Читать книгу УБЫР. Проклятье колдуна - А.В. Леонов - Страница 6

Первая девушка погибла за месяц до убийства Воронцова; впоследствии неуловимый изверг загубил ещё четыре жизни. Вернее сказать, пять смертей достоверно установило следствие; и кто его знает – может, иная мама живёт себе спокойно, уверенная, что дочь бодро размахивает мастерком в строительном отряде, а девочка…

Преступления совершались ночью, что не удивительно, и в глухих местах, что также не вызывало возражений, рационального мотива не просматривалось. Ни одна из погибших не подверглась изнасилованию. Ограбление тоже не вытанцовывалось: на одной из девушек остались золотые серёжки, при другой – кошелёк с суммой в шестнадцать рублей сорок четыре копейки. Добыча, конечно, невеликая, да и на какие крупные капиталы мог рассчитывать грабитель, подстерегая в поздний час одиноких девушек? У всех погибших перерезано горло, причём перерезано одним уверенным движением, ни на одном теле не обнаружено других ран. Следователи не сомневались: охотится один и тот же персонаж, патологический тип, давно описанный в специальной литературе, но никак не отмеченный в материалах съездов и пленумов. Поскольку в социалистическом обществе нет места ни самим маньякам, ни безответственным о них слухам, особое дело возглавил особый куратор – майор Сысоев.

Преступник, хладнокровный и осторожный, какими обычно и бывают деятели этого редкостного профиля, ни разу не оставил каких-либо внятных следов. За месяц сито розыскных мероприятий просеяло неимоверное количество мужчин и даже женщин, что имели неосторожность оказаться хоть в тридесятой связи с этими мрачными эпизодами, но всё впустую. Не обошлось без того, чтобы кто-то смекалистый из следственной бригады не предложил: с объектами следует поработать решительнее… и проще. Сысоев, по своему положению, имел полномочия действовать размашисто, пренебрегая для пользы дела иными юридическими тонкостями. Но майор недвусмысленно осадил рационализаторов: он всегда думал именно о пользе дела, то есть о том, чтобы найти настоящего преступника, а не о том, чтобы быстрее рапортовать о победном завершении следствия. А рапорт, увы, во внятной перспективе не просвечивался… Багаж следствия составляли пока что лишь рассыпчатые сведения и расплывчатые версии. Одной из нитей была информация о неизвестном человеке, который, похоже, засветился дважды!

Одна пожилая дама, проживающая в частном доме, как-то около одиннадцати часов вечера вышла по хозяйственной надобности во двор и обратила внимание на то, что по направлению к близлежащему пустырю быстро прошёл какой-то немолодой человек в тюбетейке. В другой раз другой свидетель, средних лет фрезеровщик, мельком увидел из окна своей квартиры, как некий мужчина, опять же в годах и опять же в тюбетейке, около полуночи шёл в сторону гаражного кооператива. Эта тюбетейка так приковала внимание свидетелей, что ни одна, ни другой не смогли даже уверенно запомнить, был ли мужчина в пиджаке или в одной рубахе. Оттого не могло считаться особенно надёжным и единодушное утверждение свидетелей о том, что мужчина имел внешность восточного типа. Вполне могло статься, что, отталкиваясь от необычного головного убора, воображение очевидцев придало восточные черты и лицу человека. Поведение человека и старушке, и фрезеровщику показалось подозрительным. Разными словами свидетели описали сходное впечатление: неизвестный мужчина явно не хотел привлекать к себе внимания, однако скрытность его была хорошо рассчитанной и не выдавала себя. Владелец тюбетейки не крался, не замирал, не озирался, он шёл твёрдым шагом, не очень быстрым и не очень медленным, и как будто что-то высматривал. В его коротком и цепком взгляде сквозила настороженность, но без суетливости, и что-то очень недоброе.

Конечно, было более чем вероятно: только фантазия свидетелей окрасила облик прохожего в этакие смутно зловещие, не лишённые известной романтичности тона. Уже то, что незнакомцем интересуется настоящий следователь, настраивает свидетеля на определённый лад, и свидетель вдохновенно повествует, как своими глазами видел сущего разбойника – и при том не умеет сказать, какого цвета на том были штаны. Однако какой-то призрак факта маячил: дважды рядом с преступлениями прошёл немолодой человек предположительно азиатской национальности. Следствие пыталось потянуть за эту тонкую нить, но, увы, ничего не выудило.

