Читать книгу Школа во времени. Цикл «Ковчег» - Артём Скакунов - Страница 6

Я проснулся рано – на Лёниных «Командирских», лежавших на поднятом вверх, к нашим полкам, столике, рядом с какой-то книгой, было полседьмого утра.

Из решётки в потолке тянул довольно свежий ветерок, пахло водой, травой и немного дымом. Похоже, корабль решили принудительно проветрить воздухом с «улицы», подумал я. Раз мы на дне озера, то там, наверное, какая-нибудь «дыхательная» труба из корабля вверх выдвигается.

Мой сосед ещё спал на противоположной полке. Спустившись, на «своём» нижнем диванчике я обнаружил два одинаковых пакета с чистой одеждой, полотенце, зубную щётку и мыльницу. Я тихо оделся и, прихватив один пакет и гигиенические причиндалы, выскользнул на пустую площадку.

Дорогу к санузлам я помнил хорошо. Она и была-то проще некуда, знай иди себе по лестницам всё время вверх, никуда не сворачивая. Наверху мне встретилась вчерашняя девочка – Софи, выходящая из душевой с полотенцем на плече. Одета она была в коричневого цвета одежду – нечто среднее между рубашкой из грубой ткани и длинным платьем. Выглядело всё это очень по-древнеримски и чудесно смотрелось на её стройной фигурке. Для полноты картины грубые перила железной лестницы хотелось заменить на пару порфировых32 колонн.

Софи улыбнулась мне и сказала:

– Доброе утро! Наши ещё не вернулись. Мама сказала, они недавно только выехали обратно. Питер с ними. Капитан только что звонил в рубку. Я про десантников только спросить забыла.

– Привет! А кто у тебя мама?

– Она врач. Здесь у нас медпункт есть, ты его, наверное, видел вчера. Он рядом с рубкой.

– Это у тебя туника?

– Да, нравится? – Софи крутнулась на пятке, заставив подол туники взметнуться выше колен. – За полноправных римских граждан нам себя всё равно не выдать, так что тоги и сто́лы не для нас.

– Я вчера забыл спросить, кто такой Питер? Кто-то вроде меня?

– Да, это мальчик из Аделаиды. То есть не совсем из города, но недалеко от него. Он из приюта имени какого-то святого, не помню только какого. Что-то вроде вашего детского дома. Я думаю, он твой ровесник. Просто моя мама сказала, что его к вам в каюту поселят. У нас обычно по возрастам объединяют. Тех, кто без родителей живёт, конечно. Как у тебя с английским?

– С английским? Зачем? Мне показалось, на корабле все по-русски говорят.

– Да, русский здесь основной язык. Но Питер его пока не знает. Я потом тебе разговорник занесу, на первое время.

– Хорошо, спасибо!

Софи сбежала вниз по лестнице, прыгая через ступеньку.

Я наконец догадался заглянуть в пакет с выданным мне облачением. То, что я принял спросонок за обычную одежду, вовсе ею не являлось. В пакете нашлась серая туника с короткими рукавами, полотенце сложной формы и некий предмет из кожи, с завязками – судя по конфигурации, разновидность трусов. Хорошо, хоть нижнее бельё у древних римлян уже в ходу! На каждом предмете одежды я обнаружил свои вышитые инициалы, дополненные числом 1981. Видимо, год взятия на корабль для экипажа имел большое значение, раз его даже в подобных местах запечатлевали.

В тесном коридорчике мужского санузла, несмотря на раннее утро, уже находилась пара примеряющих свою новую экипировку ребят. Первой ранней пташкой оказался вчерашний Джен; имя второго подростка я со вчерашнего дня не запомнил, слишком уж многим мне тогда довелось жать руку. Нам пришлось заново «перезнакомиться» прямо здесь. Четырнадцатилетнего темноволосого парня звали Максим Жуков. Он, как и я, был из СССР, только из более раннего, чем мой. На корабль его взяли из шестьдесят восьмого, два года назад. Мне пока непривычно было слышать подобные сочетания чисел. Для меня ведь «два года назад» означало семьдесят девятый. Ничего, решил я – привыкну как-нибудь.

– Ты и зубную щётку сюда приволок? – спросил Макс (он предпочитал краткий вариант своего имени, о чём меня сразу предупредил).

– Нельзя, что ли? – вопросом на вопрос ответил я.

– Да нет – чисти, конечно! Просто предупредить хочу – у нас здесь всего пара кранов, не считая тех, что в кабинках. Это сегодня народ никуда не торопится, а обычно здесь затор. Зато в каждой каюте есть и кран, и раковина. Чуешь, к чему клоню?

– Понял, исправлюсь!

Кабинки душевой, как оказалось, друг от друга отделялись такими же занавесками-ширмами, какие были на входе в каждую из них. На корабле, похоже, экономили место, и если стены не требовались конструктивно, то их и не строили. Все четыре кабинки оказались, несмотря на страшилки Макса, ещё свободными.

Почистив зубы и вымывшись, я начал разбираться с новыми предметами своей одежды. Это оказалось проще, чем казалось. Дождавшиеся меня Джен с Максом рассказали, что и как.

– Кожаная повязка33 – это плавки такие, для купания и спорта, – произнёс Джен. – Их сбоку завязывают. Я свои уже примерял, плавки как плавки, жёсткие только. Постоянно в них не стоит разгуливать, сотрёшь себе все…, в общем, всё сотрёшь.

– Ага, но зато какой танцор из тебя после этого получится! – непонятно пошутил Макс.

