Читать книгу Столыпин - Аркадий Савеличев - Страница 10
Часть первая
Дуэли
X
ОглавлениеМинуту, час ли, сутки стоял он перед пистолетом, не в силах отвести глаза. Если и бывал когда на свете Змей-Горыныч – так вот он, здесь, у подножия Машука. Сейчас все последние дни проносились как одно мгновение…
Петр двое бессонных суток скакал по степям Крыма – и ради чего? Чтобы повторить судьбу Михаила?..
До этого, до вожделенной встречи с князем Шаховским, у него и в мыслях не было, что, кроме всего прочего, еще и стрелять придется. О стрельбе Петр имел такое же туманное представление, как о проникавшей в Россию игре в гольф. Дело заключалось в том, чтобы найти, увидеть убийцу и поразить его своим внезапным появлением. А где ж искать людей из высшего света, как не на водах, в достославной беседке; там съехавшиеся с обеих столиц дураки с важным видом пьют из-под краников водицу, будто к молодости взывают. И щеголеватые недоросли, и звездные старцы, и никогда не знавшие ран офицеры. Младость, младость, о боги! Мы пьем ее, вечно утекающую молодость, не мешайте нам, не мешайте!..
Но как не мешать, если у любого найдется хоть десяток петербургских иль московских знакомых, и с каждым надо переброситься хоть десятком слов:
– Граф, давно ль из Питера? Говорят, там опять наводнение, на этот раз весеннее, и еще говорят…
– …весеннее, вот именно, слишком уж театральное. Ни одного министра в Неву не смыло!
– Слышу, слышу, любезные, – опять политика? Мало вам цареубийства, так еще и женоубийство, да! Он ее, приехав из Германии, с кучером застал – как не учинить ночную дуэль…
– …с одним пистолетом, ха-ха!
– Да полно, полно, барон. Вам бы только сдуру стреляться с кем ни попадя. А здесь месть, отмщение, вполне справедливое возмездие…
– …насколько справедлива пуля-дура, не так ли?
– Истинно так, князь. Но всегда ли справедливы ваши пули?
– Всегда, капитан. Мои пули праведны.
– Вы слышали, слышали? Како-ое самомнение!..
– Мы еще поговорим об этом!
Наверно, нелепо выглядел со стороны Петр Столыпин, уставившийся в одну точку. Здесь никто не стоял торчком, здесь расхаживали, разминали петербургские и московские затекшие члены; здесь священнодействовали. И разговоры – то же священное действие. Коль пришел к своему порскающему водицей алтарю – так говори, молись во славу этого вселенского говорения! Петра толкали, на Петра косились. Его даже узнавали:
– Петр Аркадьевич, как здоровье батюшки Аркадия Дмитриевича?
– Столыпин, что же вы, приобщайтесь. Клуб велеречивых бездельников!
– Верно, верно, о батюшках – потом, не поговорить ли вначале о… ш-ш, скажу погромче: о женщинах… еще громче о милых, милых дамах!.. Здравствуйте, несравненная Варвара Никодимовна!..
– Нижайший поклон вам, баронесса!
– Целую ручку, прелестница!..
Петр слушал, но вроде как ничего и не слышал, был занят важным, очень важным делом: воду в стакан наливал. Под поощрительные смешки:
– Тоже возболели, Петр Аркадьевич?
– Рано, рано!
– Болезни говорят о полноте жизни, любезнейший, как вы этого не понимаете!..
Так, стакан налит? Налит. Следует поспешать? Непременно следует, князь вот-вот выйдет из беседки, не в кустах же, где-то наедине, совершать такое священнодействие… Нет, нет. Публично.
Петр ринулся в его сторону, не очень-то вежливо расталкивая гуляющую толпу.
– Простите, ах, простите ради бога!
– Мои извинения…
– Да, да, тороплюсь…
Ага, князюшка, заметил?
Заме-етил!..
Шаховской уже поставил свой стакан на бордюр, готовый отойти от надоевших разговоров… но вдруг глаза его сошлись на одной точке.
– Ба, Петр Аркадьевич? Чего изволите, студиоз?
Петр еще не знал, чего он может себе изволить-позволить, но насмешливый вопрос все сам собой решил. Благословенная водица, вместе со стаканом, полетела в лицо, в рожу, в насмешливые губы князя, у которого, правда, рожи не было, – вполне приятный, разве что немного потертый жизнью вид. Но стакан да еще с водой, тяжел, губу, треклятый, рассек. Под общий выжидательный вздох:
– Никак опять?..
– …опять, а как же иначе!
– Дуэль, дуэль… вы видите?..
