шажками. И тощая коляска катится спереди локомотива-мамки, с явно выраженной мексиканской наружностью.

Полупустые улицы – это хорошо. Если снова разразится война, отголоски которой никак не умолкнут за нашими спинами, в виде воя сирен, можно избежать лишних свидетелей. Так же, как и жертв. Но полупустые улицы плохи тем, если за нами увяжется погоня, мы не сможем оторваться и негде будет спрятаться. Сейчас, я именно это и хочу.

Мы ушли от преследования, пробежали больше трёх километров через всякие клоповники, минуя широкие улицы, и теперь подходим к Сити-Холлу. Не самое лучшее место, чтобы спрятать наши лица от глаз патрульных – всё ещё нет уверенности в том, что не жаждут зачинщиков перестрелки уложить мордой в асфальт. Но единственное место, где не станут «палить»: всё же, рядом – здание городского совета.

Миновав белое здание юстиции, мы спускаемся к перекрёстку. На светофоре поворачиваем направо. Хоть знак и красный – не время изображать из себя святошу, особенно, если на твоём счету – с десяток трупов. Я иду, пытаясь не светиться, подтягивая девчонку к себе за рукав. Хоть ей и не нравится, но следует за мной, горя желанием вырваться из моих лап и поравняться, чтобы идти плечом к плечу. Мне пофигу… – хоть за ручку, как влюблённые! Лишь бы миновать этот «блок», пройти тихо и незамеченными через дюжины камер наблюдения, и не притащить сюда ещё одну войну.

Хотя, если бы я был злодеем, то специально притянул бы хвост, чтобы вызвать хаос, стрельбу, войну всех против всех и под шумок тихо уйти. Но… – нет! Мне нужно средство связи, передать координаты, чтобы встретиться с группой подкрепления.

Мы идём быстрым шагом, а солнце светит прямо в головы. Слева от нас – высокая белокаменная голова, в виде гигантской стелы, окна которой смотрят на все четыре стороны; справа открывается вид на Даунтаун – стеклянные небоскрёбы, лица которых отражают небесную синеву. На лавочках, вдоль тротуара – местные бродяги, чернокожие и краснолицые, со скучными глазами; и фонарные столбы, с зеркальными плакатами, нацеленные взглядом на солнце.

Справа, открывается парк с одиноко растущими деревцами и лысеющей дорожкой под ногами, а я шагаю быстро, подтягивая девку за рукав, выискивая взглядом хоть какой-нибудь столбик, обшарпанную будочку, с надписью «Phone». Но, в голове бушует ураган из свежих мыслей. Тасуются слова, выпущенные последним из машины с «Чёрной Колибри».

НАЙТИ ДЕВАЙС.

Что же получается… Выходит, девкака наврала, либо стала участником конфликта, сама того не подозревая? И, что, вообще, за девайс?

Тут вариантов может быть два: девка, может, и правда сунула свой нос в опасное дело, стала свидетелем преступления, мотивом которого была не обычная хейтерская ненависть к представителю секс-меньшинств, а попытка ликвидировать объект, обладавший некой информацией; стал очевидцем чего-то запрещённого. Ведь, она говорила, что «мальчики встречались с птичками», а это значит, что могли хапнуть лишнее. Чёрт, влезть во взрослые дела…! Если такой вариант имеет место быть, обожаемые друзья её подставили, перевели все стрелки на неё.

Какого хрена вообще с ними снюхались? Да и какая может быть связь мальцов нетрадиционной ориентации с откровенными бандитами, занимающиеся преступной деятельностью? Полный ступор. Что-то эта тема не вяжется… Да и почерк убийства указывал на ненависть к лицам ЛГБТ, и их стиль жизни, который выбрали.

Тут одни пробелы… Не может быть, чтобы грёбаный спецназ гонялся за девкой только лишь потому, что стала свидетелем убийства на почве нетерпимости к геям! Дело непростое, но, определённо не стоит того, чтобы затевать войну.

А теперь версия номер два: девушка сама нашкодила, да так, что по её вине погибло два невинных человека. Это вполне объясняет взлом квартиры, и бардак, который первые гости натворили, не элемент устрашения – они что-то искали. Но, зачем, тогда мальчишек убивали? Попытка запугать? И, что это за девайс такой, какова его цена, если смерть десятка своих не запугала, а, скорее наоборот – разозлила?

Короче, вывод напрашивается такой: девка, и правда, не виновата, но на неё всё свернули. Возможно, подсунули то самое устройство, о существовании которого даже не догадывается. И теперь, всё внимание сконцентрировано на ней. Тут могут быть замешаны кураторы их «невинного» сообщества, которые, почуяв, что запахло жареным, нашли крайнего и умыли руки. В таком случае, – что-то подсунули и указали на неё. Их надо всех проверить на детекторе.

Ну а второй? Девка играет свою роль, прикидываясь святошей, пока какой-то «офицер» свою задницу рвёт, защищая и убегая от погони. Что же, в таком случае, имеем дело с опытным манипулятором. Моими руками весь жар загребёт, подождёт, пока всех «перехлопаю», умоет руки и уйдёт. Если так, то её девушку надо тоже «пробить» на детекторе, и, в особенности – предрасположенность к однополой любви. Возможно, заодно, – обе играют свои роли. И никакие не…

Ладно, – время покажет… Раздобыть бы средство связи.