– Правильно, с этого начинай, – одобрил он мой выбор, ткнув пальцем в только что извлечённое мной из пакета тонкое «полотенце». – Основной предмет древнеримской одежды34. Повседневная набедренная повязка, её римляне носят днём и ночью. Сейчас покажу, как правильно надевать. А то Джен вон, свой способ уже успел придумать, с узлами где не надо. Еле распутали!

Показывал Макс на себе. Не подумайте ничего такого, он не стал облачаться в моё нижнее бельё, да я бы ему и не разрешил! Он просто надел свою вторую повязку поверх той, в которой уже находился. Макс, к счастью, захватил в душ сразу оба выданных ему пакета с одеждой. Мне оставалось повторить действия своего, так сказать, инструктора, с чем я легко справился.

С шерстяной туникой оказалось проще всего. Запихиваешься, как в обычную футболку, только длинную, до колен и плотную. Как обычно – главное, зад с передом не перепутать. Поясом потом перехватил – и готово!

– В экспедициях в прошлое нам запрещают пользоваться современной одеждой и другими предметами из будущего, – сказал Джен, когда мы вышли из душевой, – кроме специально отведённых мест.

– Это что! Когда меня на борт «Ковчега» взяли, у меня шесть зубов запломбированных было. Так Владимир Антонович, это врач наш, все эти пломбы в первый же день повыковыривал! – «обрадовал» меня Макс. – Заменил их на современные, белые, которые не выделяются на зубах. У некоторых были и хуже случаи, когда коронки металлические стояли.

– Что, вырывали и заставляли без зубов ходить? – ужаснулся я.

– Ну, почти. В срочном порядке отправляли на «большую землю» – протезы современные ставить, чтобы выглядели, как настоящие.

Нам навстречу по лестнице уже двигался проснувшийся народ. Я понял, что в душ я успел вовремя – ещё чуть-чуть, и пришлось бы выстаивать очередь.

Когда я спустился в каюту, Лёня уже проснулся и умывался над раковиной.

– Физкультпривет! – сказал он. – Я смотрю, ты уже в обновках щеголяешь? Слушай, можно тебя попросить? Сходи, пожалуйста, в трюм за завтраком для нас двоих, а я пока тоже приведу себя в порядок. Не хочется времени терять. Там, конечно, толпа уже у душа? А позавтракаем потом вместе. Одежду эту древнеримскую нам ещё вчера вечером выдали, ты спал уже. Капитан приказал всему экипажу заблаговременно с ней осваиваться. Всё равно ведь пока бездельничаем.

В коридоре и на лестнице в трюм тоже стала быстро выстраиваться очередь, которая, впрочем, почти так же быстро продвигалась. Молодой незнакомый мне человек выдавал требуемое количество картонных упаковок с завтраком голодающим «Ковчега». Ко мне парень обратился персонально:

– Привет, ты новенький ведь, Андрей? Я Марио. Второй не появился ещё?

– Нет, мне Софи сейчас сказала – они только выехали из приюта.

– Ясно, значит, завтракать будете пока вдвоём с Лёней. На вот, на всякий случай, держи для Питера тоже – вдруг его быстро привезут? Я тут его точно не стану караулить.

В коробках с непонятными надписями на французском языке оказались какие-то мелкие хлопья, смешанные с сухим молоком. Мы с Лёней залили их кипятком. Получилось нечто вроде серой оконной замазки, но съедобное и даже, к моему удивлению, вкусное. Быстро проглотив питательную субстанцию, мы побежали на вторую палубу. Нужно было успеть занять очередь на стрижку, пока она не разрослась до невообразимых размеров – пристойно стричь на корабле умели лишь несколько человек.

Через час нас было не узнать – ни дать ни взять двое рабов или вольноотпущенников Древнего Рима – стрижка была нарочито грубой, со «ступеньками». В трюме нам подобрали обувь по размеру – по паре вполне удобных, хотя и непривычного вида открытых сапожек – «калиг35» и сандалий36.

При свете дня окно перед четвёртой палубой, и правда, оказалось неплохим аквариумом. Любопытные серебристые рыбы то и дело приплывали поглазеть на источник света.

– Жаль, нельзя выходить. Рыбы вон сколько, я бы тут на простую удочку за час ведро наловил, – размечтался Лёня.

– Интересно, как в Древнем Риме с рыбной ловлей? – спросил я.

– Да почти как у нас. Только, говорят, некоторые виды рыбы запрещено ловить, которые положено лопать только императору и прочей знати.

– Ясно. Ну, у нас тоже не всякую можно. Стерлядь нельзя точно, её мало в реках осталось. Я рыбу, правда, раз в жизни всего ловил, мы из интерната для этого удирали. Такой разнос нам потом устроили! Но я маленький тогда был, старшим больше досталось.

Я вспомнил свой второй и последний опыт рыбной ловли и решил поделиться впечатлениями с моим соседом по каюте:

– Мы вот недавно в Артеке ночную рыбалку затеяли. Хотели поймать с ребятами на самодельную закидушку катрана, это акула такая маленькая, черноморская. Но рыбалка наша не удалась. Мы сами попались, милицейскому патрулю! Потом тот самый вожатый Витя, от которого мы вчера за кустами прятались, нас перед начальником лагеря выгораживал.

Воспоминание о ночном артековском хулиганстве сразу направило мои мысли в другую сторону.

– Где-то, интересно, сейчас мои товарищи-лазурники?

