Читать книгу УБЫР. Проклятье колдуна - А.В. Леонов - Страница 11

Странная смерть Виктора Сергеевича Прохорчука, 1916 года рождения, произошла, по данным экспертизы, примерно в то же время, что и смерть Воронцова.

Травмы Прохорчука были такими тяжёлыми, что он, по всем медицинским законам, должен был скончаться тотчас после того, как их получил. Однако в квартире погибшего не обнаружилось ни орудия убийства, ни следов борьбы; никакого подозрительного шума соседи тоже не слышали. Предполагаемый убийца вполне, конечно, мог уничтожить следы; но он никак не мог исчезнуть из квартиры, оставив за собой закрытыми все шпингалеты и задвижки – на двери, на окнах, на форточках. Приходилось выбирать между тремя чудесами. Первое: преступник, перейдя в газообразное состояние, улетучился через вентиляционную решётку в туалете. Второе: погибший поскользнулся, крайне неудачно ударился обо что-то твёрдое – например, о батарею – тщательно вымыл роковой предмет, навёл в комнате порядок и только тогда уже, со спокойною совестью, помер. Третье: погибший был невероятно живуч и сумел донести свою изувеченную голову до дома. Более вероятным – точней сказать, не столь невероятным – выглядело последнее предположение, особенно – в сочетании с данными о том, что в ту же ночь неизвестный пожилой человек действительно получил ранения головы.

Следствию предстояло проверить два предположения: Прохорчук убил Воронцова; Прохорчук – тот страшноватый старик, что попался на глаза случайным свидетелям. В деле, и без того секретном, возникло новое неудобство. Прохорчук при жизни имел хорошую репутацию. Если бы выяснилось, что он оказался преступником, то надлежало принять все меры против огласки этого факта. Преступления желательно было раскрыть, не привлекая опасно большого числа свидетелей. Оттого следствие двинулось бочком и криво: начало́ не с подростков, а со старухи и фрезеровщика.

Бабка вошла в морг с заметным воодушевлением, однако перед столом принялась кокетничать: закрыла лицо руками и заявила, что «не в жисть не глянет на такие страсти». Когда её наконец уговорили посмотреть на погибшего, свидетельница, с не вполне убедительным ужасом, взялась причитать: «Господи, что делается-то, что делается!» После чего заявила, что определённо видела другого человека.

Сысоев напомнил ей, что живого человека она видела лишь издалека и мельком, к тому же облик людей после смерти, особенно насильственной, зачастую сильно меняется. Но бабка стояла на своём: «Я ж вам говорю, тот был в тюбетейке!» Майор уведомил её, что тюбетейки, а равным образом и головные уборы всех прочих разновидностей, не относятся к числу особых примет. В это, конечно, непросто поверить, но бывали случаи, когда в один день человека видели в кепке, на другой – с непокрытой головою, а на третий – в ушанке. Свидетельница посмотрела на него с сожалением, как на непутёвое дитя: да тот же, другой – чурек, раз в тюбетейке. Майор потратил ещё некоторое время, выясняя, в самом ли деле неизвестный мужчина принадлежал к какой-то азиатской национальности, или же это впечатление сложилось у бабушки под магнетическим воздействием тюбетейки? Но старуха божилась: «Да, натуральный бабай узкоглазый». С тем её и отпустили.

Фрезеровщик явно чувствовал себя не в своей тарелке, но старался не подавать вида. Он деловито всматривался в лицо погибшего и наконец неуверенно покачал головой:

– По-моему, не он.

Сысоев осведомился, насколько свидетель уверен в своём отрицании. Мужчина также напирал на то, что предъявленное ему тело принадлежало человеку европейского происхождения, тогда как ранее свидетель видел человека иных кровей.

– Мне всё-таки показалось, что вы не очень уверены. Долговато всматривались…

Мужчина, кажется, смутился и, отчего-то немного виновато глядя на майора, сказал:

– Да я вижу, что не тот, только как-то…

– Как-то – что?

– Да вроде что-то есть похожее. – Свидетель помешкался и досадливо махнул рукой: – Да нет, что я людей путаю! Не он это. Тот азиат был. Точно!

Свидетели, особенно фрезеровщик с его колебаниями, не убедили Сысоева окончательно. Он не мог отделаться от мысли, что два попадания в одну воронку – то есть сведения о двух жутковатых старичках – это многовато. Даже если помнить о том, что часть попаданий представляет собою не твёрдые факты, а мимолётные впечатления и смутные предчувствия. Василий решил наведаться в жилище погибшего и побеседовать с его соседями.

Иногда кажется, что теория вероятности не так беспристрастна, как ей положено быть. Она втайне сочувствует тем, кто упорно ищет, и негласно подбрасывает им якобы случайные удачи. Едва Сысоев вошёл во двор, где жил покойный учитель, как услышал радостный детский крик:

– Мам, мам, смотри, что у меня!

Майор рассеянно, думая о своём, повёл глазами – и остановился как вкопанный.

Мальчишка бежал к лавочке, на которой с вязанием в руках сидела молодая женщина. На голове ребёнка, кое-как держась на самых ушах, покачивалась большая тюбетейка.

– Вовка! – всплеснула руками мамаша. – Где ты эту дрянь нашёл? Выброси сейчас же!

Майор быстро подошёл к скамейке.

– День добрый! – Василий с тренированной галантностью показал мамаше удостоверение. – Вы знаете, а ваш мальчик, кажется, интересную вещицу нашёл. Вовчик, где ж ты, правда, этот малахай откопал?

Парнишка задичился и прижался к маме. Та тоже насторожилась.

– А что такое? В чём дело?

– Нет-нет, ничего страшного, – лучезарно улыбнулся Сысоев. – Одно хулиганство тут… выясняем. Потерял один гражданин тюбетеечку.