Я сворачиваю на «Гарлем-Плэйс». Тут узко, безлюдно и глухо. Слева какие-то забегаловки, и складские помещения, раскладные решетчатые двери, которые закрыты на висячий замок, а справа – глухая стена. Идеальное место, чтобы прижать и поговорить, пока вой сирен ещё слышен вдали.

Торможу и спрашиваю:

– Ничего не хочешь сказать? – говорю ровно, не вызывая подозрение.

– Должна признать, не плохо справляешься…

– Чего…? – вырывается из уст. – Эй, посмотри мне в глаза… Мне кажется, ты не договариваешь…

– Почему? Ты хорошо их «месишь»… – она мне снова продолжает.

– Девчонка, притормози! Я, ведь, за тебя тут жопу рву!

– Ты им теперь тоже, как кость в горле…

– А ну, стой! – пресёк попытку уйти от ответа. – Я тебе про погоню… Про то, почему хотят убить.

– Я не знаю, что им надо от меня…

– Что ты видела ещё? Попробуй вспомнить… О чём говорили…? Что было в руках? Может, какое-то устройство?

– Я запомнила только «птичку».

– Джереми… Что ему говорил? Может, угрожал, или что-то требовал вернуть?

– Не знаю, офицер… Я им свечку не держала, – попала под конец. Память-то, штука избирательная, привязана к эмоциям… Я запомнила только руки, пистолет и выстрел… Визг и кровь Джереми, – говорит она, разрывая слова, делая небольшие паузы. – Не понимаю, офицер, ты меня что, подозреваешь?

– Карин, если ты во что-то вляпалась, то лучше скажи сразу, – продолжаю гнуть свою линию. – Ты подписала договор о сотрудничестве… Сокрытие любой информации повлечёт за собой уголовную ответственность. Ты понимаешь, что, соврав мне, тебя могут признать пособником этой преступной группировки!?

– Ты что, решил на меня всё повесить??? – возмущается она очень ярко.

– Вспомни, что Джереми говорил, перед тем, как его… Может, о каком-то устройстве? Он тебе ничего не передавал? – спрашиваю я, взяв за плечи.

– Устройство? Ничего такого не было, – это их тусовка, и я лишь приехала за мальчиками, потому что меня попросили… – отвечает растянуто, освобождая плечи.

– Кто попросил? – кричу я. Потому что это уже что-то.

– Ну они же и попросили, неужели не ясно!? – отвечает, до сих пор вырываясь из рук. – Офицер, на моих глазах убили лучшего друга, а ты говоришь о пособничестве… – говорит более серьёзно. И в её движениях, я прочитал намерения выйти из переулка на улицу.

– Стой! – торможу. – Какие мальчики? Кто был ещё с ним?

– Ну Сэмми, – неужели не ясно! – уже озлобленно кричит мне. Вероятно, достал своими вопросами. Секунд пять, посмотрев недоуменно, разворачивается и продолжает начатое ранее.

– Подожди, – ты вся в пыли, и в волосах стеклянная крошка…

– А ты…? – сразу мне бросает в качестве ответа.

Но я молчу и спешно вытираю рукава её куртки, оборванные штанины, между прочим, – понарошку, плечи и бока. Она, вроде бы, и не против, но дёргается и вырывается, нервно реагируя на мои прикосновения. Но я её держу и обтряхиваю бока, как будто мой ребёнок и это самые первые мои обязанности… Но, если серьёзно – по улицам в таком виде шляться нельзя! На нас и так пялятся, как на сумасшедших, потому что мои рукава не только в пыли, они ещё и в крови, а за поясом странное уплотнение, – бугорки, едва ли прикрываемые концом рубашки.

Наконец, послала ко всем чертям, вырвавшись вперёд, но продолжает моё дело, стряхивая пыльные пятна с рукавов, высвобождая от частичек машины, что встала между нами и преследователями. Белые волосы, и без того, распушены, и вздыбленная чёлка всё так же торчит вверх, острыми кончиками устремляясь к небу, как будто солнце – их основа жизни.

Но вертолёт… Звуки «вертушки» нас сплотили.

Услышав шум лопастей над головой, смотрит на меня растерянно. И я понимаю… Не время для вздора! Забросив все сомнительные подозрения, я подхожу, и вместе прижимаемся к углу. Слышу не только шум вертолёта, но и приближающийся звук сирен, свист колёс и голоса… переговоры патрульных, которые принялись исполнять протокол. Оцепление… А это значит, что фургон всё ещё петляет где-то рядом. Но, может, цель их задания – найти мужчину, выше среднего роста и девушку, с яркой внешностью. То есть, нас.

