Читать книгу Без восторгов и проклятий. Субъективные заметки по истории России - Аркадий Любарев - Страница 11
Вторая половина 19-го века
Как избежать крайностей?17
ОглавлениеПродолжаю тему, начатую постом «О нашем репрессивно-агрессивном режиме и исторических корнях» и продолженную постом «К чему приводит неправильная оценка ситуации» – параллели со второй половиной 19-го века – тема, навеянная впечатлениями от мемуаров Анатолия Кони и Петра Кропоткина.
У меня давно сложилось впечатление (и оно, кажется, разделяется многими), что одна из главных российских бед – преобладание крайностей: либо революционеры, либо реакционеры. И очень мало тех, кто ищет «золотую середину».
Одним из таких людей был Анатолий Федорович Кони. Любопытно: недавно я упомянул о нем в разговоре с одним близким знакомым, и тот переспросил: «Это который адвокат?» Да я и сам не так давно, хотя и знал, что в деле Веры Засулич он выступал как председатель суда, думал, что адвокатская практика ему также не была чужда.
Оказывается, он никогда адвокатом не был. Был прокурором, сотрудником Министерства юстиции, судьей, сенатором. Но к адвокатам относился с большим уважением, среди героев его биографических очерков шесть известных адвокатов.
Его «Воспоминания о деле Веры Засулич» (которые были опубликованы после его смерти – он их не окончил) гораздо шире очерка о самом судебном процессе, они описывают ряд эпизодов того времени и, главное, передают его атмосферу. И меня больше всего впечатлил в них эпизод совещания в Министерстве юстиции. Вот большие выдержки из него:
«Весною, в конце марта или начале апреля, государь обратил внимание на увеличение случаев открытой пропаганды и приказал министрам юстиции, внутренних дел, народного просвещения и шефу жандармов обсудить в особом совещании меры для предупреждения развития пропаганды… Для выработки программы в свою очередь было условленно собрать каждому по своему ведомству выдающихся лиц и с ними обсудить и программу и меры… В четверг на страстной неделе 1877 года вечером, были собраны у Палена за круглым столом в кабинете: Фриш, прокуроры палат Жихарев, Фукс, Евреинов и Писарев, правитель канцелярии Капнист и я… Пален начал с речи о том, что государю угодно знать, какие же, наконец, меры следует предпринять против пропаганды, и что он, Пален, желает знать наше мнение, ничего не предрешая, однако, заранее…
Когда очередь дошла до меня, я указал на то, что революционная партия, переменив тактику и перестав обращаться, как было в 60-х годах, непосредственно к обществу, приглашая его произвести переворот, и увидев невозможность сделать это своими собственными средствами, вербует новые силы среди молодежи и посылает ее «в народ», возбуждая в ней благородное сострадание к народным бедствиям и желание ему помочь. Народу же она твердит постоянно и всеми путями две вполне понятные ему и очень чувствительные для него вещи: «мало земли», «много податей». Школа в том виде, как она у нас существует, со своей стороны, бездушием приемов и узостью содержания преподаваемого содействует этому. Чем в действительности можно повлиять на ум, на душу молодого человека, юноши – честного и увлекающегося, которого влечет на ложный и опасный путь доктрины «хождения в народ» и его дальнейших последствий? 1) Указанием на историю и дух русского народа. Но родной истории почти не преподают в наших классических гимназиях; а народный дух узнается из языка, литературы, пословиц народа, между тем все это в загоне и отдано на съедение древним языкам. 2) Указанием на органическое развитие государственной жизни, на постепенность и историческую преемственность учреждений, на невозможность скачков ни в физической природе страны, ни в политической ее природе. Но с органическим развитием знакомит изучение природы, а естественные науки тщательно изгнаны из наших гимназий, и наконец, указанием на то, что организация законодательной деятельности государства дает исход, законный и спокойный, пожеланиям народного блага и удовлетворению нужд страны. Но сможет ли мало-мальски думающий человек по совести сказать, что, несмотря на давно общеосознанные потребности страны, наше законодательство не спит мертвым сном или не подвергается гниению «в бездействии пустом»? … «Где же ваша законодательная деятельность, могущая доставить удовлетворение чувству, возмущенному зрелищем народных тягот и лишений?» – скажет молодой человек… Мы ему ответим, что надо погодить, что придет время, что когда-нибудь законодательная наша машина двинется скорее и т. д. Но так, господа, может рассуждать человек, охлажденный годами, в котором сердце бьется медленно и для которого пожизненная пенсия может уже сама по себе представляться завидным и вполне отрадным результатом занятий законодательной комиссии, но так не думает, так не может думать человек, в котором «сил кипит избыток». Он отвертывается в сторону, где вместо слов предлагают дело, и бросается в объятия революционера, который и указывает ему путь, на котором написаны заманчивые для молодого сердца слова: «борьба», «помощь народу», «самопожертвование» и т. д. Поэтому две меры в высшей степени необходимы: пересмотр системы среднего образования в смысле уменьшения преподавания классицизма… и оживление, действительное и скорое, законодательного аппарата новыми силами и новым устройством, при котором будут, наконец, энергично двинуты назревшие и настоятельные вопросы народной жизни…
Относительно же лиц, уже обвиняемых в пропаганде, необходима большая мягкость… Теперешняя же система бездушного и очень часто необдуманного и жестокого преследования не только не искоренит зла, но лишь доведет озлобление и отчаяние преследуемых до крайних пределов…
Через несколько времени мы разошлись. Пален удержал меня на минуту. «Да, вот видите, любезный Анатолий Федорович, и вы, и Евреинов правы, но вот видите, это… это невозможно… и никто не примет на себя смелости сказать это государю… и, во всяком случае, не я. Нет, покорнейший слуга, покорнейший слуга!» – сказал он, иронически раскланиваясь и разводя руками…».
По поводу этой боязни сказать государю правду, можно лишь с горечью констатировать, что государь в довольно скором времени пал жертвой этой боязни. Но это – немного другая тема.
Кони явно обозначил два важных направления борьбы за умы молодежи: правильное образование и реальные реформы. Второе направление было важно со всех точек зрения, и в первую очередь с точки зрения интересов страны, но его же можно считать и главным средством борьбы с революционными настроениями (недаром «пламенные» революционеры так ненавидят реформаторов – и тогда, и сейчас).
С образованием сложнее. Учитывая советский опыт, я не могу категорично утверждать, что изучение естественных наук может способствовать снижению радикализма. Но общая идея, на мой взгляд, верная: убедить молодых людей, что «постепенность» лучше и, главное, вернее «скачков». Вероятно, лучше это делать на исторических примерах разных европейских стран.
Но, пожалуй, важнее убедить не молодежь, а «стариков», что отсутствие «постепенности» неизбежно приводит к «скачкам». Примеров достаточно и в российской, и в мировой истории.