Читать книгу УБЫР. Проклятье колдуна - А.В. Леонов - Страница 14

Майор подходил к приёмной начальника областного управления внутренних дел. Навстречу вышел хозяин.

– А, Степаныч! – приветливо поздоровался полковник. – Яков Трофимович уже там, прокурор – на подходе. Я сейчас подойду.

Майор деловито поздоровался с полковником, вошёл в приёмную, кивнул секретарше и проследовал в кабинет.

В кабинете по-хозяйски расположился седой человек, толстый круглой уютной толстотою, с добродушным и чуть плутоватым лицом бывалого председателя колхоза. Яков Трофимович Сердюков действительно родился и вырос в деревне, долго работал в сельском хозяйстве, там и приобрёл тот стержень, на который нанизывался его жизненный опыт. Впрочем, хотя с молодых лет трудился он на руководящих должностях, всё ж председателем никогда не был. Со школьной скамьи он проявил склонность к комсомольской работе, и комсомольская, а позже партийная среда ответила на его чувства. Карьеристом Яков Трофимович не был. В юности он в самом деле хотел встать в первые ряды и строить светлое будущее, потому что любил народ искренней сыновней любовью. Конечно, с годами розовые очки поизносились, на их место явились обычные стёкла «на плюс», и Яков Трофимович привык поглядывать из-под этих стёкол с начальственным прищуром. Но любовь к народу не прошла; она только исподволь переросла из сыновней в отеческую – строгую и справедливую. Дитя у Якова Трофимовича было, конечно, в основе и в сути своей хорошее, но, положа руку на сердце, основательно непутёвое, и требовало неусыпного присмотра.

Последние годы Сердюков работал в обкоме партии. Должность его звалась тускло и серо – «начальник отдела административных органов». Взгляд непосвящённого человека, наткнувшись в телефонном справочнике на это неброское сочетание, равнодушно соскальзывал. И невдомёк было непосвящённому человеку, какую могущественную фигуру не удостоил он своим вниманием, ибо начальствовал Яков Трофимович над такими административными явлениями, как милиция, прокуратура, суд и отчасти – органы государственной безопасности.

Если подопечные Сердюкова следили за тем, чтобы соблюдался закон, то сам Яков Трофимович олицетворял собою иное, высшее качество власти. Он надзирал за тем, чтобы сам закон соответствовал высшим целям – революционному правосознанию и политической целесообразности. Органы руководствовались пусть и толковыми, но всё же ограниченными и разрозненными кусочками мудрости: пунктами, инструкциями и статьями. Планы и действия Сердюкова прямо, без промежуточных звеньев, опирались на конечную мудрость – мудрость партии.

Конечно, свои ответственные задачи Сердюков не мог решать в одиночку. Ему требовались помощники, люди, которых можно освободить от пут формального права, но при том быть уверенным, что они не станут этим освобождением злоупотреблять. Одним из самых посвящённых и надёжных помощников стал Сысоев. Этого толкового оперативника, тогда ещё капитана, Яков Тимофеевич приметил лет семь назад. Сердюкову приглянулись его честность, отвага, чёткий, несколько суховатый ум и не в последнюю очередь – самое правильное отношение к начальству. Капитан наилучшим образом сочетал в себе дисциплинированность и независимость, и независимость его была естественной, разумной, без примеси вызова или самолюбования. Кое-кого это свойство раздражало, но Сердюков, руководитель и впрямь неглупый, в угодниках не нуждался. Он постепенно приблизил Сысоева к себе – и не прогадал.