Я снова хватаю за рукав и тащу за собой, поворачивая в сторону «Мэин-Стрит», по второй западной… Она вырывается, поливая мой затылок бранными словами – бросаю, идём вместе, плечом к плечу… Ладно, так уж и быть – несвоевременный норов меня просто злит. Её я предупреждаю взглядом, что подобных шуток терпеть не намерен. А она мне отвечает: «Какие могут быть шуточки»? И действительно, когда идут два человека, по-приятельски, плечом к плечу – это менее подозрительно.

Мы приближаемся к перекрёстку. Наискосок – скучное и серое здание министерства транспорта Калифорнии; чуть вправо – башенка церкви, и полицейские патрульные машины с левой стороны, по южной «Мэин-стрит». Поворачиваем направо. Патрульные засвистели колёсами сразу за нашими спинами, а я веду девушку за собой, придерживая за локоть. По отдаляющемуся звуку мигалок я чувствую, что перекрывают дорогу и на нас им наплевать, но продолжаю идти спешным шагом, не оборачиваясь. И лишь боковым зрением посматриваю в лицо девушки, чтобы убедиться, насколько правильно меня поняла. Смотрю и тихо радуюсь: она всё усвоила без слов. В кой-то веки, встретился с человеком, инстинкт выживания которого управляет поведением.

Мы приближаемся к ещё одному перекрёстку и, глядя на усиливающееся движение машин, мне так и хочется свернуть на восток, подальше от Даунтауна и железобетонных монстров… Не хочется оказаться в замкнутом кругу, запертыми в клетке, в которую загнали себя сами. Подходя к жёлтенькому гидранту, девушку торможу, дав возможность осознать движение, которое не дало бы пересечь дорогу беспрепятственно. Стою молча и показываю взглядом на взбудораженный поток машин. Оглянувшись вокруг, она и сама осознаёт, что лучше подождать, когда на светофоре сменится красная ладонь на зелёненького бегущего человечка.

Мы двинулись по третьей восточной… На дороге рассерженные машины сигналят, не понимая причины остановки; впереди, на краю тротуара – одиноко растущее деревцо, крона которого одета в ярко-зелёный наряд, а по правую сторону – опустевшая парковочная площадка, через которую бросились отдельные хитрецы на машинах, а за ней – ярко поблёскивает здание многоуровневой торгово-развлекательной зоны. Я иду и пытаюсь сообразить, где можно достать телефон.

Но Карин и тут даёт о себе знать – отдёргивает локоть и кричит, остановившись:

– Офицер, надоело петлять!

Я опешил – стою, в недоумении, фиксируя боковым зрением удивление пассажиров машин, застрявшие в пробке. «Нашла подходящее время».

– Я есть хочу! – говорит она опять. Всего-то – есть? Из-за этого нужно шум поднимать? Я стою и мнусь, не зная, что и сказать. А на меня пялятся какие-то черные глаза… – Офицер, я реально жрать хочу! Ты меня всю ночь продержал, и полдня уже бегаем, убивая… – она замолкает, поняв, что у нашей сценки есть зрители. И черные мамаши, сто пудов, меня приняли за идиота, который мучает голодом взрослого ребёнка. – Убивая… Убивая калории, – исправляется она. Для зрителей.

– Потерпишь, – грубо возвращаю наглеца в реальный мир. Полушёпотом говорю. – Ты совсем уже…? Мы ухлопали десятерых… нет, одиннадцать – тот по любому сдох… Одиннадцать человек! И всё из-за… – вовремя осекаюсь я, оглядываюсь и меняю положение, отворачиваясь от дороги. – За нами гоняются, а ты мне про жратву?

– Да! И не только, – говорит более тихо, и с неким осознанием происходящей ситуации. – Ты, сам подумай: мы бегаем уже полдня – самое время затаиться. Я устала от перестрелок уже, – добавляет вполголоса, оглядываясь на дорогу.

– Думаешь, мне это нравится?

– Нет, ну… Пора взять тайм-аут. Брейк, – понимаешь?

– Я ищу место, откуда можно связаться с отделом…

– Ну вот же! – восклицает она, а потом добавляет более деловито. – Вот и я говорю: нам надо забежать в какой-нибудь Мини-Молл. Я – передохну, а ты свяжешься со своими, чтобы нас забрали…

«А ведь девушка права», – говорю себя я, не ущемляя эгоистичную личность. «Нам нужно схорониться», на жаргоне гангстеров – спрятаться от глаз, не только уличных прохожих, но и главных преследователей, за которыми гоняются «уличные копы». Что нам это даст? Если постараться не напортачить… – мы восстановим силы, сменим внешний вид на более серый, девушка получит своё, а я узнаю координаты точки сохранения, – убежища, в котором можно будет спрятаться.

Решено! Мы спускаемся вниз против застопоренного течения машин. Слышны крики и споры некоторых водителей за право выбраться из среднего ряда на волю, и умчаться по свободной дороге, примыкающая к улице. Мы сворачиваем в нужное место: по обе стороны улицы «растут» одноэтажные домики, с полузакрытыми ролетами. В глубине боковой улицы, вижу чреду совмещённых аппартментов, с разноцветными балконами; большое здание гостиницы, гордо стоящее над ними, но там – пустота, очищенная зона под парковку и никаких вывесок.