– А что им сделается, живут себе – поживают, – сказал Лёня, – только сейчас они взрослые уже, на семь лет старше стали. Учатся где-нибудь в институтах или работают. Может, в армии служат. Искать их не стоит, ты же здесь умершим считаешься.

Я задумался.

– Ты вчера мне говорил, что последнее сохранение вселенной было в восьмидесятом году. Ну, когда олимпиада была, так? А как же тогда лазерная авторучка из девяносто седьмого года? И этот наш визит в восемьдесят восьмой?

– Я тебе не всё успел рассказать, у тебя и так передозировка информации вчера наступила. Вряд ли ты что-нибудь ещё воспринял бы. Продолжаю. У корабля есть особый режим, в котором всё внутри застывает на заданный период времени – обычно это несколько лет. В пределах интервала до момента наступления следующего сохранения, конечно. Режим называется «стазис». В нём корабль просто застывает таким образом, что при этом каждая его молекула остаётся все эти годы неизменной. А для команды «Ковчега» это время пролетает в один миг. Проблема только в том, что корабль приходится всё это время прятать. Чтобы попасть в тысяча девятьсот восемьдесят восьмой год, мы перешли в сохранение тысяча девятьсот восьмидесятого года и подождали восемь лет на дне озера. Для нас эти годы пролетели в одно мгновение. Ты же не заметил ничего?

– А корабль? Его что, за восемь лет никто здесь не нашёл?

– Кто знает – может, и находили, аквалангисты какие-нибудь! Только в стазисе «Ковчег» выглядит как огромный гладкий белый шар. И он не очень сильно из дна торчит. Я думаю, всё это время он выглядел похожим на вершину здоровенной округлой скалы. К тому же его наверняка занесло илом и песком. А при выходе из стазиса грязь рассеялась. Она же не на поверхности стальной оболочки корабля была, а на поверхности окружающей оболочку защитной сферы стазиса. Забыл ещё сказать. При перемещении пространство корабля замещает пространство пункта назначения. Так что можно хоть в дно озера, хоть в скалу его засунуть, хоть в пирамиду Хеопса. Главное, выход предусмотреть.

– А как капитан и ребята из корабля высадились вчера? Корабль ведь по-прежнему на дне.

– Верхний шлюз у нас выдвижной, он на несколько метров может вытягиваться. Вылезли наверх, а там в лодку сели, резиновую, – ответил Лёня.

– А зачем вообще эта затея с озером? Ведь можно было в любом месте на суше выход вывести?

– Здесь местность очень людная, на суше заметить могли. С озером проще. Это в Артеке только повезло, с удобной скалой. Мы тебя в ней больше года ждали.

Глядя на моё ошарашенное лицо, Лёня пояснил:

– Ты про стазис не забывай. А скала, между прочим – самый удобный вариант. Во-первых, корабль скрыт, во-вторых, меньше опасность, что почва просядет – корабль тяжёлый, тонн четыреста весит, не меньше. Мы в твоей артековской скале выход из корабля почти на её поверхность вывели и, после выхода из стазиса, тонкую стенку изнутри выбили. Но в море этот кусок стены не стали сбрасывать, а прицепили на место, на тросах. Снаружи и незаметно было.

– По-моему, сложно всё это. Не проще ли было ко мне просто на улице подойти, после возвращения из Артека? – спросил я.

– У нашего капитана – и простой план? Так не бывает! Ему всегда так надо всё организовать, чтобы нам день взятия в экипаж навсегда запомнился! Как там у тебя – тайные ночные сигналы, побег из лагеря! Я же потом сообразил, свет Антон Степанович сам же и оставил включённым, пограничников подразнить. Ты не представляешь, что это за человек!

Капитан – по словам Лёни, прямо персонаж Грина какой-то, подумал я. Каково-то мне с ним придётся?

К нам по лестнице взбежала Софи.

– А, вот вы где! Андрея срочно в медпункт!

– Зачем в медпункт? – немного обеспокоился я.

– Медосмотр, прививки, – сказал Лёня, – ничего страшного, стандартные процедуры. Чтобы не схватить какую-нибудь древнюю гадость. На самом деле, наши бактерии для людей из прошлых времён страшнее, у них к ним иммунитета ещё нет. Ты лучше там зря ни на кого не кашляй.

– Мы никак не изменим прошлое, так что этого можно не бояться, – сказала Софи.

Лёня возразил:

– Но люди-то там настоящие, хоть и проживают кусочек своей жизни второй раз. Жалко их, это же не картинка на экране – всё взаправду! Ладно, идём, провожу тебя в наш медпункт, только за книжкой заскочу.

Провожатый мне был, конечно, уже не нужен – медпункт соседствовал с рубкой, я его ещё вчера приметил по красному кресту на двери. Просто вместе было веселее. Дверь была открыта, свет из неё выхватывал из полутьмы коридора дверь противоположной каюты. Я отправился на встречу со «стандартными процедурами», а Лёня в компании своего Брэдбери остался ждать снаружи, на узком откидном стульчике. Их тут был целый ряд вдоль стены.

– Пришли, молодой человек? – поднялся навстречу мне из-за стола пожилой человек в белом халате. Внешностью он немного напоминал Чехова с портрета в учебном корпусе интерната – такая же бородка и выражение глаз, не хватало только очков на ремешке.

– Здравствуйте, – сказал я, – я новенький, мне сказали, чтобы я немедленно шёл сюда.