Вовка воодушевился.

– А вон, я на крышу залез, – ребёнок показал на сарай, стоявший на другой стороне двора, – а она там лежала.

– Пойдём-ка, покажешь. Вы уж, девушка, извините, буквально на минуту. Вас как, кстати, зовут?

– Таня, – растерянно пробормотала женщина.

– Очень приятно! А я вообще-то Василий Степанович. Ну, да вам неинтересно. Молодая, красивая, а я…

Женщина смущённо улыбнулась.

– Мам, я на крышу с дяденькой милиционером пошёл, – деловито сообщил Вовка, шмыгнул носом и припустил в сторону сарая.

Когда майор подошёл к сооружению, мальчик уже стоял на крыше и преданно смотрел на милиционера. Сысоев с сомнением посмотрел на крышу и с сожалением – на брюки.

Сарай был невысок, в рост человека с поднятой рукою. Василий ухватился за край крыши и неожиданно ловко для своего уже грузноватого тела оказался наверху.

– И где, атаман, ты её нашёл?

– А вот тарелка лежит, – мальчик показал на старую алюминиевую миску, – я перевернул, а там шапка!

– Так, так… тарелка в этом месте и лежала, или ты её передвинул?

– Передвинул, только чуть-чуть!

Выходило, что до миски, прикрывающей тюбетейку, можно было дотянуться, не забираясь на крышу. Сысоев взял тюбетейку, спрыгнул вниз и спустил своего маленького помощника. Отечески потрепав Вовку по вихрам, майор приветливо махнул рукой Тане и направился к подъезду. Мальчуган, гордый выпавшей ему ролью, помчался к матери.

Сысоев вскрыл квартиру. Альбом с фотографиями лежал на виду, в книжном шкафу. Майор с комфортом расположился на диване и принялся неспешно перелистывать страницы.

Пухлый альбом вместил в себя всю жизнь Прохорчука. Вот он – карапуз, вот – школьник, солдат, жених… Всё это «преданья старины глубокой». Нужно что-нибудь ближе к современности. Вот покойный, уже пожилой, снялся для какой-то официальной надобности: слегка придушенный галстуком, строго смотрит в объектив. Здесь Прохорчук весело поднимает рюмку в дружеском застолье. Вот, кажется, здешний двор, мужики забивают «козла».

Стоп. А это что за действующее лицо? Вот этот, снятый в профиль, похожий на монгола, и явно местный – сидит по-домашнему, в трико и в майке. А где же хозяин альбома? Оба-на! Так это же он и есть! Но откуда это неожиданное впечатление?

Сысоев вновь вгляделся в официальную фотографию.

Глаза старика имели немного разную форму. Левый был круглым, а правый… правый слегка суживался ко внешней стороне лица. На снимке анфас эта неправильность не бросалась в глаза. Но, похоже, когда Прохорчук оборачивался правой стороной лица, то мог походить на нерусского.

Сысоев выбрал ещё несколько фотографий, на которых, где в большей, где в меньшей степени, отображалось это свойство покойного, и постучал в соседнюю квартиру. Там проживал Анатолий Олегович Свечников. Следствию было известно, что он общался с Прохорчуком чаще прочих соседей. Скучающий пенсионер явно обрадовался визиту майора. Жены дома не оказалось.

– Ну что, – деловито осведомился Свечников, – как двигается следствие? Это же надо, как зверски Виктора Сергеевича убили! Нет, раньше до такого не допускали. Порядок был!

Сысоев внутренне поморщился. Слухи об убийстве надо бы пригасить.

– Ну, такое, признаться, и раньше бывало. Но не о том речь. Перво-наперво попрошу вас не распространяться о выводах следствия. Вы же человек в годах. Опытный! – В голосе Сысоева попутно прозвучало: кому б другому не сказал, но вам…

Пенсионер подбоченился.

– Следствие склонно считать, что произошёл несчастный случай. Так сказать, совсем уж несчастный – такое редко случается. Но случается! Однако нужно выяснить некоторые детали… чтобы сделать правильные выводы. Итак, между нами.

Сысоев достал фотографию, запечатлевшую партию в домино.

– Скажите… я не вполне уверен, здесь снят Виктор Сергеевич или кто-то другой? Вроде он, а вроде… не похож на себя…

Пенсионер взглянул на фото и засмеялся.

– Он, он. Это было у него такое свойство: как боком повернётся, так на басурмана похож.

– А не можете сказать, многие ли это свойство примечали? Может, кто из своих его за то и подразнивал? По-дружески.

Свечников задумался.

– Да нет, такого не было. Не сказать, чтоб это у него прямо особая примета была. Я другой раз замечал… уж не знаю, при каких обстоятельствах угла зрения. Ну, может, другой раз и подкалывал. Точно не припомню.

– Значит, было такое свойство, но не сказать, чтоб прямо уж в глаза бросалось? – задумчиво спросил Сысоев.

– Да. В смысле нет. В смысле было, но не бросалось. А почему Вы спрашиваете?

– Порядок, Анатолий Олегович, порядок. Вот что ещё… вдруг припомните? Вам не доводилось… – майор с видом неисправимого бюрократа полез в портфель и продолжил: – Видеть этот нож?

– Так это ж Виктора Сергеевича нож! – воскликнул Свечников.

– Вы уверены?

– Конечно! Видно же, приметный. Он у него уже лет сто. А ручка года два как обломилась. Я ему всё говорил: купил бы ты себе новый ножик, дело-то копеечное. А он: да в моём холостяцком хозяйстве и этот сгодится!

Майор для проформы задал ещё несколько вопросов, попрощался со словоохотливым собеседником и поспешил в «серый дом».