Ладно, идём далее – на перекрёстке пересекаем улицу наискосок. Машины нам сигналят, головы водителей появляются в приоткрытых окнах, и что-то нам кричат. Но я не обращаю внимания, а направляюсь с девчонкой к низенькому зданию, стоящее на углу. Его фасад меня привлёк разноцветными и яркими табличками, какими-то надписями. Я иду, огибая носы машин, не отрывая взгляда от яркого фасада. Но вижу, что в правой стене поселились одноместные ларёчки с сувенирами, барбершоп и парфюмерией; приспущенные ролеты, хозяева которых устали продавать. Но, свой взгляд нацеливаю на входные большие двери, и вижу лишь плакаты скидок на текстильные группы товаров; ATM, детские игрушки, и аксессуары для сотовых.

«Дерьмо!», – думаю я и подхватываю девушку за локоть, направляя прямо по тротуару. Потому что дёрнулась в сторону, как и я, поверила ярким вывескам, а нам нужно пространство для манёвра, и хороший обзор. Но там – лишь глухая стена, с набором детских товаров. Не стал я объяснять, а иду далее. Через дорогу вижу надпись: «мастер тату, пирсинг, любые виды татуажа». А чуть поодаль, над входными дверями – лицо Боба Марли, с большой надписью над козырьком: «табак и курительные принадлежности». Вот ещё… – идол обдолбышей…

Мы приближаемся к углу. Левая сторона улицы занята частными владениями, – аппартментами, с персональным паркингом и мелкой инфраструктурой внутри, – декоративными пальмами и вылизанным тротуаром добела. Время магазинов на той стороне закончилось, зато через дорогу – широкое двухэтажное здание с закрашенными окнами на верхнем этаже, и «вылизанными» витринами на первом.

«У Молли», – читаю я большущую надпись над главными дверями. «Что же, Молли… Не повезло тебе с двумя покупателями! Мы идём к тебе», – говорю я себе, убедившись, что отыскали надёжное место.

Я толкаю тихо дверцу – мы заходим внутрь. Сразу же, в лицо бьёт свежестью кондиционеров и встречают стойкие запахи новых вещей, слышно радиотрансляцию матча «Доджерс». Девушка, сразу же, ныряет между прилавками, а я, положив руку за спину, осматриваю периметр, обходя широкий зал. Вижу надписи отделов, товары пищепрома, хозяйственного назначения, инструменты и оборудование, мелкая электроника и одежда… – есть всё, что нам нужно. «Если это спасёт наши задницы, когда-нибудь, Молли, я тебя отблагодарю… Ну, а сейчас – телефон», – говорю я себе, заканчивая быстрый осмотр прилавков.

Но, для начала… Я выхватываю из-за пояса пистолет, и кричу, вытащив наружу свой значок.

– Полиция Лос-Анджелеса! Всем на выход! – нам не нужны лишние уши и глаза. Но, вижу, что меня не поняли: некоторые парни лишь оглянулись, а чернокожие бабульки, застрявшие кучкой возле пончиков, даже ухом не повели. Может, глухие? Ну да ладно… Не хотите по-хорошему? – Полиция Лос-Анджелеса! В ЗДАНИИ БОМБА! – парни взяли ноги в руки и устремились к выходу, а бабульки оторопели. – Шевелитесь… Ну?! Двигайте булками быстрее, – гоню их в спины, как овец, в направлении выхода.

– Полиция Лос-Анджелеса! Отдел Нравов, – оповещаю продавца. – Я охраняю важного свидетеля… Мне нужно, чтобы заблокировали здание – закрыли все входы и выходы, и предоставили мне средство связи, – сообщаю громко. ― Телефон… У вас есть телефон? – снова говорю, а сам пытаюсь понять, кто передо мной: девушка, парень или андрогинный человек? Потому что на его лице нет ни единого волоска, что бывает у мужчин, но грубые черты лица не дают мне поверить в то, что это девушка и, в то же время – имеет длинные светлые волосы, а тонкие жирные пряди задеты за уши.

– Это ограбление? – спрашивает испуганно, и тянет руки к верху.

– Не надо руки подымать, – вот мой значок. Проведи по сканеру, и сам всё узнаешь!

– Х-хорошо… – говорит, заикнувшись и тянется бледной ручкой к значку. А я стою и головой кручу, пытаясь найти свидетеля, который, минутой ранее, нырнул между прилавками и исчез, будто и не было, вовсе. – Карин! – кричу я, а сам пытаюсь держать движение за окнами под своим контролем. – Карин!?

– …Аарон Пол. Офицер полиции Лос-Анджелеса…

– Да, да… – не даю ему промямлить до конца, и возвращаю себе значок. – Закрыть главные двери…! Ты сделал это? – спрашиваю тут же. – Хорошо. Телефон… Мне нужен проводной телефон, – бросаю следом, перевернув табличку на сторону «ЗАКРЫТО». Смотрю на уличное движение, и анализирую происходящее за окном. Но фургона по близости не вижу… Как и людей в чёрных масках и комбинезонах.