– Правильно сказали. Вчера ещё, конечно, надо было, но лучше поздно, чем никогда. Будем знакомы, меня зовут Владимир Антонович, Тарасов моя фамилия. Я хирург и по совместительству главврач нашего маленького лечебного учреждения.

Видимая часть медпункта не превышала размером каюту, которую отвели нам с Лёней. Помимо упомянутого выше стола, в медпункте из мебели наличествовал диванчик – такой же, какие стояли в нашей каюте, и пара стульев. Остальное место занимало знакомое и незнакомое мне медицинское оборудование. Вся левая от входа половина комнаты была загорожена ширмой.

– Николет! – громко позвал врач, – подойдите, пожалуйста, явился наш новичок.

Из-за ширмы вышла красивая женщина лет тридцати, черноволосая. Видимо, это и есть мать Софи, понял я – очень похожа на дочь. Точнее, наоборот! Одета женщина была в белую тунику и сандалии, на голове красовалась сложная причёска.

– Здравствуйте, – поздоровался я.

– Привет, – ответила она. Говорила она с еле уловимым, но вполне приятным акцентом. – Раздевайся, начнём.

– Совсем раздеваться? – поинтересовался я.

– Андрей, не возражаешь, я тоже на ты перейду? – спросил Владимир Антонович. – Николет, как и я, врач, и стесняться её, как и меня, не стоит. Мы с моей коллегой должны знать всё о самочувствии каждого человека на корабле. От здоровья каждого из нас зависит многое – жизнь не только экипажа «Ковчега», хотя и этого немало, но и судьба нашей планеты. Ты теперь один из солдат нашей маленькой армии спасителей мира, это без иронии и высокопарности. Медосмотры будут частыми, привыкай.

– Тяжело в лечении – легко в раю! Да разоблачайся ты уже! – добавила Николет, выжидающе глядя на меня и, видимо, даже не собираясь отворачиваться.

Да уж, спорить с этими людьми – себе дороже! Я не был, конечно, столь уж стеснительным – у нас в интернате медосмотры были обычным делом, да и в лагере тоже. Просто мне почему-то не нравилась идея раздеваться при матери Софи.

– Я дверь закрою только, – произнёс я. Возражений не последовало.

Медосмотр длился целую вечность. Не остался без внимания, наверное, ни один квадратный сантиметр моего тела. Для начала Николет взвесила меня на напольных весах, Владимир Антонович послушал грудь стетоскопом, заглянул в горло, пошевелил каждый зуб. Во время последней процедуры я сразу вспомнил недавний рассказ Макса. Сейчас и мне как кинется пломбы выдирать, подумал я, хорошо если не вместе с зубами! Но ничего, обошлось. Видимо, пара моих залеченных коренных не слишком бросалась в глаза.

Потом мне сделали кардиограмму и УЗИ всяких органов, зачем-то ещё заставили глубоко и сильно дышать в какую-то трубку. Были и другие, не особо приятные этапы осмотра, даже рассказывать про них не хочу. В конце концов меня оставили в покое. Правда, чтобы совсем уж не расслаблялся, сунули градусник под мышку. Пока я так сидел, Владимир Антонович заполнял документы, задавая обычные вопросы – чем я, когда и как в своей жизни болел.

– Ну что ж. Нормальный здоровый парень. Жениться рано, а в остальном порядок! Не врёт твоя медицинская карта, – сказала Николет. – Не смотри так, мы стянули её из артековского медблока. Уколов ты, я надеюсь, не боишься?

Я уже ничего не боялся.

– Для начала сделаем прививки от чумы и ещё от пары зараз. Не забывай, мы часто и подолгу находимся в далёком прошлом. А там многие забытые у нас смертельные болезни – вовсе не редкость. Да и незабытых – как грязи. Вот, к слову, держи ещё таблетку – это от холеры. От обычных столбняка и оспы ты, я смотрела, уже привит. Всё, можешь надевать свою драгоценную хламиду. Через пару дней продолжим курс.

Вот, не забудь ещё. Тебе пока нельзя будет купаться в море. В душевой можно, там вода обеззараженная. В нашей терме на базе тоже можно будет, скорее всего, – заключила Николет.

Я исхитрился самостоятельно одеться, почти с первого раза. Правильно, конечно, что нам эту одежду заранее раздали. Придётся, правда, ещё потренироваться, чтобы не выглядеть в Древнем Риме полным остолопом.

– Андрей, ты знаешь, что такое терма? – спросил Владимир Антонович, когда я завершил своё облачение. Не рассчитывая всерьёз на мою эрудицию, главврач тут же сам себе и ответил:

– Терма, братец мой, это такая римская баня. Такое лучше самому прочувствовать, словами не опишешь! Всё, можешь идти. Это там Лёня с тобой? Пусть зайдёт, ему плановый осмотр тоже не повредит. Сквозное ранение лёгкого – не шутка.

Лёня ждал меня со скучающим видом. Закрытая книга лежала на соседнем стульчике. Ну да, я же Лёню практически без света оставил, закрыв дверь!

Приняв у Лёни коридорный пост, я сел передохнуть. Сиденье, несмотря на чувствительность моего исколотого седалища, оказалось довольно удобным, но коридор был узковат – если бы я захотел вытянуть ноги, то ступнями упёрся бы в его противоположную стенку. Стояла тишина, её нарушал лишь негромкий разговор часовых за углом – там, где находился вход в рубку, да из какой-то невидимой мне решётки доносился ровный гул вентилятора. Двери в каюты напротив меня были закрыты. Видимо, экипаж корабля отдыхал перед перемещением. За всё время моего ожидания мимо меня так никто и не прошёл.