Здесь все складывалось прекрасно. Все было уготовлено здешней досужей обстановкой.
– Вытирайтесь, князь, умывайтесь… умоетесь еще и в крови… Пистолеты!
Пистолеты!
Шаховской не так долго и вытирался. Ровно столько, чтобы задержать платок на рассеченной губе.
– А вот это уже лишнее, студиоз. Кровь не здесь проливают…
– Не здесь! У подножия Машука!
– Ба, вполне по Лермонтову. Он ведь как-никак вам родственничек?
Слово «родственничек» совершенно взбесило.
– Родственнички бывают у таких негодяев, как вы, князь. Он мой брат!
– Да… хоть и пятая вода на киселе… Не забыли его судьбу? Куда прикажете?..
– Не забыл… князюшка! Остановился я в пансионе мадам Хонелидзе. Не сбежите?
– Не сбегу, студиоз, не сбегу. И мадам Хонелидзе знаю. Славная мадам! У нее всегда ночуют шутники, которые на тот свет собираются. До скорого свидания.
Ничего не скажешь, князь Шаховской умел держать марку. Вышел еще до того, как обидчик выкрикнул:
– До скорого, убийца… будешь и ты убиенный!
Петра обступили знакомые. Даже петербургские студиозы. Они-то и залились восторженными голосами:
– Ну, Петр Аркадьевич!..
– Молодец, Петро!
– Да, одернул наглеца!..
Одернули и слишком речистых студентов. Партикулярный молодой человек с явной военной выправкой и даже с тонкими, подчерненными усиками прищелкнул щегольскими цивильными каблуками:
– Поручик Ягужин! Корнетом служил у вашего батюшки. Честь имею услужить и вам!
Петр торопливо протянул руку:
– Очень благодарен, очень… Кажется, ведь секунданты нужны?
Поручик покровительственно, хотя и был-то всего двумя-тремя годами старше, посмеялся:
– Ну, Петр Аркадьевич! Ваши познания в дуэльном деле умилительны. Вы хоть пистолеты-то держали в руках?
– Да как-то не приходилось, поручик.
– О, святая простота! – Он решительно взял его под руку, уводя от бесполезной толпы. – Значит, через час я буду у мадам Хонелидзе. Пистолетов, разумеется, у вас нет?
– Откуда, поручик?
– Я поищу. За дуэльные не ручаюсь, придется браунинги…
– Да какая разница, поручик?
– Такая, Петр Аркадьевич. Браунинги бьют сильнее. Доску половую насквозь прошивают. Браунингами были вооружены и убийцы покойного императора. Через час! Потренирую вас да и в форму переоденусь. Так самому увереннее.
Поручик сделал жест рукой, как бы отдавая честь, но вспомнил, что в цивильном, – не донеся руки до виска, убежал.
Петр постарался отделаться от петербургских знакомых. Только сейчас до него дошло, что надо будет стрелять…
Стрелять?
Стрелять!
…Вот так же, наверно, и брат Михаил Юрьевич стоял у подножия рокового Машука. А секундантом суетился их общий родственник, поручик Алексей Столыпин, гусарский молодецкий сынок всесильного в прошлом обер-прокурора, сенатора Аркадия Алексеевича Столыпина; стало быть, двоюродный дядя, поскольку Аркадий и бабушка Елизавета – брат и сестра. Впрочем, дядька был на два года моложе племянника и находился под полным его влиянием; раньше они даже служили в одном гусарском полку, в том же качестве – дуэлянт и секундант – участвовали в нашумевшей дуэли с Барантом, а сейчас, вместо того чтобы вернуться в новый, Дагестанский, полк, застряли в Минеральных Водах. Что поделаешь, захотелось водицы попить!
Все повторялось. Хотя едва ли. Лермонтов-то был боевым офицером, ему не требовалось искать курок проклятого браунинга…
Спокойнее, спокойнее. Поручик Ягужин целый вечер учил его этому. Петр стал даже попадать в висящий на дереве картуз Миколы. Лукавый хохол подоспел, конечно, за деньгами, простодушно объяснив:
– А вдруг как убьют вас, Петр Аркадьевич… прости, Господи, мои прегрешения!
Неизвестно, простил ли его Господь, а Петр – да, отпустил грехи и щедро наградил верного сыщика. Теперь Микола, одновременно и верный слуга, крутился позади князя с каким-то саквояжем в руках. Может, лекарства. Может, шампанское.