Смотрю на парня, а он побледнел и, вот-вот, свалится под стол.

– Эй… Тебя как зовут? Всё нормально, – дыши глубже. Нет никакой бомбы – это отвлекающий манёвр. Ты мне дашь телефон, мы кое-что с собой возьмём, и быстро уйдём.

– М-макс… Меня зовут Макс, – заикаясь, отвечает.

– Макс, – отлично! Макс, – телефон. Мне нужен телефон.

– Да, офицер, – он закопошился, и протягивает руку с сотовым в ладони. – Вот…

– Нет, проводной… Мне нужен проводной.

– Нет таких уже, – растерянно тянет. – Отключили…

– Что? Ну как так!? – кричу я.

– Офицер, двадцать первый век уже… – пожимает плечами.

Я прилипаю спиной к стеклу, а руки мои тянутся к вискам. В одной – ничего, но в другой – пистолет. Я вытираю пот рукавом и не понимаю, отчего бросает в жар? В моих руках – инструмент, весомый аргумент, который поможет любому быть сговорчивей со своими противоречиями, а я бросаюсь в панику? В моём значке таится закон, который вынужден соблюдать каждый, кто дотронется его, а я теряюсь в движениях?

– Мордой в пол! – кричу я. – Лечь на пол и не высовываться! – приказываю Максу.

Бедолага падает под стол, как только увидел, нацеленный на него, ствол.

– Карин… Карин, мать твою, где ты есть!? – нет сил играть в прятки.

– Офицер, – я тут! – слышу из дальнего угла. Ну хоть отозвалась…

Беру телефон, и набираю нужный код. Жду. Слышу гудки… слышу стон телефона, различаю аппаратные сигналы, и трубку снимает автоответчик: «Добрый день! Вы позвонили в Главное Управление полиции Лос-Анджелеса…». Да знаю я! Какого чёрта ты, электронный голос, взял трубку? Ведь, я же ввёл команду прямой линии… «Пожалуйста, выберите причину, по которой обращаетесь к нам: если это административное правонарушение – нажмите 1; если вы – сотрудник полиции, и желаете получить помощь старшего офицера – нажмите 2; если вы – гражданское лицо, и желаете оставить отзыв о работе полиции – нажмите 3; если вы…»

– Да пошла ты! – кричу я и смотрю на экран телефона, не в состоянии смириться с тем, что остался один. Тот коммуникатор, который потерял – единственное, что у меня было из средства связи, с защищённой линией, с помощью которой можно было держать связь, а гражданская мне говорит: «Подождите минут тридцать, я сначала разберусь, кто нам звонит, а потом (может быть!) я соединю вас с оператором». С оператором… который и знать не знает, что есть такой отдел, который представляю.

– ЧЁРТ! – кричу я и не знаю, что делать с телефоном. Может, разбить со злости? – Карин, ты где? – продолжаю орать на автомате, набирая повтор на телефоне.

Но, я не жду отклика с той стороны торгового зала, а иду по заднему краю, в ожидании найти между прилавками. Радио всё больше мне действует на нервы: «Доджерс» проигрывают «Ред Сокс»; уличный шум вынуждает оглядываться, высовываться из-за прилавков, тормозить и прислушиваться к движению машин за стенами магазина.

– Ты с ума сошла… Что ты делаешь? – кричу я, увидев, как пьёт воду, с горла.

– Меня мучает жажда…

– Промочи горло, и сделай пару глотков.

Я подхожу ближе, и вижу в её руках несколько бутылок пива, вакуумные пачки с веганским набором еды, и маленькие горлышки бутылочек с крепким спиртным. Я знаю, что это…

– Ты совсем… – тяну за шиворот, как годовалое дитя, и тащу в глубину прилавков. – Ты уже забыла, для чего мы здесь? Забыла, что за нами погоня… гоняются за тобой, как на охоте? С минуты на минуту, появятся люди с птичкой, а ты тут играешься!? – говорю ей с отвращением, вполголоса, и вываливаю все содержимое из её объятий на прилавок. – Слушай меня сюда… – беру её за шкирку. Она затаилась, как кролик, вытирая следы воды на губах. – Никаких напитков… никакого пива и спиртного; никаких пачек со жратвой, а делаешь так, как скажу тебе я: идёшь и ищешь фонарики, батареи для них; новые средства связи, зарядные устройства… Верёвка, малярная лента, а также – новая, неброская одежда, спортивная обувь, два рюкзака… И никаких побрякушек! Ты меня поняла? – спрашиваю я, заглядывая в глаза. Мне кажется, я был достаточно убедителен.

Она, едва ли разборчиво кивает мне в ответ.

– Когда будешь готова, – переодеваемся, и валим через чёрный вход…

– А есть…? – прерывает меня. – Это нечестно, – я сильно голодна! Всего-то пару бутеров и воды… Я это всё понесу, не переживай! – делает акцент на слове «Я».

Что это за девка, а?

– Переодеваемся, берём телефоны, запасные батареи и…

– И воды… С бутерами! – заканчивает моё предложение по-своему.

– Даю пять минут… – проявляю снисхождение. Мне тяжело терпеть её взгляд.