Лёню отпустили примерно через полчаса.

– Порядок, – сказал он, – как обычно! Можно делать всё, но с ограничениями. Тебя как – сильно искололи?

– Три укола. Говорят, это только начало!

– Ну, меня сюда вообще в первый раз на носилках принесли. Ничего, живой!

– Ты прямо здесь, в медпункте, лежал?

– Сначала – да, а потом в нормальной больнице лечился, в шестьдесят четвёртом году, в Москве. Туда по поддельным документам, конечно, оформили. Мне же, по-хорошему, тридцать три года уже должно было быть, а не двенадцать! Не говоря уже о том, что мой прототип вообще умер. Тут у нас на «Ковчеге» целая лаборатория, паспорта и свидетельства лучше настоящих делает.

Андрей, ты не представляешь, какое это было ощущение – перенестись из войны в прекрасный мир будущего, узнать, что мы победили! Это было всего около года назад, но я потом с тех пор столько всего перевидал и узнал, что, кажется, сто лет прошло. Я назад сначала рвался – довоевать, попытаться спасти своих. Потом мне Антон Степанович объяснил, что к чему.

Капитан со своей экспедицией вернулся лишь к обеду, вслед за группой десантников. Я наконец-то увидел Питера, о котором мне заранее все уши прожужжали. Ему было всего одиннадцать лет, но он был почти с меня ростом, худой, с тёмно-коричневыми волосами и бледным, как у Пьеро, лицом. Вид у него был немного насторожённый. Думаю, как и у меня вчера. Одет был новичок в строгого вида форму – видимо, своего приюта. Она состояла из коричневых длинных шорт (или коротких брюк?) и бордовой рубашки с эмблемой на нагрудном кармане. Даже носки были форменные, из полосок тех же цветов.

Питера, как мы и предполагали, определили к нам в каюту. И, как и в моём случае, почти сразу капитан объявил о предстоящем сейчас старте. У них, наверное, тоже не обошлось без погони!

Я сел на своё место, ожидая перемещения. Лёня что-то сказал Питеру по-английски, и тот лёг на свой диванчик. Затем Лёня обратился ко мне:

– Андрюх, ты тоже сейчас ложись, а то упадёшь и расшибёшься. Мы ещё раз вернёмся в этот же восемьдесят восьмой – у экипажа там остались дела. Помнишь, нам придётся через восьмидесятый пройти? Так вот, там вы оба станете Спящими. Затем в стазисе мы пройдём до восемьдесят восьмого. Ты сразу проснёшься, а Питер ещё немного поспит.

Я осторожно лёг спиной на диван, стараясь не делать резких движений – места уколов ещё отдавались болью.

Вскоре мигнула лампочка, и Питер, тоже лежавший на спине, мгновенно закрыл глаза и мерно задышал.

– Теперь ему хоть из пушки над ухом стреляй – не проснётся, – сказал Лёня. – А ты уже можешь вставать, соня!

– Я спал? Я же ничего не почувствовал!

– Ты спал минуту всего, пока навигатор в рубке настраивал время ожидания. А само нахождение в стазисе абсолютно не замечается. Даже любая пылинка в воздухе остаётся на своём месте.

Через несколько минут в нашу дверь позвонил Вальтер. Войдя, он сообщил нам, что у него хорошие новости – капитан в порядке исключения разрешил нам наблюдать перемещение корабля из окна. Когда лампочка мигнёт ещё раз и Питер проснётся, можно будет потихоньку выйти на площадку и подойти к ближайшему иллюминатору.

– Ура, – закричал Лёня, – это надо видеть!

Лампочка моргнула второй раз. Питер, мгновенно проснувшись, с изумлением уставился на Вальтера. Для него тот, вероятно, появился в каюте мгновенно, каким-то непостижимым волшебным образом. Лёня опять медленно заговорил по-английски, Питер ему что-то ответил. Затем в беседу вступил Вальтер. Английский он знал куда лучше Лёни и уж тем более меня. Речь Вальтера лилась так же быстро и бегло, как и у Питера. Я сидел дуб дубом и не улавливал ни одного знакомого слова, хотя английский я в школе уже начал учить. Я даже знал, что май нейм из Андрей, а Лондон из зе кэпитал оф Грейт Бритэйн.

Вскоре Вальтер открыл дверь, и мы все ринулись к ближайшему окну, благо бежать было недалеко – ближайшее окно находилось прямо за нашей лестницей. Через несколько минут наблюдения за зеркально чёрным на этот раз «аквариумом» (наша палуба находилась под землёй) окно ярко осветилось, и за ним открылось бескрайнее огромное небо. Корабль стремительно и совершенно бесшумно летел под большими белыми облаками над лазурной синевой моря.

– Сейчас август ноль ноль семьдесят шестого года, – сказал Вальтер по-английски, – мы приближаемся к территории Римской империи.

Софи, которая, как выяснилось, успела в это время неслышно подойти к нам сзади, перевела мне его фразу.

Вальтер сказал это как нечто вполне обыденное, но у меня от его слов сразу захватило дух. Надо уже как-то уже привыкать к чудесам! Я только сейчас осознал, что всё это взаправду. А ведь всё правильно! Что я раньше видел? Бункер внутри скалы и аквариум с рыбками за окном? Маловато для веры в перемещения во времени! Сейчас же всё было по-другому. По-настоящему.

– Я надеюсь, мы сейчас спустимся, тогда рассмотрим всё получше, – сказал Лёня.