Дело буксовало. По городу грозной тенью бродил особо опасный преступник, а город, вовлечённый в круговерть житейских дел и убаюканный прессой, жил обычной своей жизнью. Уносились в небо и затихали страшные материнские крики; тревожный шёпот народа терялся в шуме дорожного движения, глох в плотной вате лжи: преступность у нас только и делает, что снижается, снижается так давно и неотвратимо, что иной раз становится непонятно, как она, горемычная, и дотянула-то до нынешних времён? Но, как и встарь, до великого Октября, кипели людские страсти и взрывалось человеческое горе; не проходило дня, чтоб преступная рука – по злобе, по расчёту, а всего чаще по дурости – не обрывала чью-то жизнь.

Все эти дни Сысоев внимательно следил за происшествиями в городе. Горожане по-прежнему исправно резали своих ближних, и в этих происшествиях трагичность сплошь и рядом сплеталась с примитивностью: сели, выпили, поругались, вот – труп, вот – автор. И, как по ГОСТу – множественные ножевые ранения, нанесённые возбуждённой, но неопытной рукою. Убийство Воронцова – пока ещё «неизвестного мужчины» – сразу выделялось дикой, нехарактерной деталью – ножом, вонзённым прямо в лицо. Об этом, трясясь, только и твердил случайный путник, сообщивший милиции о трупе.

Неуловимый подопечный Сысоева пока что обнаруживал совсем другие привычки. Он не нападал на мужчин и – зачем лишний раз детализировать – резал иначе. Вовсе не было похоже, что это преступление связано с убийствами девушек, но всё же Василий решил познакомиться с этим случаем поближе. И на тебе: снова наткнулся на того ли, не того ли, но – на старика.

Подростки, подавленные ночными событиями и последующим своим задержанием, плакали, мямлили, елозили; но эти сопливые хитрости выкристаллизовались наконец в крупицы надёжных сведений. Слова Петьки Ерёменко подтверждались. Татьяна Симакова, 1965 года рождения, около половины двенадцатого вечера направлялась на посиделки. Идя безлюдной тропой, она заметила, что её преследует какой-то человек, и бросилась бежать. Так старик столкнулся с пьяной компанией. Старик оказался ужасающе силён и ловок; он вмиг прирезал главаря, и, что сложнее, шутя разметал всю компанию. А в компании, считая покойника, было шесть парней и две девицы!

Маловероятно, чтобы юнцы сумели соврать так слаженно; а если бы и врали, выбор версии выглядел бы странно. Зачем плести о старике? Куда убедительнее выглядел бы молодой здоровяк. Впрочем, они в принципе могли прослышать о старике в тюбетейке. Следствие по особому делу велось, конечно, со всей возможной секретностью. Но информация, как известно, обладает свойством просачиваться через самые микроскопические щели, после чего возникать в самом неожиданном месте в самой причудливой форме. Однако Сысоев, человек опытный, чувствовал, что подростки не договаривались и не репетировали. Особенно явственно это проступало в том неподдельном страхе, с которым они рассказывали о старике. Они даже не пытались скрыть, что их товарищу Серёге удалось-таки ударить преступника железным прутом по голове. Простодушно поведал о том и сам Сергей Боркин, 1966 года рождения. Было видно, старик представляется ему таким чудовищем, что у Боркина не возникает и мысли: как бы со своим прутом ненароком на статью не нарваться.

Итак, на сцену выступил неизвестный дедок с хорошо выраженными криминальными наклонностями, дерзкий и сильный – выступил с тем, чтобы тут же исчезнуть, не дав сыщикам понять: двинулось ли дело вперёд или ещё больше запуталось. Тот ли это человек, что попался на глаза фрезеровщику и старухе? Тот ли это человек, на чьей чёрной совести смерти девушек?

Подростки не сказали ничего определённого о внешности и одежде старика, только то, что был он среднего роста, плотный, седой, в сероватого цвета простом костюме, без галстука (ясное дело, не на светский приём собирался). Будь на нём пресловутая тюбетейка, ребята непременно бы её отметили, но ни один не указал ни на тюбетейку, ни на восточный тип лица. Сысоев велел прочесать местность вокруг поляны. Тюбетейки в округе не обнаружилось; зато обломки стальной арматуры, по своим тактико-техническим характеристикам пригодные к употреблению в драке, валялись в захламленной рощице на каждом шагу. Однако ни на одном пруте не нашлось ни отпечатков пальцев Боркина, ни следов того, что прут основательно прикасался к человеческой голове.

В распоряжении сыщиков остался только один материальный след – нож, погубивший Ворона, самый обыкновенный кухонный нож, имевший, однако, хоть какую-то индивидуальность: с правой стороны его деревянная рукоятка была обломана примерно на треть. Отпечатки пальцев убийцы получить не удалось – возбуждённые подростки той ночью густо залапали улику.