Формально имея над собою добрый взвод начальства, майор на самом деле подчинялся только Сердюкову. То же положение занимал и следователь прокуратуры Ливенцев, которого партийный куратор привлёк к особым своим делам года на два позднее. Ливенцев был помоложе Сысоева: сейчас Василию шёл сорок второй год, Сергею – тридцать пятый. Они работали чаще всего вместе, и первой скрипкой был не следователь, а оперативник – Сысоев. Так вышло не из-за разницы в возрасте, какое дело процессуальным нормам до возрастных амбиций? Но в их работе главным было разумное действие, стрела, пущенная прямо в цель; нормы же представляли собой канцелярские правила, которых желательно придерживаться для того, чтоб не вызывать лишних вопросов. Оттого Ливенцеву отводилась роль не главы следствия, а ловкого делопроизводителя, оформляющего бумаги так, как надо. Это не означало, впрочем, что Сергей превратился исключительно в писаря, он оставался хоть и подчинённым, но – следователем. Сверх того – раз уж товарищей не сковывали обычные правила – Ливенцев не только проводил допросы и писал протоколы, но занимался и живым делом: сиживал в засадах, участвовал в задержаниях, а иной раз – и в перестрелках.

– Как дела? – приветливо осведомился начальник отдела.

– Дела у прокурора. Подойдёт – расскажет, – ответил, усаживаясь, Сысоев, и оба рассмеялись

– Ну, как тебе новый? – доверительно спросил Сердюков.

Начальник управления работал здесь только месяц. Полковника перевели с такого же точно поста в соседней области. Должность там и сям была генеральской. Прежняя область была куда обширнее нынешней, нынешняя – слегка превосходила прежнюю по населению и экономическому развитию. Поэтому оставалось неясным, что означает эта рокировка: то ли последний шаг к штанам с лампасами, то ли намёк на то, что полковник достиг своего потолка.

– Нормальный вроде мужик. Честно сказать, мало ещё общались. – Пожал плечами Сысоев.

– Ну что ж… пока посмотрим. Кстати, пока все свои: поднял я тебе зарплату, на пятьдесят рубликов. Самого-то тебя повышать некуда, майором ты партии нужнее. Подкинем из одного фондика на организационные расходы. – Яков Трофимович подмигнул и шутливо продекламировал: – Как сказал Маяковский: «Стала величайшим коммунистом-организатором!»

«Даже сама Ильичёва смерть» – укоризненно шикнула память. Сердюков прикусил язык и на всякий случай строго посмотрел на майора. Но Сысоев, приятно удивлённый вестью, не заметил оплошности начальника.

Наконец подошли и прочие участники совещания: полковник и прокурор области.

– Ну что, – деловито начал Сердюков, – все, в общем-то, уже в курсе дела. Давай, Василий, ещё раз коротенько об итогах… да пора и решать.

Сысоев рассказал о результатах расследования. По убедительным косвенным данным, убийства девушек совершал некто Прохорчук, шестидесяти пяти лет, пенсионер, бывший школьный учитель, к глубочайшему прискорбию – коммунист и фронтовик. (Сердюков скривился, как от зубной боли). Преступник покушался на шестую девушку, но наткнулся на её приятелей. Завязалась драка. Преступник убил предводителя, ранее судимого Воронцова, но и сам получил, не установлено от кого конкретно, смертельные травмы. Однако сумел дойти до своего дома и скончался уже там. То, что именно Прохорчук убил Воронцова, подтверждается тем, что орудием убийства послужил простой кухонный нож, по характерным приметам уверенно опознанный соседом как нож Прохорчука. Обращает на себя внимание и почерк: жестокость, сила, уверенное владение холодным оружием. Если говорить о девушках, то свидетельства очевидцев, на первый взгляд, уводят в сторону от Прохорчука. Однако при дополнительном изучении они подтверждают версию. Сысоев рассказал о том, как очевидцы с невнятными, но вместе с тем схожими показаниями не признали в трупе Прохорчука того человека, которого видели около места преступления; о тюбетейке, найденной в укромном месте неподалёку от места жительства предполагаемого преступника; о том, что экспертиза обнаружила в ткани головного убора волосы Прохорчука; и, наконец, об особенностях лица покойного.

– Смотри ты, как ловко рассчитал, – хмыкнул полковник. – Выходит, этой шапкой усиливал ложное впечатление. Как раз, чтобы случайного свидетеля заморочить. Человек, он как? Взглядом скользнул – что в глаза бросилось, то в памяти и отложилось.