Я отпускаю девчонку, а сам стою посреди прохода, с телефоном в руке, и смотрю на камеру, которая нацелила свой взгляд на меня. Смотрю и пытаюсь вспомнить, было ли что-то похожее, когда мы вошли… когда достал пистолет, и стал выгонять всех посетителей? К чёрту камеры, – они подчиняются пульту, а тот – исполняет волю оператора. Но, какого, если парень залез под стол, в прямом смысле слова?

«Ладно», – говорю себе, посмотрев новым взглядом в потолок. А там – перевёрнутая шахматная доска, в чёрные клетки которых вмонтированы камеры, что заострили внимание на мне. Все, без исключения, что были в моём поле зрения, фиксируют мой каждый шаг… Любое движение!

Я делаю вид, что мне пофигу на их глаза, и ныряю между высокими прилавками. Прохожу одну сторону, сворачиваю направо, взяв какую-то фигню, и выхожу с другой стороны, где есть строительный инструментарий. Набираю две пачки гвоздей и прохожу далее, боковым зрением наблюдая за маленькими «циклопами», зависшие под потолком, как змеи. Ещё что-то беру, и погружаюсь в атмосферу другого отдела, где полно скрюдрайверов, шуруповерты, строительные перчатки, униформа и прочий набор для билдеров…

Ладно, – гвозди нам не нужны, а игры с паранойей нельзя в этот час начинать! Наверняка, охранник спрятался где-то в задней комнатушке, побоявшись выходить. Фиксирует на камеры любое наше движение, приняв за грабителей, чтобы в суде предоставить доказательства. Разберутся потом сами…

Я выбрасываю ненужное, и направляюсь в отдел электроники, чтобы помочь девушке с поиском того, что нам необходимо. А нужны нам обычные сотовые, со съёмными батареями и свободными симками; тактические фонарики… Хотя, откуда они здесь? Окей, – хоть какие-нибудь! Два телефона, пауэрбанки и солнечные зарядные устройства, портативные рации и наушники; электронные часы со встроенным компасом, запасные батареи, а также – клейкая лента и пластиковые стяжки, на случай, если придётся взять кого-то в заложники… – это всё я набрал в охапку и несусь в сторону кассира, придерживая другой рукой, в которой пистолет.

А девка меня уже ждёт.

– Ну где тебя носит, офицер? – она ещё смеет подстёгивать!? Стоит, переодевшись, на ходу доедая пончики…

А я смотрю, в чём она одета и не понимаю, как уговорить… Как вдолбить ей в голову, что на наши головы идёт охота, и не время устраивать открытие сезона яркой моды!? На ногах – сине-зелёные кроссовки с яркими шнурками; вместо серых обычных штанов – фиолетовые слаксы, с боковыми лампасами огненного цвета; ярко-зелёный свитшот и синенькая короткая шапка на голове… А, если точнее – на затылке. И снова поднятые рукава…

– Никакой яркой одежды! Ты что, глухая? – кричу ей я.

– Не глухая, офицер, – не надо так орать! – норовисто огрызается. – То, о чём ты говоришь – свободные люди так не одеваются. Понимаешь? Ты же хочешь, чтобы мы слились с толпой, верно? Не нужно одеваться в скучную одежду. Так делают только в тюрьмах… Надзиратели придумали униформу…

Я махнул рукой, показав своё безразличие к её урокам молодёжной моды – пустая трата времени. Вываливаю на стол всё то, что успел насобирать, пробежавшись между рядами, и закидываю в рюкзак. Но, что я там вижу? Там знакомые горлышка бутылочек, растыканные по боковым внутренним кармашкам; пару пачек сигарет, сухофрукты, крекеры, пачки с орешками, энергетические смеси, курага… – если «бутеры» нельзя, она собрала белково-углеводные смеси.

Ну хорошо, – хитрая сволочь! И, в то же время, – умная: если коробки с пончиками не к месту, пачки с бутербродами не разрешено, то насобирала всё, что можно есть в пути, не останавливаясь.

Я на это закрываю глаза, и молча выбрасываю сигареты и бутылочки с алкоголем. В ответ, за спиной слышу недовольный стон и звонкий голос:

– Ты же мне обещал! – возмущается она. – Тебя, не сегодня-завтра, убьют, а мне нужно дальше как-то жить, – говорит она строго. Снова этот эгоизм… – Молоко, хоть оставь…

– Молоко??? Кто сейчас пьёт молоко? – удивляюсь я.

– Я пью… Я же европеец. А европейцы все…

– Европеец? – мне становится смешно. – Да ты типичный американский…

– Я родилась в Европе, и провела там своё детство… Меня мама забрала с собой, когда было десять… – говорит она, как будто между прочим. – Неужели ты не видишь, что имя немецкое…

– Немецкое??? – вырывается из уст. «А я думал, что еврейское».