Князь все время, пока сговаривались секунданты, вел себя уверенно и нагло. Он даже перебрасывался шуточками через пятнадцать отмеренных шагов, – его секунданты пердлагали десять, но поручик Ягужин, сейчас представший в полной форме Орловского полка, настоял на пятнадцати. Но замечание своего подопечного: «Да какая разница, поручик», – резко отрубил:
– Такая! Молчите, Петр Аркадьевич, и хоть здесь слушайтесь меня. Браунинги! Я же говорил?
Да, к двум браунингам, купленным поручиком Ягужиным, прибавились еще два: от князя. Тот вполне резонно извинился:
– Настоящих дуэльных пистолетов здесь не найти. Придется браунингами пробавляться.
Пробавление! Они лупят так, что доску прошивают. Поди, грудь человеческая послабее?
Сейчас Шаховской посмеивался:
– Дожила Россия! И убить-то себя как следует не можем…
– Можем, князь, – парировал Петр, нетерпеливо переминаясь в ожидании, пока секунданты закончат торг.
Машук возвышался рядом, как зловещий рок. Вершина слезилась густым туманом, ползли вниз белесые ручейки, словно преждевременная слезливость…
Но Петр только раз и глянул туда. Больше он не думал ни о поручике Лермонтове, ни о его бесшабашном дядьке Алексее Столыпине. У нынешнего Столыпина был свой поручик, бывший корнет отца. И немолодой уже майор, приведенный Ягужиным, – как оказалось, тоже бывший с отцом на Шипке. Ну, еще несколько студиозов за спиной покашливали, серьезно и деловито, как прожженные дуэлянты. Все с физико-математического, родного факультета. Можно было поклясться, что тоже, как и Петр Столыпин, впервые видят браунинги. И тоже недоумевают: неужто они стреляют?..
Поручик Ягужин, конечно, знал, на что способен с виду вовсе не грозный браунинг; сам вчера для проверки в доски садил так, что щепье летело. Новейший револьвер – не пистоль лермонтовской поры!
– Петр Аркадьевич, цельтесь еще до подхода к барьеру, – наставлял он, не очень-то веря в свои наставления. – Дальность стрельбы у браунинга хорошая, поэтому берите инициативу в свою руку. Не запаздывайте.
Петр и не думал запаздывать. Он выставил браунинг вперед еще на первых шагах. Князь же шел с опущенным к колену стволом. Если бы Петр что-то понимал, он бы наверняка догадался, что князь думал: «Только дураки торопятся! Всю дистанцию на вытянутой руке браунинг не удержать…»
И верно, на половине отмерянных камнями шагов Петр почувствовал, что револьвер ведет то вправо, то влево, а хуже того – вниз, словно там, на носках военных сапог князя, и была его голова.
А черный зрак противоположного браунинга все так же свисал к колену, видно, не решаясь посмотреть в глаза противнику, который с вытянутой рукой подходил все ближе и ближе…
Уже перебирая пальцами…
Как вдруг!
В последний момент Петр попытался тоже резко вскинуть свой затяжелевший револьвер, для чего и поднял, оголив всю руку, а оттуда…
…полыхнуло дымком…
…вроде бы не страшно, но…
…рука-то своя дрогнула, дернулась неуправляемо, и…
…вороненый револьвер выпал из нее, как черный, глупый галчонок, еще не научившийся летать…
Петр с недоумением уставился на бедолагу. Что?.. Так и не раскрыв рта, околевает на камнях?
Он силился поднять его левой, но правая обвисшая рука тянула в сторону, и наперерез уже бежали секунданты, крича:
– Дуэль, господа, закончена!..
Боли Петр не чувствовал, хотя рука плетью перешибленной болталась у бедра. Вот слова князя Шаховского услышал:
– Молите Бога, Столыпин, что я хорошо стреляю и смог вместо башки дурной попасть в дурную руку. Ей только ложку держать! Счеты кончены. Если нет ко мне претензий, честь имею!
Претензии?..
Как оказалось, пуля даже кость не задела, мякоть пониже локтя прошила.
Впрочем, местный доктор, к которому привез его поручик Ягужин, долго сгибал и разгибал пальцы, стуча по костяшкам.
– Что касается раны, так это пустяки, до свадьбы заживет. Вот нерв… Есть у меня опасение, что перебит. Это уже хуже. Покажитесь в Петербурге хорошему доктору. Я ведь только так, у дам мигрень сгоняю. Но – Бог даст!
Бог – он даст. До свадьбы ведь заживет.
– Спасибо, доктор! Благодарствую, доктор!
Оговорок Петр не слышал. Какие нервы?
Он счастливо улыбался. Домой, домой! Хотя вначале-то, пожалуй, в Херсон?..