Корабль, и в самом деле, стал спускаться, не снижая между тем своей умопомрачительной скорости. Внизу замелькала суша, быстро появились и исчезли какие-то строения – скорость не позволяла рассмотреть подробности. Вновь появилось море.

– Это Адриатическое, – сказал Лёня, – я знаю.

Движение корабля стало наконец замедляться.

– Ничего необычного не видишь? – спросил Лёня, глядя на меня с хитрым видом.

Необычным было всё. Но Лёня явно имел в виду что-то конкретное. Мне и самому казалось – окружающий мир был неправилен. Чего-то в нём не хватало. Только я не мог найти источник этого ощущения. Внезапно меня озарило.

– Почему всё вокруг замерло?

Поразительно, в этом мире двигался только наш «Ковчег»! Огромные синие волны внизу застыли, как на моментальной фотографии. Клочья пены, уже начавшие свой полёт с их белых гребней в воду, так и остались в воздухе. То и дело нам попадались зависшие в небе птицы. Красивый корабль под нами, с двумя рядами вёсел, словно сошедший с экрана исторического фильма, приклеился к окаменевшей волне под странным углом.

– Так работает перемещение, – сказал Вальтер. – Три этапа. Перескакиваем в нужное время, перемещаемся в пространстве, запускаем ход времени. Подробности потом сам узнаешь, – произнёс он всё это почему-то с какой-то нехорошей, как показалось мне, кривой улыбкой.

– Я уже немного рассказал Андрею, – сказал Лёня, – основное. Вы с Софи Питеру объясняйте, что происходит. Он совсем одуревший стоит, а у меня с английским не так хорошо, как у вас двоих.

«Ковчег» то замедлялся, то ускорялся, иногда резко меняя направление. При этом, что удивительно, манёвры корабля не сопровождались ни малейшими перегрузками. Когда я для проверки своих ощущений на мгновение прикрыл глаза, мне показалось, что корабль вообще стоит на месте.

– Вот, собственно, город Рим, – сказал Вальтер, – римляне не знают ещё, что они древние, бедняги.

Корабль плыл над городскими кварталами. Я совсем не так представлял себе древний город. Я почему-то считал, что увижу нечто сплошь белокаменное, но город оказался довольно пёстрым. Многоэтажные здания были деревянными, каменными были только некоторые из них. Узкие улицы были заполнены людьми, застывшими в неудобных позах. Многие из них были в ярких, довольно красивых складчатых накидках. Мне бросилась в глаза забавная картина – маленькая собачка, спешившая убраться с дороги крытых носилок, несомых четырьмя, судя по их занятию, рабами, зависла в воздухе в верхней точке прыжка.

– Люди в тогах37 – полноправные граждане Рима, – сказал Вальтер, – нам такая одежда не положена.

Среди римских прохожих куда больше попадалось людей, одетых в обычные туники серых и коричневых оттенков. Короткие, выше колен – на мужчинах, и более длинные – на женщинах. Примерно такие туники были сейчас на нас самих. Рабы, вольноотпущенники38 и свободные, но бедные граждане. Кажется, они называются плебеи39, неуверенно припомнил я. Экипажу корабля предстоит выдавать себя за подобный простой люд.

– А для чего вообще такое плавное перемещение? – пришло мне вдруг в голову, – в Аделаиду мы ведь мгновенно перескочили!

– Ну ты и болван! – сказал Вальтер. – Ты не понял, что ли? Это ознакомительная экскурсия, специально для вас с Питером! Вон, видишь стройку? Это будущий Колизей. Здесь раньше пруд был, его при Нероне выкопали40.

– Тот самый Колизей?

– Можешь так считать. Место точно то самое, а строение ещё не раз полностью переделают.

Софи в это время что-то очень быстро объясняла по-английски Питеру.

– Она у нас полиглотка, – шепнул мне Лёня. – Знает русский, французский, немецкий и английский как родные языки. Правда, она на корабле родилась, с детства в интернациональном коллективе.

Корабль вновь очень быстро набрал скорость, безо всякого для себя вреда проносясь прямо сквозь препятствия. Я вспомнил слова Лёни, что корабль при перемещении замещает собой пространство назначения. Может быть, принцип полёта объединял в себе и стазис, и замещение пространства?

Вскоре полёт закончился – корабль неподвижно повис над какой-то, как показалось мне, тихой пустой площадью, окружённой строениями.

– Наша будущая база, – сказал Вальтер, – вилла в Кампании, это такая область в Италии. В нашем времени где-то в этих краях город Неаполь.

Корабль стал плавно опускаться вниз, забирая немного в сторону от виллы, и погрузился в пустырь рядом с ней, прямо сквозь какое-то полуразрушенное строение на берегу моря. За окном вновь стало черным-черно.

– Приехали, теперь бегом прятаться, – скомандовал Вальтер. – Скорей, кому уши до́роги!

Мы все ринулись в нашу каюту – она была единственной на площадке, стоящей с дверью нараспашку. Последовала уже знакомая мне последовательность задраивания входа, моргания лампочки над дверью и объявления капитана об успешном прибытии на место. Выходить до специального оповещения запретили всем, а время прибытия на этот раз скорректировали стазисом так, чтобы корабельное утро соответствовало местному.

Я спросил у Вальтера:

– В шлюзах нет, что ли, компенсирующих клапанов? Почему нужно в каютах прятаться?