Я достаю из-за пояса пистолет, и ложу на стол, рядом со вторым. Парень смотрит на это всё из угла, залезть в который его сам попросил. По моему требованию, девушка стоит сразу за входными дверями, наблюдая за улицей в широком окне, при этом, комментируя происходящее. Я сбрасываю с себя рубашку, стаскиваю штаны и вижу небольшую рану на ноге; чувствую тупую боль и морозный холодок, поднимающийся по жилам к груди… – я уже и забыл, что меня подстрелили! Но, с другой стороны, боль важна лишь для того, чтобы подобные ошибки не допускать, правильно? И, что я делаю? Я на это всё плюю, говоря себе «не время» и перематываю скотчем, приложив к ране пару салфеток.

«Царапина», — убеждаю себя, и туго затягиваю. Пусть острая боль послужит напоминанием, что ошибок подобных допускать нельзя!

– Карин, что ты видишь? – кричу ей я, а сам натаскиваю новые штаны, которые мне принесла. Серая майка – как раз на меня, и та кофта с капюшоном, в которой ходят подростки, ложится на плечи легко.

Вообще, хитрая зараза…! Дерзкая, эгоистичная, но умная. Тут – я не молчу и говорю, как есть: штаны мне подкинула темно-синего цвета, с какими-то светлыми полосками, в которых бегает полгорода по «Венис Бич», – они удобные и спортивные. А кофта имеет сквозной передний кармашек, в котором можно спрятать два пистолета… или целую руку, с пальцем на крючке. Это тоже плюс. Также, как и солнцезащитные очки.

– Карин, не молчи! – снова кричу я, закрепляя двойную кобуру на плечах. Ещё одна полезная вещь… Нет, про кобуру и говорить не стоит – сейчас я том, что заранее учла мои параметры, как и то, что таскать пистолеты за поясом, не то, что не практично… – не безопасно! А теперь, я разгрузил себя и моя голова свободна от мыслей, которые держишь в голове: «Как бы пистолеты не потерять». А руки на автомате, ведь тянутся к пазухе.

Но одно, что не даёт покоя – снова этот эгоизм. Мне до лампочки, кем себя возомнила во всей этой гонке на выживание, но меня, судя по тому, как сама оделась и что подсунула, считает лишь за человека, посланный спиной от пуль заслонять и других убивать. Живёт с той мыслью, что пришлют ещё одного. А если и тот сломается, то подоспеет ещё один «офицер».

Нет, Карин, «офицер» здесь только один, и только я вызвался тебя сопровождать, взяв на себя обязанность беречь твою жизнь. Понимаешь? Только я, из дюжины тех, кто лучше меня. Другим на тебя наплевать… как и на твоих гейских друзей. Абсолютно.

– Карин…! – я разворачиваюсь к ней, закидывая свой рюкзак на плечи, и несу ей такой же. Она его принимает, как дар, но на меня снова давит паранойя. Отдав, я разворачиваюсь и вижу, что две камеры, в ближнем углу, проводили взглядом. Меня это злит… Разве не достаточно первой записи?

– Парень, кто снимает видео?

– Что…? – притворяется, будто глухой. Но сообразил и отвечает. – Никто…

«То есть…», – смотрю на него вопросительно, и требую объяснений.

– Э… Мистер Джонсон просил не говорить… – ему пришлось отключить из-за того, что сервер был недоступен, – сообщает эту новость. Но следом добавляет. – Да он просто не захотел продлевать подписку! А на компьютере кончилась память.

– Карин, ко мне! – кричу я, застопорив свой взгляд на второй камере, что смотрела на неё. Девушка молча идёт, а взгляд «гадюки» повторяет её путь.

Вот теперь я доволен… Моё профессиональное чутьё не подвело, и камеры нас стерегут – кто-то наблюдает за нами, управляя удалённо. «Что же делать»? – я пытаюсь понять, причастен ли к этому я и мой свидетель, какая настигнет нас судьба и кому, вообще, нужно за нами наблюдать? То, что этот трюк с удалённым подключением камер ради нас, тут нечего гадать. Как и то, кому нужно за нами наблюдать. Важно лишь понять: чего следует ожидать?

«Чёрный фургон, униформа спецназа и маски. Чёрная Колибри», – говорю я себе. Но меня чуть с ног не сбивает острая, как бритва, мысль, что только что родилась в голове: если наблюдают, – это значит, что они неподалёку, сидят в своём фургоне за углом ближайшего дома. А это значит, что им потребуется меньше минуты… Чёрт, каких-то тридцать секунд, чтобы зачистить это здание. От нас. Мы в западне? Если здесь сидеть, то так и будет… Заблокируют задние двери, а внутрь пустят газ и вытравят нас, как щенят. Твари, умны… На ходу меняют тактику – от уличной войны перешли к скрытому наблюдению.

Хорошо… Сделаем вот как: вырубаю свет и уходим через главные двери. Почему так? Во-первых, мы убедимся в том, что они рядом – посмотрим, насколько решительны. Это будет для них сигналом… Они же не хотят нас потерять? Во-вторых, мы перехватим инициативу, сможем и дальше быть локомотивом, разбивающий их желания. Нам нужна игра на наших условиях! В-третьих, пойдём через главный вход, – с другой стороны, через который с оружием побоятся идти.

