Читать книгу УБЫР. Проклятье колдуна - А.В. Леонов - Страница 12

Школа гудела, обсуждая из ряда вон выходящее событие. Народ роптал: Вите съездили в пятак, и Витя же оказался виноватым, а учительский любимчик, само собой, – белым и пушистым.

Конечно, на следующий день ему было страшновато идти на занятия. Но это уже была не та беспросветная робость, что угнетала его прежде. В нём свершился важный внутренний перелом: он поверил в свои силы. Он понимал, что воинское счастье переменчиво, и, может статься, в скором времени его поколотят. Но теперь он был уверен: это станет только его текущей неудачей, а не подтверждением того, что ему самой судьбой предназначено быть битым. И этой неудачи он своим обидчикам не спустит.

Неудачи, однако ж, не произошло. Витя, молодец против овец, перепугался до самого корня. Общественное мнение оставило ему лазейку, чтобы не отплачивать за неслыханное оскорбление – и при этом хоть как-то сохранить лицо. Витя поспешно юркнул в эту щель – давал понять, что, кабы б не учителя, то он бы! Ну, а раз уж в мире нет справедливости… «Х… ли связываться с говном, только вони будет», – с достоинством говорил хулиган своим приспешникам и презрительно сплёвывал. Приспешники согласно кивали, им тоже, после конфуза с главарём, не особенно хотелось связываться с очкариком. Нашёлся только один непонятливый юноша, который, что называется, «не просёк масть», – некий Жук. Этот Жук однажды вихляющейся походкой подошёл к пионерчику и заявил, что как он, Жук, поглядит, отличник что-то шибко блатной стал. Отличник спокойно посмотрел в лицо недалёкого приспешника, и приспешник не прочёл в этом взгляде ничего для себя вдохновляющего. Хороший мальчик равнодушно послал плохого по известному короткому адресу. В этом равнодушии заключалось нечто настолько обескураживающее, что плохой мальчик только и смог, что угрожающе буркнуть: «Ещё поговорим». Но обещанного разговора так и не состоялось.

Мальчик расправил плечи. Он не оставил своих занятий. Дома он постепенно соорудил небольшой спортивный уголок, а к заветной брошюрке добавил ещё вырезки из журнала «Советская милиция», который отец когда-то выписывал бог весть из каких побуждений. Время от времени он ввязывался в драки, и с каждым разом это становилось для него всё легче – как в физическом, так и в психологическом отношении. Случалось, он бывал и бит, но теперь редкие поражения не представляли для него трагедии. Его уверенность в себе всё крепла, и он, не без удивления, замечал: очень часто для того, чтобы осадить самого дерзкого на вид наглеца, вполне хватает одной этой уверенности. Такая простая развязка, однако, не всегда его радовала. Он полюбил то сладостное чувство, что возникает, когда врежешь по нахальной роже, ухмыляющейся в предвкушении твоего унижения, – и рожа, пуская кровавые сопли, только и сумеет, что в потрясении вытаращить тупые свои глазёнки. Иногда, когда долго не случалось драки, он сам искал её: крутился около хулиганистого вида типов, прикидываясь, что изрядно трусит, и, если тип клевал на удочку, – в мгновение ока сбрасывал маску и показывал свой острый оскал.

Конечно, авторитет его среди ребят вырос, особенно после одной схватки, стенка на стенку, с ватагой из неприятельского микрорайона. Ватагу вёл уже не какой-то там Витя, а известный на всю округу Крамарь, которому было аж семнадцать лет, и который побывал в самой настоящей колонии. Этому-то Крамарю он и вывихнул руку приёмом под светским названием «тур ле бра». Особенное впечатление на пацанов произвела мамаша, которая днём позже примчалась в их двор и истошно вопила, что этот бандит (отличник?!) покалечил… её мальчика (Крамаря!!).

Рост его дошёл до отметки среднего взрослого и на том остановился. Его внешность так и осталась неказистой, а сложение – на вид очень хилым. Но, хотя постоянные упражнения так и не дали ему красивых мускулов, его тощее тело стало твёрдым, как камень, и налилось силой. Он уже мог не особенно церемониться с общественным мнением: меньше, чем прежде, стеснялся своих очков, своих отличных оценок и гуманитарных интересов, сочетавшихся с полнейшим равнодушием к футболу и хоккею. Однако он до конца так и не избавился от подсознательного убеждения, что звание отличника близко соседствует со званием придурка. В своём будничном поведении – в манере держать себя, в построении речи, в жестах и ухватках – он старался походить на пацанов от мира сего. Свою душевную утончённость – а он и в самом деле обладал ею – он прятал подальше и открывал только тем, кому доверял. Впрочем, и в сём мире ему жилось неплохо. Грубоватая оболочка, за которой хороший мальчик прятал своё истинное «я», не особенно жала, и мало-помалу оболочка так приросла к подлинной его натуре, что превратилась в одну из действительных черт характера.