– Есть, конечно, – ответил тот, – на газовые редукторы шлюзов приходится основной удар при выравнивании давления между коридорным воздухом и окружающей корабль атмосферой. В дверях кают – дублирующая система, для безопасности. Там ещё и контроль давления идёт: если слишком маленькое или слишком высокое, опасное для здоровья – двери блокируются. А вообще, это всё прежние инженеры придумали, к ним все вопросы.

У конструкторов этих, правда, уже ничего не спросить. В чём-то они правы со своей реализацией, ведь даже при самом мощном взрыве никогда не бывает мгновенного перепада давления, как у нас, при наших перемещениях.

Но и неудобства очевидны. Я бы вообще всё это переделал, есть у меня мыслишки…

Ладно, бывайте. С вами хорошо, а без вас – ещё лучше!

Вальтер вернулся к себе.

Софи, как оказалось, не забыла про своё обещание. Она принесла с собой не один, а целых три англо-русских разговорника. Один вручила Лёне, намекнув на его всё ещё корявый инглиш, остальные раздала нам с Питером.

К счастью, сразу до использования разговорников дело не дошло. Я общался с Питером через добровольных переводчиков, в роли которых по очереди выступали Софи и Кэтрин (первая из встреченных мной на корабле девочек прибежала к нам сразу после перемещения, уже переодевшись в девчачий вариант туники). Лёня кое-как объяснялся сам.

Кэтрин рассказала, как их группа наняла в прокате автомобиль и как они сначала заблудились в поисках приюта, хотя имели с собой подробную карту.

– Правила у них там странные! – отметила она, – мало того, что руль на машине справа, так ещё и ездят не по той стороне и перед перекрёстками друг на друга руками машут – кому первому проезжать!

Питер сообщил нам о себе не слишком много. Он, как и я, был сирота и всю жизнь безвылазно воспитывался в приюте. Очень увлекался историей и программированием. В приюте у него была возможность делать компьютерные программы, хотя компьютер у них там был один на всех.

– Компьютерами англоязычные люди называют ЭВМ, – подсказал мне Лёня.

– Ну, уж это я знаю, – ответил я, – у нас в Союзе тоже так многие говорить стали.

– Хватит болтать! – заругалась на нас Софи, мы с человеком разговариваем!

Питера, как начинающего программиста, убедили в реальности путешествий во времени, продемонстрировав возможности ЭВМ будущего. Маленький параллелепипед размером с плитку шоколада мог отображать объёмную графику, показывать фильмы, реагировать на прикосновение к экрану и даже проецировать картинку на любую плоскую поверхность. Но больше всего Питера поразил объём внутренней памяти устройства и его быстродействие. Вальтер, конечно, не подарил Питеру свою микроЭВМ, но пообещал ему, что на корабле он обзаведётся точно такой же своей. Фотоальбом со снимками Древнего Рима, собранный десантниками корабля на предварительной рекогносцировке, стал контрольным выстрелом. Питер влился в экипаж «Ковчега».

Кэтрин в поход за Питером брали как носителя английского языка, наиболее близкого по возрасту будущему члену экипажа. Правда, я думаю, ещё и потому, что Вальтер не обладал особым обаянием – скорее, наоборот. Мне показалось, что Питер от Кэтрин был в восторге. Как, интересно, обставили вербовку новобранца на этот раз? Я решил, что лучше потом спрошу об этом у самого Питера, когда языковой барьер между нами уже не будет представлять такой неудобной преграды.

Теперь Питеру предстояло выучить русский язык, а Лёне и мне – форсировать изучение английского, иначе нормального общения у нас не получится. Не обращаться же постоянно к девчонкам за помощью!

Наконец девочки отправились к себе.

Пугать медосмотром Питера мы сразу не стали, а сначала тоже переодели, постригли и накормили обедом. Затем он был официально представлен команде на второй палубе – там, где вчера экипаж Ковчега знакомился со мной. Только потом Питер, наконец, попал в истосковавшиеся по свежей крови руки врачей. Из медпункта наш новый товарищ вернулся взъерошенным и с горящими ушами. Ему явно требовалось отвлечься, и Лёня сбегал к кладовщику Марио за парой микроЭВМ. Один аппарат он вручил мне, второй – Питеру.

– Держите, теперь они ваши. Удобная вещь. Вальтер сейчас соединил их в радиосеть, и мы можем в пределах зоны действия передатчиков писать друг другу сообщения. Скоро обещают наладить ЭВМ в библиотеке, и тогда у нас будет возможность даже книги и фильмы оттуда выбирать, прямо себе на экран! Я предлагаю сейчас поиграть в какую-нибудь сетевую игру. Мне давно такой аппарат выдали, он из девяносто восьмого года. Мы там много всякой аппаратуры набрали, разбираемся с ней теперь помаленьку.

Лёня показал, как запускать одну из таких игр, и мы, как-то сразу увлёкшись, не заметили, как прошло несколько часов. Игра заключалась в управлении армиями сказочных созданий. В конце концов ожидаемо победил Лёня, его экранчик озарился фейерверком, заиграла бравурная музыка. ЭВМ побеждённых окрасили свои экраны в кровавый цвет, сопроводив эту прелесть похоронным маршем.

– Посмотреть на нас со стороны, – заметил я, – три очень древних римлянина дорвались до варварской техники из будущего!

– Практически у нас всё так и есть, – серьёзно сказал Лёня, – ведь на самом деле никто не знает, кто создал механизм перемещения корабля, но мы им вовсю пользуемся.