– Карин! Нас снова «пасут», – говорю ей на уличном жаргоне. Но девушка молниеносно отреагировала, присев за первым прилавком. – Это не поможет, – продолжаю я, и тяну её за руку, доставая пистолет. Веду за собой, быстрым, но аккуратным шагом, минуя каждый барьер и переход между отделами. Держу пистолет наготове перед глазом, чуть пригнувшись, на тот случай, если гости уже внутри.

Мы идём быстрым шагом. Её рука лежит на правом плече, а в руках держу пистолет, приготовившись к случайному контакту. Она же – все прекрасно понимает, и голову из-за моей спины не поднимает, а только дышит мне в затылок. А я иду возле правой стены, оставляя в стороне длинные прилавки, целые отделы с вывесками, свисающие с потолка, стойки с блестящими бутылками, словно рождественская ёлка, и столбики банок, сложенные друг на друга.

Первый пролёт – ничего, во втором – пусто; в ещё одном, где лежали фрукты – чисто, и по всему залу расползается лишь тишина, нарушаемая тихим шипением открытых витрин и кондиционеров. Нас сопровождают камеры, а путь освещают широкие потолочные фонари.

Мы приближаемся к выходу для персонала.

Я толкаю двери, и проскальзываю внутрь. Девушка идёт за мной. Внутри – сыро, грязно и темно. Лицо обдаёт застоявшимся воздухом, наполненный смесями запахов разложения продуктов, который кинулся нас встречать и в свои объятия принимать…

– Свет, – говорю девушке, и тут же чувствую в левой руке маленький фонарик со светлым глазком. Придерживая снизу пистолета, обследую местность и понимаю, что электрический щиток в другом углу. Я направляю туда кружочек света, и вижу череп, с молнией внутри. Нашли!

– Офицер, а зачем тебе понадобилась здесь? – слышу её голос.

А, ведь, девушка не стала задавать глупые вопросы, когда потащил за собой… Почуяв опасность, подчинилась инстинкту, и проследовала за мной. Мне это начинает нравится… Какой бы норовистой не была, но начинает осознавать своё положение, чётко различать и разделять те моменты, когда можно стоять и носом крутить, а где нужно просто бежать.

Я, на секунду, замер перед тем, как вырубить свет. Отвечаю ей, не поворачиваясь.

– Даже не знаю, – сделал рефлекторно. Чтобы точно знать, что будешь в безопасности, – отвечаю ей. Отключаю питание и возвращаемся назад тем же ходом. И камеры уже мертвы. Но, теперь – быстро, обратный отсчёт пошёл.

Прибегаю и ставлю девушку возле двери, а парню говорю:

– Вызывай полицию! – достаю из угла и подсовываю в руки телефон. – Мы уходим через главный вход, а ты скажешь всем, что ограбили… Ты меня понял?

– Да, но…

– Чтобы вызов обработали первым, скажи, что ранили в грудь… Ты истекаешь кровью… Нечем дышать, – пытаюсь донести главную суть.

– А вы, разве, не из полиции? – растерянно смотрит на меня.

– Я из отдела, про который патрульные могут и не знать… Не дай бог, если к тебе нагрянут люди с птичкой раньше… Просто сделай, как я прошу, окей?

– Парень, не дури, – звони прямо сейчас, – подыгрывает девушка.

– Карин, не сейчас, – бросаю ей, а сам смотрю на таймер обратного отсчёта на часах. А там, на циферблате цифры гонят меня прочь из магазина – через десять секунд стремятся обнулить свой счёт. – Ты всё понял? Смотри, не подведи…

Я прячу пистолет за пазуху не до конца расстёгнутой кофты, и направляюсь к выходу, боковым зрением посматривая на камеры. Они точно мертвы.

Мы выходим, как ни в чём не бывало. Всунув под кофту, правую руку держу на рукоятке, быстро оглядываюсь, и начинаем движение вдоль по тротуару, чтобы достичь того угла глухой стены, до которого осталось метров двадцать. Схватившись за рюкзак, девушка следует за мной, и передаёт обстановку сзади тихим шёпотом.

Мне хорошо… Теплота взялась отогревать моё лицо, тело скинуло с себя неудобный городской камуфляж из рубашки, джинсов и узких туфлей – я почувствовал свободу, лёгкость и независимость. Возможно, поэтому новые мысли вихрем закрутились в голове, и уже, проделав десять шагов, у меня родилась идея найти более подходящее укрытие в том недостроенном высотном здании, наполовину покрытое зеркальной кожурой. А, может, потому, осознав фатальность сделанной ошибку, я остановился…

Разворачиваюсь назад и давай бежать, а она меня тормозит:

– Нет! Он умный парень. Он просто спрячется и всё!

Девка поняла по взгляду… По тому, как выглянул из-за угла и нырнул назад, притянувшись к стене. Сообразила, что люди, – носители «птички», – пошли на штурм магазина с другой стороны, как и то, что мы нарочно навлекли опасность на продавца, оставив в магазине одного. Потому что им лишние свидетели не нужны.

А ведь можно было забрать с собой, и пустить бежать по дороге…