– Итак, вчерне у нас всё срастается. По-хорошему надо бы предъявить подросткам труп, а другим свидетелям – прижизненную фотографию. (Прокурор задумчиво кивнул). – Но… – Сысоев красноречиво умолк.

– Вот именно: «Но!» – раздражённо заговорил Сердюков. – По-хорошему… Дело тут не хорошее, а особое. Убийства на сексуальной почве! Да ещё этот… фронтовик хренов. Категорически нельзя разглашать! А опознание… сколько народу ещё вовлекается. Какие будут мнения: если без опознания, на чём можем проколоться?

– Ну, – ответил Сысоев, пожав плечами, – ещё и не такие совпадения бывают. И потом, при последнем покушении тюбетейки этой долбаной на нём не было…

Прокурор и полковник согласно кивнули.

– Я согласен, – нетерпеливо махнул рукой Яков Трофимович, – что в обычных условиях наша святая обязанность – все возможности, все нестыковки до упора раскапывать! Но в данном случае мы не имеем права мусолить – если, да кабы, да вдруг. Ну, не одел – и не одел. Может, кто-то возле гаража вертелся. А может, решил, что кепка-то его уже засветилась как следует. В общем, записывайте.

Собеседники придвинули блокноты.

– Начнём, с чего попроще. Прохорчук умер, – Сердюков сделал паузу и внятно выговорил, – от несчастного случая. Сергей, – руководитель повернулся к полковнику: – Это по твоей части. Сегодня же пошли участкового, пусть обойдёт соседей и проведёт разъяснительную работу. Мать его за ногу, что ж наплести-то? Ну, пусть от лица милиции попросит, чтоб пожилые люди… в общем, поосторожнее были. А то вон как один… хороший человек… поскользнулся. (Сука!) Это – раз. Второе. Бери всех малолеток и для профилактики закрывай в кэпэзуху. Незачем им знать, кого они кокнули. Отпустишь, когда закончим с похоронами. Заодно пусть и понюхают, что такое тюрьма, глядишь, задумаются, как оно по ночам шастать. – Виктор, – Сердюков оборотился к прокурору, – санкционируй. И передай Ливенцеву: пусть для проформы ещё раз подробно всех опросит – ничего, потрясутся, им полезно – а потом объявит: «Хулиган, которого вы избили, задержан и этапирован в другую область, там на нём серьёзное преступление». Их дальнейшее участие не требуется, брысь!

По похоронам… я сам, пожалуй, утрясу в исполкоме. Близких родственников у него, слава Богу, нет, дальние в других городах живут. Им сообщим, что похоронили за казённый счёт, как заслуженного человека. (Сука!) Зарыть сегодня же гада, как бича: неструганый гроб, на могилке – бирка, на бирке – Иванов И. И., чтоб и имени его поганого на земле не осталось. Кстати, Сергей, надо изъять все фотографии, документы, письма и прочее. Виктор, санкционируй. Чёрт, что ж соседям-то втереть, они ж наверняка будут интересоваться, кто хоронить будет да когда? Не будем мудрить. Пусть участковый скажет: мол, краем уха слышал, что какая-то родня хочет забрать тело, а наверняка не скажу. Будут вести – мол, сообщу. А там разберёмся.

Главное, по девушкам… По девушкам надо будет согласовать с Москвой. Это – мне. Ну что, товарищи, по коням.

Прохорчука зарыли через два часа. Зарёванных подростков отпустили восвояси на следующее утро. Через три дня родителям убитых девушек сообщили, что виновник смерти их дочерей установлен. Убийства совершил ранее не судимый Кузнецов Александр Васильевич, 1946 года рождения, шабашник из иногородней бригады. При задержании в далёком северном посёлке Кузнецов оказал вооружённое сопротивление сотрудникам милиции и был убит.

Покойный Александр Васильевич действительно был порядочной сволочью. Но ни сам Кузнецов, ни бригада, к которой он прибился в последние месяцы своей жизни, никогда не бывали в городе, где жили и умерли несчастные девчонки.