Когда мы доиграли, я спросил:

– Лёнь, как экипаж добывает всякую аппаратуру из будущего вроде этих микроЭВМ?

– Не только из будущего, из прошлого тоже. Не поверишь, это похоже на самый обычный грабёж! Корабль перемещается в нужное время и место, его выход размещают прямо в нужном складе, и десантники берут там с полок всё необходимое. Это не ограбление в прямом смысле – при повторном перемещении в это же сохранение всё «награбленное» вновь окажется на своих местах. Но действовать приходится быстро, часто под трезвон сигнализации и вой приближающихся милицейских или полицейских сирен.

Точно таким же образом происходит пополнение склада «Ковчега» запасами пищи, топлива, свежими аккумуляторами и прочим необходимым. Иногда так получается вынести ценные книги или даже вытянуть лебёдкой сейф с бумагами. Кстати, о бумагах. Твои документы из лагеря и ключ от корпуса мы добыли тоже так. И даже артековскую форму для меня.

Вот только с большими библиотеками древности фокус не проходит – их книгохранилища, как правило, имеют колоссальные размеры и там требуется работа на месте.

Чтобы быстрее изучить корабль, я в тот же день для собственного удобства перерисовал с коридорной стены себе в блокнот план его жилых палуб.

Вот он:

Всех жильцов кают на этой схеме я пока не стал отмечать, решив добавлять имена по мере знакомства с их обладателями. Для начала я ограничился лишь ближайшими своими соседями, обитателями нашего края первой палубы. Помимо ребят без семей – таких, как я, здесь находились также старшие подростки, захотевшие пожить с друзьями, а не с родителями.

Вечером капитан сделал обещанное объявление.

– «Ковчегу» придётся ещё некоторое время побыть под землёй, рядом с территорией виллы. Сама она пока ещё в чужих руках. Но уже этой ночью отряд наших десантников со мной во главе отправится в город Стабии41, к владельцу виллы, для официального её приобретения. Она им давно уже выставлена для продажи, это мы выяснили ещё при первой разведке. Там же, в Стабиях, будут оформлены документы на весь наш экипаж. Это дело не одного дня. Всем вам придётся некоторое время потерпеть тесноту корабля. Но гонять лодыря здесь никто не будет, это я вам обещаю. Экипажу предстоит пройти краткие курсы латинского языка и местных обычаев. Без этого нам никак. Завтрашний отряд уже достаточно подготовлен, а остальным нужно будет как следует потрудиться.

Я забыл сказать, что в корабельной терминологии десантниками назывались члены экипажа, совершавшие активные действия за пределами корабля. Обычно это были разведывательные или исследовательские операции, но иногда этим людям приходилось и стрелять.

Верхний шлюз нашего корабля был аккуратно выведен под здание прибрежного храма, разрушенное несколько лет назад землетрясением. Это обеспечивало нам удобный и достаточно секретный выход. Государство, экономя деньги, храм не восстанавливало, а суеверные местные деревенские жители туда не ходили – если уж боги решили разрушить строение, то они наверняка не преминут наказать любого святотатца, проникшего в развалины. Не полагаясь на это полностью, десантники обнесли периметр храма датчиками проникновения и выставили часовых у входа в шлюз. Как я уже знал от Лёни, такими процедурами не пренебрегали никогда.

От отряда время от времени поступали вести по радио. Прикрытие оказалось надёжным. Паспортов с фотографиями в Древнем Риме ещё не придумали, что упрощало дело. Покупатель (Антон Степанович лично) представлял себя богатым иностранцем – перегрином42, сопровождаемым свитой слуг-вольноотпущенников и рабов. По римским законам он предварительно должен был найти себе так называемого патрона – достаточно знатного римского полноправного гражданина. С этим проблем не возникло – деньги решили всё.

Вилла по «легенде» нашего прикрытия приобреталась для обустройства в ней, в числе прочего, частной школы для рабов, приобретённых в дальних провинциях. Их, само собой, должен был изображать экипаж корабля, буде на территорию виллы забредёт посторонний. Иначе сложно будет объяснить наличие на вилле множества плохо говорящих на латыни людей. Школа не должна была вызвать особых подозрений. Здесь многие богатеи занимались покупкой дешёвых рабов – иностранцев, чтобы, после обучения, вновь продать их, но уже существенно дороже.

Продавец был готов расстаться с виллой в любой момент. Сделка тем не менее откладывалась – в городе временно отсутствовал необходимый для её заключения представитель власти.

Так прошла неделя, за ней – другая. Мы так и жили в каютах, в своём подземном заточении. В этом была и некоторая польза – изучение языков в усиленном режиме вскоре стало приносить свои плоды. Уроки проходили в коридоре второй палубы, несколькими группами – вся команда одновременно на палубе не помещалась. Преподавателями были муж и жена, Марио и Долорес Росси. Итальянец и испанка, оба не старше тридцати лет, имели характерную для своих стран внешность. Марио был, между прочим, кладовщиком и десантником, а Долорес – аналитиком и историком. На корабле, по всей видимости, приветствовались разносторонние знания и умения.

Латинский язык, к моей радости, помог мне упорядочить и мои скудные знания английского. Языки оказались крайне схожими. Теперь мне не приходилось постоянно просить Софи или Кэтрин быть переводчиками при разговорах с Питером. Фразы нам пока приходилось, конечно, составлять максимально простыми, но результат был налицо – мы стали хоть как-то общаться. Русский язык Питер изучал в перерывах между основными занятиями, и дело продвигалось не слишком быстро.